Мы подъезжаем к моему дому в третьем часу ночи, пикап с рычанием останавливается.
– Эй, Ари, – Мэтт кивает в сторону коттеджа и выпрямляется, – машина твоих тетушек.
Да, серебристый «Фольксваген» стоит во дворе. Мне становится не по себе, а живот скручивает судорогой.
– Черт, они дома.
– Как они добрались быстрее нас? – не понимает Хэрри.
– Может, они не прогуливались ни по какому лесу. Как считаешь?
Мэтт открывает дверь, пропускает меня, и я выпрыгиваю из машины. Окна дома освещены. Тети не спят. Почему-то я не удивлена.
– Что ж, я надеялась, мы поговорим утром. Видимо, придется сейчас.
– Тем лучше, Ари, – говорит Мэтт. – Сама подумай, к чему тянуть? Разберись со всем прямо сейчас и забудь об этом.
– Наверное, ты прав.
– Я прав.
– Какой самодовольный.
– Иди! – Мэтт взъерошивает мне волосы, и я, защищаясь, отталкиваю его, мы улыбаемся, и на душе становится немного легче. Возможно, ничего страшного в моем разговоре с тетушками нет. Я хотела узнать правду? Вот и узнаю. – Завтра увидимся на твоем любимом предмете.
– Договорились. Пока, Хэрри! – Я подбегаю к водительскому окну и едва не сталкиваюсь с Хэйданом лбами: – Спасибо тебе.
– Обращайся! – парень довольно улыбается. – Это ведь не последняя наша вылазка?
Хитро прищуриваюсь и, приблизившись к Хэрри почти вплотную, шепчу:
– Возможно, только не говори Мэтту, а то его хватит приступ.
– Заметано!
Мы прощаемся, я слежу за тем, как старый пикап, кряхтя, трогается с места. Что ж, пути назад нет. Я смотрю на коттедж и киваю сама себе:
– Отлично. Я справлюсь.
Сказать проще, чем сделать. Но внезапно я понимаю, что именно мои тети виноваты в том, что со мной творится. Я сидела бы дома, если бы они не вели себя так странно, и нашим с ребятами жизням ничего не угрожало, если бы Норин и Мэри-Линетт не секретничали.
Открываю дверь, захожу в дом. Кого я пытаюсь обмануть? От меня всегда были одни проблемы. Мама видела во мне гигантскую гормональную бомбу, которая не заботится о себе, о своем будущем и о том, что важно для сорокалетних старперов, но по необъяснимым причинам абсолютно безразлично мне. Я с ней ссорилась. Она проводила беседы, словно я ее очередной трудный подросток, балансирующий на грани срыва. И мы не слышали друг друга, как ни старались. Я не слышала. И не хотела.
Возможно, теперь я понимаю, что должна была вести себя иначе с мамой, а не с кем-то другим. Мамы больше нет. Значит, и исправляться мне больше незачем.
– Что? Это? Значит? – железным тоном восклицает тетя Норин и оказывается прямо у меня под носом. Я даже не заметила, как она пришла! Моргнула – и вот она стоит на высоченных каблуках передо мной, сердито хмуря черные брови.
Так. Стоп. На высоченных каблуках?
Я растерянно смотрю на тетю и встряхиваю волосами. На ней белая блузка и черная юбка-карандаш. Волосы уложены. Губы подведены темно-бордовой помадой.
Наверное, монстр все-таки догнал меня и я мертва! В реальности эта женщина носит свитеры под горло – даже при невыносимой жаре – и широкие брюки!
– Где ты была? – кричит Норин. – Черт возьми, где тебя носило, Ари?
– Норин, прекрати, – проситт Мэри-Линетт и выходит из кухни. На ней тоже белая блузка, вот только вместо юбки черные узкие штаны с завышенной талией.
– Не прекращу.
– Главное, она здесь.
– Да, я здесь, – соглашаюсь я и перевожу взгляд на тетю Норин: – А вот куда пропали вы?
– При чем тут мы? Ари, где тебя носило? Ты видела, который час?
– Я просто…
– Что? Мы места себе не находили! – Норин недовольно машет руками, распускает иссиня-черные волосы, и они каскадом падают на ее худые плечи. Я никогда не видела ее с распущенными волосами. Норин очень красивая. Она расхаживает в новых туфлях по комнате, покачивая головой. А я окончательно запутываюсь. Что происходит? – Безумие, невероятно.
– Где ты была, Ари? – снисходительным тоном спрашивает Мэри. – Мы переживали.
