– Вы мне? – спрашиваю сухопарого пожилого мужчину, опирающегося на невысокий забор со стороны улицу. Густая седая борода лопатой мешает точно определить возраст, но на деда он пока не тянет.
Вопрос тупейший, потому что кроме меня здесь никого. И смотрит он на меня. А все равно спрашиваю.
Дядька тролль еще тот. Картинно оглядывается по сторонам, с надеждой смотрит в небо. Потом тычет в меня узловатым пальцем.
– Так ты не Мадина?
– Мадина, – вздыхаю, скрещивая пальцы. Хотя кого когда-то это спасало?
– Выходит, тебе. Мне постоялец мой в город тебя велел отвезти, я тебя уже два часа выглядываю.
– Какой постоялец? – недоуменно переспрашиваю. Дядька не слишком приветливо смотрит на меня из-под кустистых бровей.
– Тебе виднее, какой. Мое дело отвезти. Так что, едем? – он кивает на старый автомобиль, припаркованный прямо посреди дороги. Точнее, посреди поля, потому что называть наезженную по пожухлой траве колею дорогой явный перебор.
Устремленный на меня взгляд полон осуждения, и я полностью его разделяю. Молодая девушка рано утром выходит из дома мужчины в футболке и спортивных штанах – здесь за такое и похлеще осуждения можно отхватить. В его глазах я явно пала ниже плинтуса, но не оправдываться же мне перед каждым встречным?
– Поехали, – киваю в ответ, – только надо сначала дом закрыть.
– Зачем? – удивляется мужчина. – Туда никто не войдет.
– А если воры?
– Какой вор рискнет влезть в дом Сосланбека? – он смотрит на меня с недоумением.
– Эмм… кто такой Сосланбек? – интересуюсь. – Местный авторитет?
Дядька смеряет меня убийственным взглядом, и в его глазах я лихо пробиваю очередное дно.
– Сосланбек это я.
– Приятно познакомиться, дядя Сосланбек, – подхожу к машине и распахиваю дверцу заднего сиденья.
Дядька несколько минут хватает ртом воздух, но, похоже, Росомаха не только мне отвалил много денег. Сосланбек берет себя в руки моментально, и уже через минуту мы выезжаем на довольно сносную проселочную дорогу.
Сначала едем молча, но мне не терпится расспросить про Росомаху, и я обрушиваю на неподготовленного мужчину всю мощь швейцарских треннингов коммуникативных навыков.
Технологии общения – мой конек, а в технике «Up selling»* на потоке мне не было равных. Никто не мог так убедительно впарить гостю номер на сотню баксов дороже только потому, что у него из окна ночью видна Большая медведица. Так что раскрутить на откровения угрюмого мужика, испытывающего явный дефицит общения, не составляет особого труда.
– Я знать его не знаю, – охотно делится Сосланбек информацией, – он второй раз приезжает. Ни имени его не знаю, ни фамилии. Приезжает сам, живет уединенно. Говорит, что врач, а там кто знает. Нетребовательный, нескандальный, аккуратный. При деньгах. Оплатил мне ремонт ванной, мебель свою привез, не всю, только в тех комнатах, где живет. Ну и за проживание платит, ясное дело. Я ему говорю, дорогой, поживи у меня подольше, зачем тебе город. У нас воздух, природа, горы. Продукты натуральные, без ГМО, я ему раз в два-три дня все свежее привозил. Нет, говорит, надо мне назад, на работу.
– А сегодня вы с ним виделись? – спрашиваю как будто мне это не особо интересно. Так, мимоходом.
– А как же. Он мне сказал, чтоб я тебя отвез.
Значит, это с ним сегодня Росомаха ругался под моими окнами? Вот я балда, знала бы, что это не сон, внимательнее бы вслушивалась в разговор. А я еще и голову подушкой накрыла.
Когда въезжаем в город, солнце уже стоит высоко. Вижу несколько припаркованных машин с логотипами местной службы такси. Пожалуй, не нужно Сосланбеку знать мой адрес и мое настоящее имя.
– Остановите здесь, пожалуйста, – прошу и лезу в пакет. Там все сплошь крупные купюры, может, у него будет сдача?
– Сколько с меня, дядя Сосланбек? – спрашиваю, перебирая купюры. Вдруг где-то завалялась поменьше.
