– Нет! – Филипп округляет глаза, отчаянно машет головой и уверенно повторяет: – Нет! В дом не впущу – не проси!
Я догадывалась, что с ним будет сложно договориться, но все же рассчитывала на другой результат.
– А на улице дождик, – грустно вздыхаю я.
– Ты можешь зайти, а их не впущу!
Он даже не смотрит в коробку, которую я держу в руках. Не знаю, как у него получается оставаться таким бессердечным, когда оттуда доносится разномастное «мяу».
– Они так надеялись, – тяну я тоном попрошайки у церкви. – Они так верили, что у них будет домик. Ненадолго, на время!
– На время – это, знаешь ли, очень размыто. Но! – он пресекает мой порыв уточнить. – Это не имеет значения, потому что я их вообще не собираюсь впускать!
По-моему, он и правда настроен решительно. Стоит, закрывает собой дверь в дом, взгляд непроницаемый.
Ох, приходится действовать тоньше. Я делаю шаг назад, и капли дождя, стекая с козырька над террасой, начинают падать на мою куртку. Она, конечно, водонепроницаемая, но есть шанс, что брат смилостивится раньше, чем это поймет.
– Представляешь, их бросили в лесу. В коробке. Не в этой. В старой, закрытой коробке, чтобы им было трудно дышать и они быстрей задохнулись. Не понимаю, как кто-то мог это сделать? Они ведь маленькие и беззащитные. И очень милые. Вот это Томат, рыженький, с белыми пятнышками. – Я киваю на веселого котенка, самого беспокойного из всех. – Я это Баклажан – видишь, у него перевязана лапка? И он черненький. А этот серо-рыжий – Брюс. Или Брюссель. А серенький – это Туман.
Брат впервые бросает взгляд на коробку.
– Отщепенец?
– Почему сразу отщепенец? – удивляюсь я.
– Потому что при чем тут Туман? – ворчит он. – Будь он им родной, был бы Чеснок.
– Если ты захочешь оставить его себе, можешь дать ему это имя, – предлагаю я, немного приободрившись. – Или любое, которое тебе только понравится!
Но брата подкупить не так-то легко. Он ведь уже видит, как по моей куртке стекают капли, и на котят посмотрел, а так и продолжает стоять в дверях, глядя с укором.
– Приюты переполнены. Я звонила и ездила в три – мест нет, все забито. У меня квартира, закрытое пространство, соседи. А у тебя свежий воздух, частный дом, много свободного места.
– Которое я не собираюсь заполнять животными. Кстати, воздух потому здесь и свежий.
– Филипп, клянусь, это ненадолго! Ты же знаешь, я потом их пристрою.
– Угу, крысу ты уже пристроила.
– Ириска – это другое. Да, она тоже должна была пробыть у меня всего несколько дней. Но ее никто не захотел взять к себе. Редкий случай.
– А за твоим борщевым набором, конечно, сразу очередь выстроится!
– Вряд ли сразу. Даже скорее всего – не сразу, – неохотно признаю правду я. – У нас ведь многие предпочитают купить, а не помочь кому-то из приюта. Но ведь удачные случаи были!
– Угу, – Филипп скептически хмыкает. – Одного собакена я удачно подкинул в кабинет нашей бухгалтерше. Она целый день его прятала, чтобы, не дай бог, наш отец не увидел, а потом за день взяла и привыкла. Теперь поздно по вечерам с ним выходит во двор. Такой монстр вымахал, что все соседи боятся. Да и на работе никто с ней предпочитает не ссориться. Я так вообще опасаюсь, что она меня вычислит, и обхожу ее кабинет стороной. Ты ведь меня уверяла, что это болонка!
– Это была не ложь. Эта была тактика. Иначе бы собаку никто не взял.
– Угу, – кивает мой брат. – Второго собакена я привязал к байку Дикого. Еще и имя присобачил созвучное заявленным характеристикам будущего хозяина и овчарки – «Варвар». Тот купился. Теперь этот «страшный» зверь размером с расческу сидит у него под мышкой и то и дело косится в мою сторону. Как думаешь, как скоро Дикий просечет, кто его так подставил?