– Я хотела… – Так, довольно странно будет взять и признаться.
– Что хотела?
– Хотела прогуляться, – осторожно начинаю я. – Почему вы уехали?
– А мы не можем уехать?
Хороший вопрос. Но меня так просто не поймаешь. Я усмехаюсь:
– Можете. Но почему посреди ночи?
– Потому что бары не работают по утрам, дорогая моя Ари. – Мэри-Линетт сплетает на груди руки и дергает уголками губ, будто спрашивая: ну и что теперь ты скажешь?
Я хмурюсь:
– Бары?
– Да, бары.
– Но…
– Какая разница, куда ходили мы, Ари. – Норин порывисто стягивает с ног туфли. Не знаю почему, но мне становится не по себе. Я неожиданно понимаю, что действительно не должна была убегать из дома посреди ночи, чтобы подловить тетушек на том, что вполне может являться плодом моего воображения. – Мы приехали, а тебя нет.
– Я гуляла с друзьями.
– С какими друзьями?
– С братьями Нортонами, – пожимаю плечами и решаю сыграть невинность. Что ж, никто не говорил, что будет просто. Признаваться я не собираюсь. – С Мэттом и Хэрри.
– Ты гуляла по Астерии с двумя мальчиками?
– С парнями.
– С парнями, – исправляется Норин и устало глядит на Мэри-Линетт. – Теперь-то нам гораздо легче, правда, Мэри?
– Не знала, что вы бываете в барах.
– А я не знала, что ты сбегаешь из дома.
– Я не сбегала, просто решила прогуляться.
– Нельзя просто прогуливаться ночью, Ари.
– Может, я буду делать то, что хочу, как считаете? – я стискиваю зубы. Не думала ссориться, но сейчас завожусь: – Что еще запрещается?
– Запрещается все, что подвергает твою жизнь какому-либо риску.
– Но я ничего такого не сделала! – Ну да, кроме того, что уехала из города, бродила по лесу и еле унесла ноги от бешеного волка, койота, или бог знает кого.
– Сделала. Ты ушла без разрешения.
– Моя мама умерла. У кого мне его спрашивать?
– Ари! – восклицает Мэри-Линетт, а Норин растерянно застывает. Она смотрит мне в глаза и не шевелится, будто я заморозила ее страшным заклинанием; молчит, но в этом ее молчании гораздо больше смысла, чем в целой огненной тираде.
Неожиданно я понимаю, что перешла черту. Сказала полную глупость.
Мне становится стыдно. Я виновато смотрю на тетушек.
– Простите, я не хотела, – тихо говорю я. – Правда, я не подумала.
– Впредь думай, – отрезает Норин и становится самой собой – спокойной, холодной. Она бросает на пол туфли. Собирается уйти, но поворачивается и смотрит на меня: – Никогда больше так не делай.
Я ничего не отвечаю. Сжимаю кулаки и слежу за тем, как тетя поднимается по лестнице на второй этаж. Мне так стыдно, что кожа вспыхивает. Что на меня нашло?
– Ты в порядке? – спрашивает Мэри-Линетт. Она выглядит уставшей.
Я поправляю волосы и киваю:
– Да. Все в норме.
– Ты правда была с братьями Нортонами?
– Правда.
– Они хорошие ребята.
– А вы? – интересуюсь я, переминаясь с ноги на ногу.
– Что мы?
– Вы были в баре?
Тетя Мэри вымученно улыбается и прислоняется к дверному косяку.
– А где мы еще могли быть, Ари? Что ты навыдумывала?
– Я волновалась.
– Норин целый день была как на иголках… Я решила вытащить ее в бар отдохнуть. Здесь нас не особо любят, и мы поехали в Дилос. Уже через несколько минут она взбунтовалась.
– Кто бы сомневался! – я усмехаюсь.
– Ну, попробовать стоило, – подыгрывает Мэри-Линетт и пожимает плечами. – Меня из бара не вытащишь, а она сразу домой захотела. Вот мы и вернулись.
– А меня нет.
– А тебя нет.
– Но я в порядке. Правда! Я просто прошлась с ребятами, и все.
– И где вы гуляли?
– Везде. – Я неопределенно взмахиваю руками: – До школы, по площади.
Мэри медленно кивает и выключает свет в смежной комнате.
– У тебя листья. В волосах. – Она приближается ко мне, невесело улыбаясь, а я стыдливо отворачиваюсь. Черт возьми, неужели и правда подловили? – Просто спрашивай.
– О чем?
