Достаю из кармана листок с расписанием и ищу номер аудитории.
– Вот же срань, – говорю в трубку. – Я окончил колледж три года назад и не подписывался снова домашку делать.
Смех Далтона оглушает, и я отдергиваю телефон от уха.
– Не ссы, – говорит напарник. – Я вот сегодня вообще в ванне спал. Соберись, тряпка, это же твоя работа.
– Тебе легко говорить – всего одна пара в неделю. С какого хрена Янг ставит мне сразу три?
– Может, я сосу лучше?
Сверяюсь с номером аудитории в расписании, потом на двери. Ну все, я на месте.
– Мне пора. La clase de Español[3].
– Картер, постой, – уже серьезно говорит Далтон и откашливается, готовясь произнести «мотивирующую речь». Задолбал, честное слово, каждый день одно и то же. Как будто мне надо напоминать, зачем я здесь – у меня есть обязанность. Обязанность закончить работу, за которую платят: накрыть крупнейшую в истории сеть студенческой наркоторговли. Только за последние три года в этом универе беда с наркотой ухудшилась в десять раз, и ходит слух, будто отвечает за все Эйса Джексон. Эйса и его подельники – вот ради кого мы с Далтоном внедрились в универ: нужно вычислить ключевых игроков. Мы с Далтоном лишь небольшие винтики в механизме правосудия, но важна каждая роль. Даже если надо просто побыть студентом. Снова. Жаль, не удалось приступить к занятиям, как все, на прошлой неделе. Чертовы бюрократы в управлении затянули с подачей бумаг.
– Выше нос, чувак, – говорит Далтон. – Мы почти получили то, что нам нужно… Потерпеть-то надо месяца два самое большее. Найди себе соседку с клевой попкой и не заметишь, как пролетит время.
Заглядываю через окошко в аудиторию: народу битком, свободно всего три места. Рядом с одним из них, в последнем ряду, – брюнетка. Спит, уронив голову на руки. Сони – соседи что надо, болтунов я терпеть ненавижу.
– Надо же, нашел соседку с попкой!.. Перезвоню тебе после обеда.
Завершив разговор, отключаю звук на мобиле и захожу в аудиторию. Закинув лямку рюкзака на плечо, поднимаюсь к заднему ряду. Протиснувшись мимо брюнетки, опускаю сумку на пол, а телефон кладу на парту. От стука, с которым мобила ударяется о деревянную крышку, девушка просыпается, дико озирается по сторонам, потом смотрит в тетрадку. Тогда я выдвигаю стул и сажусь, а она, зло поглядев на мой телефон, поднимает глаза.
На голове у нее сущий бардак, подбородок влажно поблескивает, а во взгляде такая ненависть, будто я лишил ее единственной минутки покоя.
– Поздно легла? – спрашиваю. Потом достаю из рюкзака учебник испанского, который уже, наверное, могу цитировать наизусть.
– Пара закончилась? – спрашивает брюнетка, щурясь на книгу.
– Смотря какая.
– То есть?
– Не знаю, на какой предмет пришла ты, но сейчас десятичасовой испанский.
Положив локти на стол, она со стоном растирает лицо.
– Проспала пять минут? Всего-то? – Откинувшись на спинку стула, она сползает под парту. – Разбуди, когда занятие закончится, ладно?
Потом смотрит на меня, ожидая согласия, а я показываю пальцем себе на подбородок:
– У тебя здесь… осталось…
Брюнетка утирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на руку. Думал, она смутится, но не тут-то было. Закатив глаза и зажав манжету рукава большим пальцем, она протирает парту. Затем снова откидывается на спинку стула и опускает веки.
Я был на ее месте и знаю, каково это – допоздна не ложиться, тусить ночь напролет, пытаясь совмещать развлекухи с учебой, но у этой девчонки силы, кажется, совсем на исходе. Из-за чего бы? Гуляет слишком много или работает в ночь?
Достаю из рюкзака купленный по пути энергетический напиток. Ей он нужнее.
– На вот. – Ставлю баночку на парту. – Выпей.
Брюнетка с трудом открывает глаза, а увидев напиток, мигом хватает его и пьет большими глотками, словно страдала от жажды несколько дней.
– На здоровье, – со смехом говорю я.