– Нисколько, – отвечает тот, – уже все заплачено.
– Как заплачено? – недоумеваю. Что-то Росомаха подозрительно щедр к рядовой «массажистке».
– А вот так, – разводит руками тот, – причем столько, что я за эти деньги должен тебя в Австралию отвезти и обратно вернуть.
– Так везите, – шучу я. Сосланбек хмыкает, и мы прощаемся довольно дружелюбно.
Дожидаюсь, пока он разворачивается и скрывается за поворотом, и беру свободное такси. Подъезжая к дому, замечаю, что у нас гости. Быстро расплачиваюсь, пихаю сдачу в пакет и толкаю калитку.
На крыльце стоят Азат с мамой, Максуда нигде не видно. Рядом с Азатом двое полицейских. Посреди двора возвышается Хамзат в окружении нескольких женщин, голоса которых кажутся мне подозрительно знакомыми.
– Марта! – кричит мама и бросается ко мне. – Доченька! Живая!
– Мой сын не виноват, она сама сбежала, – говорит крупная женщина, сверкнув глазами, и я узнаю этот голос.
***
Мама Хамзата. Я не ошиблась, это она громче всех вопила под дверью. Да и сейчас хватает наглости меня обвинять. Так и подмывает сдать скандальную бабищу в полицию.
Но я достаточно трезво оцениваю ситуацию, чтобы определить главного виновника, поэтому лишь говорю:
– Скажите спасибо, что я не выбила вам окна. Вам повезло, что у меня в тот день было немного сентиментальное настроение.
Мать Хамзата возмущенно тычет в меня пальцем.
– Твоя названная дочь невоспитанная и невежливая, Азат. Даже не знаю, кто захочет такую невестку.
– Что? – я на время теряю дар речи.
Меня украли, хотели насильно оставить жить в каком-то глухом селе, и я еще и невоспитанная?
– Ты бы помолчала, Изета, – морщится Азат, – уже голова от тебя трещит. Не надо было твоему сыну нашу дочь красть. Пришли бы, посватались миром, как положено.
Зато у моей несостоявшейся свекрови язык работает как турбина. А говорят, вечный двигатель не изобрели. Пусть присоединят генераторы к маме Хамзата, хватит энергии на несколько поколений вперед.
– Да разве бы ты ее отдал? – подбоченивается она. – А то я тебя не знаю! Ты бы за нее столько заломил, Хамзату за всю жизнь не заработать. Он так и сказал мне, когда дочку твою привез. Нет, говорит, у меня, мама, денег на выкуп. А девушка понравилась. Так что, ему теперь неженатым ходить?
У меня дар речи отнимается во-второй раз. Она что вообще себе позволяет? Но Азат разговаривает с ней довольно спокойно. Ну конечно, меня же украли, не его. И почему полицейские молчат и не вмешиваются?
– Ты, Изета, меньше бы с ним нянчилась, со своим Хамзатом, – ворчливо выговаривает Азат, – я понимаю, что мальчишка без отца рос. Но сама подумай, что с вами сделал бы за мою дочь Зелимхан, если бы был жив?
С трудом соображаю, что мальчишка – это огромный волосатый Хамзат, и теряю дар речи в третий раз.
– Вот именно, без отца. Понравилась, сказал, ваша истеричка, и что я ему сделаю?
Тут уже не выдерживает мама.
– Ты, Изета, говори, да не заговаривайся! Девочка из Европы приехала, она совсем к другим порядкам приучена. А тут вы со своим средневековьем.
– Да ни к чему она у вас не приучена, Лейла, – брызжет ядом «свекруха», – мы с ней все по чести, как положено. Мы же не дикари! Платок надеть предложили, еду. Была б нормальная, или приняла, или отказалась бы. Никто ее насильно не держал. Но она ж бешеная! Весь хрусталь мне переколотила, весь! Все приданое, что мне мама полжизни собирала, козе под хвост.
Тут уже я не выдерживаю.
– С каких пор задушить платком означает предлагать его надеть, – спрашиваю возмущенно, и внезапно до меня доходит смысл сказанного. Спрашиваю слабеющим голосом: – Погодите, что значит, отказалась бы? Я что, могла просто сказать «нет» и уйти?