– Обо всем, Ари. Ты хочешь о чем-то спросить?
Я растерянно кусаю губы, а Мэри-Линетт смотрит на меня так пристально, что я чувствую себя прозрачной. Такое ощущение, что она видит меня насквозь.
– Есть что-то, что тебя волнует?
У Мэри поразительные глаза – гипнотизирующие. Но я умудряюсь спокойно ответить:
– Нет.
– Ты уверена?
– Да, серьезно. – Я выдавливаю улыбку: – Меня ничего не волнует.
– Ну, как скажешь. – Мэри поднимает туфли сестры и усмехается: – Если ты хотела прогуляться, нужно было только сказать.
– Я уже поняла, тетя Мэри. Серьезно. Я плохая племянница. И прочее в этом духе.
– Отлично. Надеюсь, мы больше не столкнемся с похожей проблемой.
Нерешительно растягиваю губы в улыбке и шепчу:
– Да уж, я тоже на это надеюсь.
– Ты бы их видел!
– Все так паршиво? – Хэйдан плетется рядом и виновато кривит губы, словно это он вчера потащил нас в лес. Солнце блестит в его широких очках. Запах на улице стоит такой приятный, что я дышу глубоко-глубоко! Запах скошенной травы. И даже несмотря на то что сейчас мы в школе и мне четыре часа пытались вбить в голову молекулярную химию, чувствую я себя отлично. Еще бы не мучилась из-за разговора с тетями, и было бы вообще прекрасно. – Ты еще здесь?
– Да, просто задумалась.
– О чем?
– О том, как все это глупо. – Мы плетемся к столикам на улице. Обедать в столовой я категорически отказалась. Разве можно сидеть в помещении в такую погоду? – Мы искали их в лесу, а они ездили в бар. И ведь правда ездили. Нарядились, накрасились.
– Серьезно?
– Я тоже удивилась! Даже тетя Норин нацепила туфли на каблуках. А тетя Норин и каблуки – это так же странно, как я и… не знаю что. После химии мозги отказываются соображать.
– Ты сказала им, где мы были? – Хэрри чешет шею. – Надеюсь, нет, потому что…
– …потому что это полное безумие. Давай притворимся, что мы никуда не ездили, а?
– Хорошо. Давай.
Парень усмехается, а я замечаю, как он хромает на правую ногу.
– Хотя позабыть трудно, когда ты тащишься как калека.
– Ну, прости. Я рухнул прилично. Нога здорово болит.
– Может, нужно к врачу сходить?
– Кому? – неожиданно рядом возникает Мэтт.
На нем черная футболка с V-образным вырезом и черные штаны. Он перекладывает учебники из одной руки в другую и интересуется:
– Все в порядке?
– Почему у тебя на лице вечно такое выражение? – спрашиваю я, пытаясь подавить смешок. Мэтт вскидывает брови:
– Какое еще выражение?
– Озадаченное.
– Скорее несчастное, – добавляет Хэрри.
– Ты так смотришь на нас, словно впереди как минимум конец света, – продолжаю я и кладу ладонь на плечо парня. – Давай же, Мэтт, улыбнись!
– Нормальное у меня выражение, – отстраняясь, ворчит он.
– Нет. Такое ощущение, что проблемы всего мира свалились тебе на голову.
– Я просто толком не спал.
– Мы тоже. Я рассказывала Хэрри о том, как тепло меня встретили дома.
– Тебе влетело? – прищурившись, интересуется парень, и мы втроем усаживаемся за деревянный столик под массивным дубом.
Людей на улице не так уж и много, но все равно стоит гул. Издалека доносятся стуки баскетбольных мячей, девушки из команды поддержки репетируют речовки. Неожиданно мне кажется, что я многое упускаю, зарывшись с головой в собственные проблемы, тайны и расследования, которые, возможно, не имеют никакого смысла. Но потом вспоминаю, как рухнуло все в Северной Дакоте. Стоит ли вновь начинать то, что когда-нибудь закончится? Стоит ли прикладывать усилия и стараться до стертых в кровь пальцев, если любое начинание имеет свой конец?
– Да уж, ей влетело.
– Не то чтобы влетело, – отмираю я и кладу сумку на колени. Я опять отключилась! Нужно что-то делать с этим. – Но приятного мало. Оказывается, Норин и Мэри были в баре. Развлекались как обычные люди.
– Вот видишь, а ты волновалась, – говорит Мэтт. – Дело закрыто?
– Да, – я довольно киваю. – Займусь, пожалуй, биологией.