Допив, девчонка ставит баночку обратно на парту и утирает рот тем же рукавом, которым недавно убирала слюни. Врать не стану, ее неряшливые и томные манеры странным образом возбуждают.
– Спасибо, – говорит она и с улыбкой убирает с лица волосы. Зевнув, потягивается. Тут открывается дверь, и остальные студенты сразу же садятся ровнее, а значит, вошел препод. Правда, я даже не смотрю на него, потому что не в силах отвести взгляд от девчонки.
Расправив пальцами чуть влажные и благоухающие цветочным шампунем волосы, она отбрасывает их назад. Локоны у нее черные, длинные и густые, такие же и ресницы. Девчонка смотрит на доску и открывает тетрадь. Повторяю за ней.
Препод приветствует нас на испанском, мы отвечаем ему нестройным хором. И вот уже когда объясняют задание, экран моего телефона загорается: пришло сообщение от Далтона.
Далтон: «Твоя соседка с клевой попкой представилась?»
Я быстро переворачиваю телефон, чтобы соседка не увидела, а она прячет за ладошкой улыбку.
Черт, прочитала.
– Клевая попка, значит, да?
– Прости, это приятель… У него юмор такой. А еще он любит портить мне жизнь.
Девчонка оборачивается и смотрит на меня, заломив бровь.
– То есть, по-твоему, попка у меня не клевая?
Вот теперь мне удалось разглядеть ее хорошенько. Скажем так, официально признаюсь, что отныне испанский – мой любимый предмет.
– При всем уважении, – пожав плечами, говорю я, – ты все время сидела. И попку твою я пока что не видел.
Девчонка снова смеется.
– Слоун, – говорит она, протягивая мне руку. На подушечке большого пальца у нее шрам в форме полумесяца. Коснувшись рубчика, присматриваюсь к нему.
– Слоун, – повторяю я, как бы пробуя имя на вкус.
– Обычно при знакомстве представляются оба.
Поднимаю взгляд, а она, отняв руку, пристально смотрит на меня в ответ.
– Картер, – называю свой псевдоним. Последние полгода было непросто звать Райана Далтоном, но я приспособился. Другое дело выдавать себя за Картера. Несколько раз я чуть было не оговорился, представившись настоящим именем.
– Mucho gusto[4], – говорит брюнетка практически без акцента и снова разворачивается к доске.
Ну уж нет, мне приятней, поверь.
Препод велит развернуться к ближайшему соседу и перечислить о нем три факта. Я испанский изучаю четвертый год, поэтому пусть Слоун первая начнет, а то еще испугается моего уровня. Мы разворачиваемся друг к другу, и я киваю, мол, начинай:
– Las señoras primera[5].
– Нет, давай ты первый, – говорит она. – Ну, расскажи обо мне три вещи.
– Ладно, – отвечаю, посмеиваясь над тем, как она перехватила инициативу. – Usted es mandona[6].
– Это мнение, а не факт, – возражает она. – Но я тебе признательна.
Подавшись к ней, спрашиваю:
– Ты поняла, что я сказал?
Она кивает.
– Если ты хотел назвать меня властной, то да. – Она смотрит на меня с прищуром, но улыбку сдержать не в силах. – Моя очередь. Su compañera de clase es bella[7].
Я смеюсь. Это она что, сделала комплимент самой себе, заметив, какой у меня красивый напарник по диалогу? Не растерявшись, я согласно киваю.
– Mi compañera de clase esta correcta[8].
Брюнетка смуглая, но на щеках все равно заметно проступает румянец.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она.
– Это вопрос, а не факт. К тому же на английском.
– Чтобы назвать еще факт, мне надо задать вопрос. Ты выглядишь чуть старше обычного второкурсника в этом классе.
– А сколько ты мне дашь?
– Двадцать… три? четыре?
Она почти угадала. Мне двадцать пять лет, но ей этого знать не следует.
– Двадцать два, – говорю.
– Tiene veintidos años[9], – называет она второй факт обо мне.
– Мухлеж!
– Если это еще один факт обо мне, скажи это на испанском.
– Usted engaña[10].
Она выгибает бровь. Явно не ждала, что я справлюсь.
– Ты назвал три факта.
– Значит, с тебя еще один.
– Usted es un perro[11].
– Ты меня случайно псом назвала, – смеюсь я.
– Нет, не случайно, – мотает головой Слоун.
