После месяцев пребывания в Исландии ехать по Калифорнии оказалось сродни путешествию в другой мир. Солнце, море, горы. Многие береговые линии имели такие же черты. И пусть я жила в Калифорнии лишь часть года, было что-то родное в здешнем свете, золотистом и теплом, в нескончаемом потоке автомобилей, в том, как серферы покачивались в воде, словно пробки, пока не ловили волну.
Я взглянула на воду, и к горлу подступил ком. Пребывание здесь напомнило мне, что Лос-Анджелес ждал, а вместе с ним и все мои страхи и сомнения. Если бы я не нашла роль в ближайшее время, мне пришел бы конец. Проблема состояла в том, что нам не разрешалось сообщать директорам по кастингу, что Аня мертва. Пока не вышел финал. Из-за этого мне пришлось притворяться, будто все хорошо. И вот я якобы взяла перерыв после напряженного графика съемок. Все это было частью плана, если верить Дэну, моему агенту, и Кэрри, моему менеджеру. Миру полагалось думать, что все идет как обычно.
Конечно, это ложь. Когда моя история в «Темном замке» закончилась, в моем хрупком мире появились трещинки. Пришлось поверить Дэну и Кэрри, когда те сказали мне не волноваться и заверили меня, что предложения о новых ролях польются рекой. Только вот, в отличие от моих коллег, мне не предлагали другие роли между сезонами. Я уже начала переживать о том, что окажусь актрисой одной роли.
Смерть карьеры в Голливуде обрушилась на меня так же быстро, как топор на Аню. Если бы стало известно, что я никому не нужна, никто не стал бы предлагать мне работу. Это напоминало какое-то самоисполняющееся роковое пророчество.
Руки, сжавшие руль, стали холодными и липкими. Я вернула свое внимание к дороге. Люсьен сгорбился на своем сиденье. Он прикрыл глаза «авиаторами»[19], но его размеренное дыхание ясно давало понять, что он уснул. Я еще раз украдкой глянула на него и чуть улыбнулась. Даже во сне уголки его рта оставались опущенными, будто он не хотел предаваться покою.
Моя улыбка угасла. Помимо упрямства, было что-то душераздирающее в том, как он не мог полностью расслабиться во сне. Ему больно? В этом дело? Мне хотелось протянуть руку, пройтись по четкой линии челюсти, покрытой щетиной. Но он не был моим, и я бы выставила себя сумасшедшей.
Поэтому я просто вела машину. Довольно скоро мы отклонились от пути рядом с водой. Шоссе окружали повороты, промышленные парки и торговые центры. Мне было известно, что мы едем в Монтесито, но я не знала точного места. Когда мы приблизились к выезду, я свернула и заехала в ресторан быстрого питания.
Люсьен пошевелился. По тому, как он дернулся, а затем выпрямился, стало ясно – он не понял, что задремал. Я подавила улыбку, зная, что он, вероятно, рассержен этим. Беднягу одолевала гордость. Понимала я и то, что до этого у него была мигрень.
Я заметила ее признаки – попытка прикрыть глаза от света, потребность в воздухе и бледность его загорелой кожи. Он страдал, но не мог в этом признаться. Я не упустила из виду, с каким подозрением Люсьен отнесся к моей внезапной болезни – и не зря, – но я превосходно сыграла эту роль. И если мой поступок заставил его отдохнуть и позволил мне благополучно довезти нас до места назначения, да будет так. Не то чтобы я думала, что он рискнет и дальше ехать за рулем, но он изо всех сил боролся с болью и явно не хотел признаваться, что не может вести машину.
В любом случае это решило проблему.
Однако теперь он оглядывал парковку в легком замешательстве.
– Что такое? Ты проголодалась?
То, как он незамедлительно забеспокоился о моем комфорте, показалось мне милым. Я остановила пикап на парковке. Это оказалась довольно неплохая машина, ухоженная, чистая. Учитывая, что он ремонтировал поместье Амалии, я поняла – он ездит на нем не для галочки, а для удобства.