– Тебе не помешало бы.
– Ой, замолчи.
– Нет, я серьезно, Ари. Есть время подумать о себе. Как считаешь?
– Это ты о чем? – я хмурю лоб.
– Он предлагает тебе примкнуть к какому-нибудь стадному виду спорта, – Хэрри усмехается и нервно вертит замок от молнии на джемпере. – Глупости.
– Я предлагаю заняться чем-то, что отвлечет от детективных расследований.
– Может, мне еще и помпонами пойти махать? – прыскаю я и закатываю глаза. Меня почти выворачивает наизнанку. Никогда не могла терпеть этих тощих булемичек, которые специально записывались в группу поддержки, дабы расхаживать по коридорам в безумно коротких юбках.
– Какие помпоны? Ты и чирлидеры? Я бы посмеялся, – Мэтт искренне улыбается, а я растерянно вскидываю брови. Неужели мне удалось его рассмешить?
– Интересно, что именно тебя так позабавило.
– Ты неуклюжая.
– Неуклюжая? – Не ожидала, что он ответит, но лучше бы он молчал. – Что?
– Еще ты непослушная, а в спорте нужна дисциплина.
– Ну, по части дисциплины ты у нас мастер. А еще по части скуки и занудства.
– Занудства? – встретившись со мной взглядом, восклицает Мэтт. – Я рационален.
– Рационален? Ты? Человек, который записался на спортивную стрельбу из лука? – я качаю головой и слышу, как хохочет Хэрри. – Прости, но это не так.
– Меня записал отец.
– И «Пятьдесят оттенков» читала Джил. Мы знаем, что ты любишь оправдываться.
Мэтт закатывает глаза и выдыхает:
– Ты и недели не продержалась бы в группе поддержки.
– Чтоб ты знал, я занималась гимнастикой!
– И что?
– А то, что с дисциплиной у меня все в порядке.
– Тогда запишись, – парень усмехается и облокачивается на стол. – Не знаю, хватит ли у тебя смелости, но я посмотрел бы на Ариадну Блэк, выкрикивающую на стадионе речовки.
– Глупые речовки.
– У тебя есть возможность это исправить.
– Откуда ты такой взялся? – морщусь я и смотрю на Хэрри. – Его что, крестила сама Дева Мария? Что не фраза – библейское наставление.
– Он постоянно осуждает церкви в нашем городке, – заговорщически шепчет Хэйдан и наклоняется ко мне вплотную, – и я начинаю думать, что делает он это специально, чтобы никто не догадался о его безмерной любви к Господу!
– О, это все объясняет!
– Я еще здесь, – Мэтт машет ладонью, – и все слышу.
– Он нас слышит, – шепчу я, – наверное, использует особые занудские приемчики.
– Очень смешно, Ари.
– А у тебя есть чувство юмора, Мэтт?
Мы смотрим друг на друга слишком долго… Мне даже становится неловко, и я хочу отвести взгляд, но проблема в том, что не могу: у Мэтта красивые глаза. Я неожиданно думаю об этом и сама сбиваю себя с толку. Обычные глаза, вполне обычные.
К нашему столику подходит светловолосая девушка, но я не успеваю ее рассмотреть. Солнце светит очень ярко, и лицо незнакомки остается темным от бликов.
– Мэтти! – широко улыбнувшись, она садится рядом с Мэттом и обнимает его за шею. Кажется, я догадываюсь, кто это. – Я думала, ты в столовой.
– Нет, Джил. – Парень поправляет волосы, упавшие девушке на лицо, и лучезарно лыбится. Я никогда не видела, чтобы он так улыбался. – Решил с Хэрри посидеть.
О, видимо, я тут случайно оказалась. Вклинилась в общение братьев. Мило.
– Я Джил, – сообщает блондинка и протягивает мне руку.
– Ари.
– Я знаю. Вся школа знает.
– И это классно.
– Прости. Не надо было говорить? Думаю, ты и так это понимаешь. – Джил, или как ее там, поправляет светло-русые волосы медового оттенка и смотрит на Мэтта. Он с нее глаз не сводит, как завороженный. – Что? Чего ты так смотришь?
– Я соскучился.
Соскучился? Нас с Хэйданом практически одновременно передергивает. О боги, кто этот человек и где занудливый и скучный Мэтт? Теперь и я не прочь послушать его библейские наставления.
– Пройдемся? – предлагает Джил, и Мэтт спокойно кивает.