– Не переживай, – говорю я. – Если что, у меня в ветеринарной клинике хорошая скидка. Там спасают даже тех, кого, казалось бы, спасти уже невозможно.
Филипп закатывает глаза, давая понять, что этот аргумент прозвучал не так убедительно, как мне представлялось.
– А ты им нравишься, – говорю я, заметив, как рыженький высовывает мордочку и рассматривает моего брата.
– Ну это понятно, – отмахивается тот. – Но знаешь, мне всегда было любопытно, как долго продержатся чувства на расстоянии. По-моему, это подходящий случай проверить.
– Дождь усиливается. Видишь? – Я делаю еще один шаг назад, и мои волосы становятся влажными. Для убедительности я тру нос и громко чихаю. – Филипп, ну правда, всего на несколько дней. Считай, что они просто переждут у тебя плохую погоду.
Он деловито достает из кармана джинсов смартфон, смотрит на экран и прячет обратно.
– Не подходит. Прогноз погоды говорит, что дождь минимум на неделю.
– Бедненькие. – Я сочувственно смотрю на котят. – Ну хорошо, раз не впускают, поедем ко мне. Там, правда, совсем нет места и я появляюсь только поздно вечером, но ничего. Вот сейчас я вызову такси, мы его с вами дождемся…
Филипп осматривает окрестности, понимает, что моей машины действительно нет, и с горестным вздохом отходит от двери.
– Хорошо. Но у меня для них только единственный вариант. Который не обсуждается!
Я поспешно киваю. Пусть угрожает. Нам главное – попасть в дом. Там тепло и уютно, но, к несчастью, мы там пребываем недолго. Филипп, за которым мы следуем, выходит на задний двор и кивает на недостроенный гостевой домик.
– Вот там. Если устраивает.
– Я думаю, – говорю осторожно, – что там им будет не очень удобно.
– Ничего. Вот ты будешь об этом помнить и быстрей заберешь их обратно.
Я соглашаюсь на то, что дают. Сначала пристраиваю коробку с котятами. Потом выпрашиваю у брата плед, чтобы им было теплее: все-таки осень. Потом он приносит тарелку, в которую я высыпаю корм для котят. И еще одну – для водички и молока. Я утешаю себя тем, что тут намного уютней, чем в лесу, а еще так, мимоходом, рассказываю брату, сколько раз и как их кормить, чтобы он потом проинструктировал свою домработницу. А потом я прошу его принести лоток, который пристроила у его крыльца, чтобы он не сразу заметил. И наполнитель.
– Фух, – выдыхает Филипп и, присев на лестницу, наблюдает, как котята бодро разбредаются по первому этажу.
– Ты такой молодец. – Встав позади него, я начинаю ему массировать плечи. – Ты сделал доброе дело!
– Слушай, – говорит он, блаженно прикрывая глаза, – а можно я в следующем добром деле не буду участвовать, а просто от него откуплюсь?
– Это что, чисто мужская черта? Если что-то трудно или не получается, попробовать откупиться?
Филипп разворачивается.
– Валера прислал новые драгоценности?
Я киваю и сажусь рядом с ним. Смотрю на котят: беззаботные, даже не догадываются, в какой были опасности. Пережили – и теперь веселятся. Может, так действительно проще – не знать?
Если бы я не застала Валеру, если бы не увидела все своими глазами, я бы и дальше пребывала в уверенности, что у нас все хорошо. А если бы кто-то сказал – не поверила бы, списала на зависть, обиду, тупую попытку нас просто рассорить.
Целый день мне удавалось не думать о нем, но Воронов прав. Я не отпустила его. Не перевела в статус прошлого.
– И где же они? – выдергивает меня из размышлений Филипп.
– Вернула ему.
– И он взял?
Я качаю головой. Нет, не взял, пришлось снова делать отправку с курьером. На этот раз никакой путаницы – посылка одна. В том, что Валера примчался в мой офис, я сама виновата. Перепутала адресатов. О чем только думала?
«Спасибо, очень мило. И да, признаю, с выводами я немного поторопилась».
Такую записку я написала Воронову. А получил ее Валера, в придачу с плиткой бельгийского шоколада, которая нравится и мне, и ему. Естественно, он подумал, что я простила, что пять лет отношений перевесили один день, когда все изменилось.
