– Можно нам это с собой? – спрашиваю официантку, передавая ей напитки. – И пиццу.
– Сейчас все сделаю, – обещает она, потом уходит, а я роняю голову на руки.
Сам не пойму, что на меня нашло. Ни одной девчонке не удавалось так меня выбесить, а с этой я даже не встречаюсь.
Со мной она наглая и уверенная, а дома, с Эйсой совершенно другая. Как такое возможно?!
И что еще за предъявы? Я, видите ли, мило себя веду… Какого хрена?! Есть, конечно, девчонки, которых тянет на парней вроде Эйсы, я на таких насмотрелся. Но сколько ни думаю, никак не могу понять, почему Слоун мирится со своим положением. Просто невыносимо ведь сидеть сложа руки! Что ее держит?
Оставшись с ней наедине, я воспользовался возможностью и попытался убедить ее в том, что она выше всего происходящего в доме у Эйсы. С другой стороны… я назвал ее подстилкой, прочих грубостей наговорил. Не лучший способ повысить девушке самооценку.
Вот я мудак.
– Ваш заказ на стойке, – говорит официантка, протягивая мне счет.
Заплатив, забираю еду для Слоун и выхожу из ресторана.
Подойдя к машине, садиться на место не спешу. Слоун сидит в салоне, задрав ноги на приборную панель. Еще и кепку мою нацепила, прикрыв глаза козырьком. Темные локоны рассыпались по правому плечу и сложенным на груди рукам.
Я вчера всю ночь не спал после того, как увидел ее накануне в том красном платье, но видеть ее тут, спящей в салоне моей тачки, да еще в моей кепке…
Теперь мне точно сна не видать.
Наконец я открываю дверь, и Слоун снимает ноги с панели. Кепку, впрочем, с глаз не убирает. Хотя отодвигается подальше.
Я обидел ее. Ей и так несладко приходится, а я сделал только хуже.
– На вот, – говорю, протягивая бумажный стаканчик.
Слоун приподнимает козырек и смотрит на меня. Странно, глаза не красные. Я-то думал, она их прячет потому, что плакала, но она явно не пролила и слезинки.
Она забирает у меня стаканчик, и следом я протягиваю коробку пиццы. Ее Слоун тоже берет, и я сажусь на водительское место. Слоун моментально принимается есть. Потом разворачивает коробку ко мне: угощайся, мол. Беру кусочек и, улыбнувшись было, вспоминаю, что она мне это запретила. Поэтому набиваю рот едой и завожу тачку.
По пути в кампус мы не разговариваем. К моменту, когда я останавливаюсь на парковке, Слоун доедает третий кусок пиццы. Потом делает большой глоток газировки, закрывает коробку и убирает ее на заднее сиденье.
– Бери с собой, – говорю я, разрывая повисшую между нами вуаль напряженного молчания.
Слоун ставит напиток в подстаканник и, сняв бейсболку, разглаживает волосы.
– Мне нельзя, – тихо отвечает она. – Эйса спросит откуда.
Она забирает с заднего сиденья рюкзак и, прижав его к груди, выпрямляется.
– Я бы поблагодарила за еду, но ты мне этим обедом день испортил.
Я даже сообразить ничего не успеваю, как она выскакивает из машины. Дверца хлопает, а я глушу движок и выбираюсь из салона.
– Слоун! – Я обегаю тачку. Слоун кидает рюкзак на заднее сиденье своей и закрывает дверцу. Потом идет к водительской и, открыв ее, словно бы отгораживается от меня.
– Картер, не надо, – не поднимая головы, просит Слоун. – Я так зла, что слышать ничего не желаю. Лучше молчи.
Она сколько угодно может запрещать мне извиняться, но черта с два я дам ей уехать, не сказав то, что считаю нужным.
– Прости, зря я все это наговорил. Ты такого не заслуживаешь… – Я мотаю головой. – Ты выше всего этого. Беги от него.
Слоун по-прежнему стоит, потупившись, и тогда я приподнимаю ей подбородок. Она отводит взгляд, упрямо не желая смотреть мне в глаза. Протиснувшись к ней, я подхожу вплотную. В отчаянии обхватываю ее лицо ладонями и разворачиваю к себе. Хочу, чтобы она наконец меня выслушала.
– Посмотри на меня, – молю я, не опуская рук. – Прости, я лишнего наговорил.
Наконец Слоун заглядывает мне в глаза, и по ее щеке медленно стекает одинокая слезинка. Не успеваю я убрать ее, как Слоун сама утирается тыльной стороной ладони.
– Знал бы ты, сколько раз я уже слышала эти дежурные извинения, – шепотом произносит Слоун.
– Я не такой. Не сравнивай мои слова с его.
Она смеется, подняв глаза к небу и еле сдерживая слезы.
– Ты ничем не лучше. Никакие слова Эйсы не ранили меня так, как то, что ты сказал сегодня. – Она садится в машину, берется за ручку дверцы и говорит напоследок: – В общем, Картер, спасай кого-нибудь другого.
Она закрывает дверцу, и мне приходится отступить. Слоун наконец не выдерживает и, уезжая, плачет вовсю.
– Прости, – бросаю ей вслед.