Он поднимается и забирает рюкзак девушки, чтобы та не таскала тяжести. Смотреть на это грустно и противно одновременно. Я никогда раньше не видела, чтобы парень так заботился о девушке. В этом нет ничего невероятного, но в груди у меня жжет и колет.
Ребята уходят, Мэтт обнимает Джил за талию, а она кладет голову ему на плечо.
– Удивительно, правда?
– Что именно? – я перевожу взгляд на Хэйдана и откашливаюсь. В горле першит.
– Конец сентября, а солнце палит как летом!
Я криво улыбаюсь. Да уж.
– О чем задумалась?
– Я? Ни о чем. С чего ты взял?
– Ты постоянно отключаешься, летаешь в своих мыслях.
– Мы знакомы три дня. – Я толкаю парня плечом и смеюсь: – Откуда тебе знать?
– Я же люблю наблюдать, забыла? – Хэрри вздыхает и поднимается. – Идешь?
– Конечно.
Мы так и не перекусили. Нужно будет поесть во время следующего перерыва.
– И сколько они уже вместе? – небрежно интересуюсь я, хотя для меня это не так уж важно. Хотя черт поймет этот язык, эти мысли. Иногда слова сами срываются, и у тебя не получается их контролировать.
– Ты про Мэтта и Джил?
– Да.
– Года полтора.
– Серьезно?
Хэрри кивает и подвигает очки на переносицу:
– Это аномалия на самом деле.
– Почему?
– Потому что отец Джил проводит воскресную службу.
– Что? – я ошеломленно распахиваю глаза. – Ты смеешься сейчас?
– Нет, правда! Жизнь интересная штука, верно? Мэтт терпеть не может все эти наши походы в церковь, но сам встречается с дочерью пастора. А говорят, магии не существует.
– Это странно.
– Более чем. Но Джил появилась в его жизни в нужный для него момент, поэтому он держится за нее, как за спасательный круг.
– В какой момент? – Мы останавливаемся под козырьком столовой. Мне хочется знать правду. Хочется знать о братьях больше.
Хэйдан грустно хмыкает. Я и забыла, что больно бывает всем, не только мне. Что не только я скрываю страшную тайну, не только мне по ночам снятся кошмары. Хэрри в нерешительности потирает пальцами подбородок, а я встряхиваю волосами:
– Можешь не отвечать.
– Да это не тайна. Мы ведь сводные братья, знаешь?
– Я уже отошла от шока, – усмехаюсь я, пытаясь разрядить обстановку.
– Мой родной отец ушел давным-давно. Я его даже не помню. А вот мать Мэтта…
– Что с ней?
– Она умерла от лейкемии. Пять лет назад.
– Умерла? – В груди все скручивается. Меня обдает жаром. Я вспоминаю свою маму, и становится еще больнее, словно кто-то разбивает ребра и прорывается к сердцу. – Хэрри, мне очень жаль.
– Сначала умирает мать, а потом через год отец встречает новую женщину.
– Твою маму?
– Да. Они сошлись, ну и ты понимаешь, отношения у нас не сразу наладились.
– Представляю.
– Долгое время с Мэттом даже в комнате нельзя было оставаться. Он с ума сходил.
– Что изменилось? – Я прислоняюсь спиной к стеклянной перегородке.
– Спроси у Мэтта, – Хэйдан пожимает плечами. – Я никогда с ним не говорил об этом. Он изменился – и слава богу. Не важно почему. Главное, с тех пор мы не враги.
Я киваю. Едва ли сейчас найдется семья, у которой все в порядке, нет проблем. Разве сейчас кто-то по-настоящему счастлив? И разве это возможно? Людей уничтожают другие люди. Людей уничтожают внешние неприятности. Люди уничтожают сами себя.
Всегда есть то, что сделает тебя несчастным. Всегда.
– Года два назад он познакомился с Джил и совсем изменился. – Хэрри мечтательно улыбается и глядит на меня из-под опущенных ресниц: – Кто бы мог подумать, что бывает и счастливый конец, правда? Что люди находят других людей. Что люди любят.
– Да. Мир большой, людей много – и все они чужие.
– Но иногда что-то щелкает. Верно?
Я задумчиво смотрю на пустующий столик, где мы сидели несколько минут назад, и чувствую, как внутри холодеет. Не понимаю, что именно меня так коробит.
– Не знаю. – Почему мне неприятно слышать это? Я пытаюсь заткнуть необъяснимым ощущениям глотку. Откуда они вообще взялись? Что это? – У меня никогда не щелкало.
Я больше не смотрю на столик. Мы уходим.