Тут у нее в кармане вибрирует телефон; достав его, она увлеченно всматривается в сообщение. Тогда я откидываюсь на спинку стула и хватаюсь за собственный сотовый, делая вид, будто тоже читаю с экрана. Мы сидим молча, пока остальные студенты завершают задание, но краем глаза я слежу, как Слоун ловко строчит сообщение. А она милая. И хорошо, на испанский ходить будет веселее. Мне уже кажется, что три пары в неделю – это маловато.
До конца занятия остается минут пятнадцать, и я изо всех сил стараюсь не таращиться на Слоун. Обозвав меня псом, она не сказала больше ни слова и теперь сидит, выводит каракули в тетрадке. Препода даже не слушает. Либо ей скучно до одури, либо она витает в облаках. Я подаюсь вперед и пытаюсь разглядеть, что же она такое пишет. Неучтиво, но она же мое сообщение прочитала, поэтому мы квиты.
Пишет Слоун лихорадочно, видимо, дает о себе знать баночка энергетика. Вот только строчит какую-то белиберду: читаю и перечитываю, но смысла в предложениях не вижу ни капли. Вот, например:
Поезда и автобусы украли мои туфли и приходится жрать сырого кальмара.
Набор слов. Я смеюсь, и Слоун поднимает взгляд. Смотрит мне прямо в глаза и проказливо усмехается.
Потом снова опускает взгляд на тетрадку и постукивает по страничке кончиком ручки.
– Мне скучно, – шепотом говорит она, – внимания надолго не хватает.
Я на концентрацию внимания не жалуюсь, но, когда Слоун рядом, все иначе.
– Мне иногда тоже, – говорю я и указываю на ее писанину. – Что это? Тайный шифр?
Пожав плечами, Слоун откладывает ручку и подвигает тетрадку мне.
– Я страдаю такой фигней от скуки. Смотрю, сколько случайных фраз удастся записать, если не думать. Чем они тупее, тем больше я выигрываю.
– Выигрываешь? – удивленно спрашиваю я. Эта девчонка – загадка. – У кого? Ты же сама с собой соревнуешься.
Она перестает улыбаться и понуривается, аккуратно водит пальцем по одному из слов. Как-то резко у нее настроение изменилось. Может, я ляпнул что-то не то? Потом она, прогнав мрачные мысли, протягивает ручку мне.
– Попробуй, – предлагает. – Быстро затягивает.
Беру ручку и нахожу на листе свободное место.
– Писать можно что угодно? Все, что в голову взбредет?
– Нет, – говорит Слоун. – Наоборот. Вообще не думай, ничего в голову не впускай. Просто пиши.
И я просто пишу:
Я уронил банку кукурузы в шахту для грязного белья, и мама теперь плачет радугой.
Чувствуя себя немного глупо, откладываю ручку. Слоун, прочитав, что я написал, сдавленно хихикает. Потом открывает чистую страницу и пишет: «А ты простой» – и снова протягивает ручку мне.
Спасибо. Сок единорога помогает мне дышать, когда я слушаю диско.
Она со смехом забирает у меня ручку, а профессор тем временем распускает студентов. Аудитория быстро пустеет.
Мы сидим неподвижно, с улыбками глядя в тетрадку.
Наконец Слоун неспешно закрывает ее, прячет в рюкзак и смотрит на меня.
– Пока не вставай, – говорит и поднимается с места.
– Это почему?
– По кочану. Проводишь меня взглядом. Определишься, аппетитная у меня попка или нет.
И, подмигнув, направляется к выходу.
Боже ж ты мой. Повезло так повезло, зад у Слоун просто идеальный. Она вся идеальна. Я, остолбенев, гляжу, как она спускается по проходу.
Откуда здесь эта девчонка? Как, черт возьми, я не встретил ее раньше? Жаль, но на большее, чем пары вроде сегодняшней, рассчитывать не приходится. Нормальные отношения с вранья, даже по работе, не начинают.
У самых дверей Слоун оборачивается, и я, посмотрев ей в глаза, поднимаю оттопыренные большие пальцы. Она со смехом покидает аудиторию.
Собираю манатки и гоню прочь мысли о новой знакомой. Мне сегодня надо быть на месте. На кону слишком многое, не время отвлекаться даже на прекрасные, идеальные попки.