– И что это было? – снова тормошит меня брат. – Расскажи хоть, раз посмотреть не удастся.
– Колье. Это было самое ужасное колье, которое я когда-либо видела.
Неожиданно он обнимает меня и начинает гладить по спине, а я дышу-дышу ему в плечо, понимая, что еще чуть-чуть – и зачем-то расплачусь.
– Ну-ну, – приговаривает брат. – Нашла из-за чего убиваться. Если хочешь, я ограблю для тебя ювелирку.
Из горла вырывается тихий смешок. Я тоже обнимаю его и тихо сижу. Боясь даже пошевелиться, настолько мне с ним спокойно. Есть же такие мужчины.
– Кому-то с тобой повезет, – шепчу я.
– Естественно, – соглашается он. – Особенно если к тому времени ты и правда пристроишь эти неугомонные «овощи».
Отодвинувшись от него, я замечаю, что один котенок вцепился в кроссовок Филиппа и пытается его прогрызть, а второй, рыженький, старательно цепляясь маленькими коготками, пробует взобраться вверх по его джинсам.
– Милый, правда?
– Угу, – поддакивает мой брат. – Я вот только думаю: он хочет заползти на колени или его цель – моя шея? Это кровожадный Томат?
Я беру котенка в руки, и он тут же успокаивается, смотрит на меня своими невинными глазками в полном недоумении: как вы могли обо мне такое подумать?
– Так! – Взглянув на часы, Филипп резко поднимается. – У нас два часа, если мы не хотим увидеть кровожадного Генриха Эдуардовича. Кстати, ты отцу рассказала?
– Пока нет. Просто не было удачного момента и времени. Но я обязательно это сделаю!
Филипп смотрит на меня скептически: ну да, за неделю возможности поговорить с отцом не нашла, а тут на что-то надеюсь. Да я и дальше откладывала бы этот разговор, если бы только могла.
Но такой возможности, увы, нет. Сегодня мы всем семейством приглашены на день рождения папы Валеры.
Оставив беспризорников, мы возвращаемся в дом. Я звоню в магазин и прошу привезти свой заказ: платье, туфли, белье. А пока иду в душ. Мужской шампунь с запахом моря мне отлично подходит, я уже пробовала. А вот гель для душа заставляет меня улыбнуться. «Кря-кря-кря» – и он еще делал вид, что не впустит котят!
Кстати, запах женский и чуть сладковатый, кажется, персиковый. По-моему, его личные отношения вышли на новый уровень. Переезд Валеры в мою квартиру начался с появления в ванной его бритвы и зубной щетки.
Я усердно намыливаюсь, чтобы не осталось и запаха от животных. И еще раз. Надеюсь, персики не подведут.
А здесь и вторая зубная щетка имеется, надо же! И молчит. Пытать бесполезно, придется терпеть, пока сам не расскажет.
– Доставка! – стучит в двери ванной Филипп.
– Спасибо! – кричу я в ответ.
Он вздыхает.
– И все? Так и знал, что на чаевые рассчитывать нечего.
Обмотавшись полотенцем, выхожу из ванной: платье лежит на кровати, там же стоит коробка с туфлями и прозрачный пакет.
Чулки, тонкие трусики, платье сидит идеально. Я так долго его выбирала, так радовалась, что нашла, но сейчас от этих ощущений остались лишь отголоски. Оно без рукавов, черный верх, хорошо подчеркивается грудь, черный волан-цветок на талии, а потом цвет постепенно уходит от черного к дымчатому, а низ расклешенный, напоминает раскрывшийся многослойный тюльпан.
Постучав, брат заходит в комнату. Останавливается у меня за спиной, смотрит на мое отражение.
– Отлично. Пусть узнает, что потерял.
– Он знает.
Единственное, о чем не догадывается, – как часто я мысленно представляла, что наступаю на горло своим искореженным чувствам и прощаю его. И у нас все хорошо-хорошо, на руке у меня браслет, который он подарил, а на шее колье.
– Едем?
Я киваю, и мы выходим из дома.
– А с такси тоже был тактический ход или ты еще не забрала машину из ремонта? – интересуется по пути брат.