– Конечно, – с тревогой глядя на меня, отвечает мама, – никто не может насильно удержать девушку. Она должна дать свое согласие или уйти. Ты ведь ушла, Марта?
– Но меня закрыли! – ошалело смотрю то на маму, то на Азата, то на крикливую бабищу. – Меня не выпускали!
– Конечно закрыли, – ухмыляется та, – а как тебя можно было выпустить? Ты же стала моей посудой швыряться. А если бы в голову кому попала? Я потом к тебе дочку послала, Мадину, чтобы она тебя накормила и во двор вывела. Мы тебя домой собирались везти. Что ты с моей дочкой сделала? К табурету привязала, шкаф отодвинула и сбежала.
У меня ощущение, что я перенеслась в параллельную реальность. Или в Зазеркалье, где все выглядит в искаженном свете.
Меня никто насильно не держал, я могла просто отказаться выходить замуж за Хамзата и… все? Да бред же! А потом цепляюсь за последнюю фразу.
– Мадину? Я привязала к стулу Мадину?
– Да, – подает голос спутница Изеты, которая до этой поры помалкивала, – бедная девочка выплакала все глаза, пока мы ее нашли!
– Ты нас всех чуть не угробила! – вторит ей старушка с сердитым морщинистым лицом. Это не она выше всех подпрыгивала, пытаясь закинуть мне на голову платок? А тут смотри, как скособочилась…
– Тетя, бабушка, хватит! – бубнит под нос Хамзат. Он стоит рядом, потупившись, и похож на провинившегося подростка, который не знает, куда деть руки.
Я могла бы обвинить их в обмане, но лица всех троих – и мамы Хамзата, и его тетки, и бабушки – пылают таким праведным гневом, что изнутри меня начинает точить здоровенный червяк сомнения. Ну не могут они все быть в сговоре с Максудом! Хамзат да, но они?
Зато у меня много, прям миллион вопросов к мелкой засранке Мадине.
Эта маленькая жаба наплела мне, наврала, а я, дура, уши развесила. Ее прислали меня выпустить, а она так все подстроила, чтобы я бежала через овраги и желательно в одном из них свернула себе шею.
Старалась для подружки как могла. Вот только как она сама себя к стулу привязала?
– За ней брат приехал, Масуд ваш, ему Хамзат позвонил, чтобы он сестру забрал, – вдруг говорит его тетка, высокая и худющая как рыба-игла. – А она сбежала.
Ну вот и настало время сказать всю правду.
– Они сговорились, Хамзат и Максуд, – говорю, глядя на Азата и маму, – я бы так просто не ушла, Максуд хотел…
– Тебе лучше пройти в дом, Марта, – обрывает меня Азат. У матери бегают глаза.
– Но ведь Максуд… – пытаюсь протестовать.
– Пойдем, дочка, – берет меня мама под руку, отворачивается и шепчет так, чтобы только я слышала: – Отец все знает. Он выслал Максуда, ни к чему выносить это на люди.
– Ну раз у вас нет претензий, мы пойдем, – говорит один из полицейских, они раскланиваются с Азатом и идут к патрульной машине.
– Подождите, что значит, нет претензий? – растерянно поворачиваюсь к Азату. – Меня же украли!
– Как украли, так и вернули бы, – жестко отвечает Азат. – Все, уходите, оставьте нас с дочерью.
Он машет рукой в направлении ворот, но тут моя неугомонная свекруха снова подбоченивается.
– Ну уж нет. Я требую осмотра. Пускай ее осмотрит женский врач, чтобы все убедились, что мой сын честный человек. Ваша дочь девственница как и была!
Упс! А вот тут незадачка. Закусываю губу и чувствую, как щеки покрываются румянцем.
«Все, Мадина, поздно. Теперь я не остановлюсь…»
– Ну, хорошо, – растерянно говорит мама и поворачивается ко мне. – Надо ехать, дочка.
– Не надо, мама, – отнимаю руку.
– Но почему? – она удивленно смотрит, и я отвечаю беззвучно, одними губами:
– Потому что я больше не девственница.
*Апселлинг (от англ. upselling, upsale – «повышение продаж») – техника продаж или способ увеличения продаж, который заключается в реализации более дорогих товаров и услуг чем изначально выбрал покупатель.