– Первое.
– Я так и подумал.
– И все равно нас впустил, – улыбаюсь я.
Он тяжко вздыхает, достает свой смартфон и демонстративно отмечает сегодняшний день как точку отсчета. Отмеряет три, потом стирает метку и с щедрой подачи выделает мне целых четыре дня, чтобы пристроить котят.
– Не маловато? – пытаюсь я торговаться.
– Еще даже много. Ты к своей крысе привыкла всего за два дня – не хочу тоже стать жертвой привычки.
У ресторана «Авеню», где будет проходить вечеринка, уже много машин. Среди остальных я замечаю и машину отца. Жаль, я надеялась перехватить его раньше. А может, и к лучшему?
Мы заходим в помещение – за счет того, что столики убраны ради фуршета, оно кажется еще просторней, чем раньше. И это только часть ресторана, а он поделен на две. Льется музыка лаунж, и я бросаю взгляд на музыкантов, которые уже приуныли. Ну да, немного тоска.
Мы то и дело киваем знакомым. Филипп хотел бы к ним подойди, а вот я не рвусь. Позже. Не хочу сейчас знать, кто уже в курсе новостей в нашей семье, а кто еще нет.
– Тэкс, сначала подарим? – крутя в руках пакет, предлагает брат.
Но я уже замечаю маму и папу и направляюсь к ним. Хорошо, что они не с дядей Сережей. Одни, и это как раз удачный момент.
– Мам, пап…
Сначала я обнимаю отца и целую в щеку. Он сдвигает брови, но это так, напускное. А самому нравится.
– Что-то вы поздновато, – ворчит, приобнимая меня.
– Так получилось.
Я делаю шаг к матери и целую ее. Она тут же втягивает в себя воздух и морщит нос. Снова втягивает в себя воздух и оглушительно чихает.
– Анжелика! Боже, ну ты могла хотя бы сегодня не возиться с животными!
Она лезет в сумочку, достает салфетку и принимается тереть покрасневшие глаза. Зря я понадеялась на «Кря-кря-кря», мой гель справляется лучше.
– Прости, – каюсь я.
Она машет на меня платочком, чуть отстраняется и с тяжелым вздохом произносит:
– Нет, Анжелика, это просто невыносимо!
Мама лезет за флакончиком духов и прыскает их на меня и себя. Первую порцию я терплю, а от второй вовремя уворачиваюсь, и она достается папе.
– Ну ты уж совсем не дури, – ворчит он.
Мама примирительно улыбается. Отец мне подмигивает.
– Не представляю, как тебя терпит Валера, – продолжает мама, немного придя в себя. – Он же такой чуткий мальчик. А у тебя постоянно то собаки, то кошки. Кстати, где он? Небось, на улице, пытается отдышаться?
Отец всматривается в даль вместе с мамой, стараясь рассмотреть его среди гостей. А Филипп толкает меня локтем в бок. Да знаю, знаю! Отпихиваю от себя его локоть и на одном дыхании выдаю:
– Есть хорошая новость! Ему больше не нужно терпеть. Мы с Валерой расстались.
Мне кажется, даже музыка в зале становится тише, и потому так громко звучит мамин вздох и произнесенное с ужасом:
– О боже… О чем ты думаешь? Тебе уже тридцать два… И я всем нашим друзьям сообщила, что у тебя скоро свадьба!
Реакция мамы не удивляет. Я тревожно всматриваюсь в лицо отца. Он же пока смотрит в сторону, внимательно, пристально, а потом сухо роняет:
– Вижу.
Новый тычок в бок заставляет меня развернуться, и я замечаю в дверях ресторана Валеру, который пришел не один. Рядом с ним та самая дочка судьи, которая нарезала восьмерки у него на коленях.
В горле становится сухо. Я цепляюсь рукой за локоть брата – пусть послужит во благо, не все же толкаться. Не могу отвести взгляд от пары, которая мило воркует. Стараюсь, но не могу.
– Ты была права, – говорит Филипп, приводя меня в чувство, – это самое кошмарное колье, которое только можно представить.
Да. На ней мои драгоценности. Вернее, драгоценности, которые для меня покупались.