– Все в порядке. Я подумала, раз уж мы поблизости от Монтесито, позволю тебе сесть за руль на остаток пути.
Я инстинктивно поняла еще одну вещь: Люсьен бы не захотел, чтобы его бабушка увидела, что за рулем сижу я. Правда тянулась между нами, будто липкая ириска. Вся эта ситуация заставляла меня нервничать, а когда я нервничаю, то много болтаю.
– Но только если ты чувствуешь… – Черт. – То есть если тебе удобно.
Двигатель тихонько тикал, пока Люсьен смотрел на меня, очевидно уловив мой блеф. Он сгримасничал, однако поспешил скрыть это, проведя рукой по лицу. В тишине послышался шорох его щетины.
– Я поведу.
Но никто из нас не двинулся. Мы продолжили пялиться друг на друга, а затем, словно по молчаливому соглашению, повернулись, чтобы открыть двери и выйти из пикапа. Я обошла грузовик спереди и остановилась, встретив на полпути Люсьена.
Он оказался настолько высок, что ему пришлось опустить подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом. Господи, какой же большой, красивый мужчина. Холодные зеленые глаза смотрели на меня так пристально, что моя кожа покраснела от жара. Я не могла двигаться или думать под этим взором.
– Тебе и правда было плохо?
Этот томный голос зачаровывал меня, заставляя сказать правду. Пришлось сопротивляться. И, о боже, эти чертовы глаза. Я моргнула, изображая из себя святую наивность.
– Люсьен, ты обвиняешь меня во лжи?
– Ага.
Что ж.
Его каменное выражение лица не изменилось, однако в его ледяном взгляде что-то проскользнуло, подсказывая мне, что он не столько зол, сколько хочет узнать правду. В эту игру могли играть двое.
– Скажи мне, Брик. Ты бы признался, что у тебя мигрень, если бы я спросила?
Твердая линия рта чуть дернулась, в глазах мелькнуло веселье.
– В конце концов.
– Хм-м.
Его темные брови взлетели вверх.
– Хм-м? Это твой ответ?
Я пожала плечами:
– Почему нет? Ты же его часто используешь.
Подергивающиеся уголки его рта грозились расцвести в полноценной улыбке. Но он вовремя взял ситуацию под контроль.
– Кажется, мы понимаем друг друга.
– Думаю, да.
Это не должно было наполнить меня предвкушением. Но так и случилось. С деловым кивком я направилась к нему, но он остановил меня, пригнувшись. Хотя его губы не коснулись моего уха, я ощутила его горячее дыхание на своей коже. Меня едва не пробрала дрожь, когда голос Люсьена прозвучал мрачным шепотом:
– Спасибо, Эмма, что спасла меня от моей мужской гордыни.
Я не смогла бы скрыть улыбку, даже если бы попыталась. Она расплылась по лицу, словно солнце, которое греет от щек до кончиков пальцев.
– Не за что, Люсьен.
Он хмыкнул – о, как же мне нравилось хмыканье этого мужчины, – а затем уселся на водительское сиденье.
Мы не разговаривали, пока выезжали с парковки, но затем он снова включил радио. И он казался расслабленным. Я могу поклясться, что уловила исходящий от него запах ванили. Не сладость ароматической свечи, а темную цветочную ноту настоящей ванили. Я не могла представить, чтобы парень вроде Люсьена пользовался одеколоном, но казалось просто невероятно заманчивым наклониться и понюхать его.
Это, конечно, было бы чересчур. Он и без моих посягательств оставался скрытным.
– Мы уже близко? – спросила я, чтобы отвлечься.
– Да. – Он стрельнул в меня косым взглядом. – Извиняюсь за то, что заснул.
– У меня тоже бывают мигрени. Сон – лучшее лекарство.
– Хм-м.
– Эти твои «хм-м» каждый раз заставляют меня улыбаться, знаешь?
О, неужели я почти вижу его ответную улыбку?
– И почему это плохо?
А он вообще знает, что флиртует? А я знаю?
Все это виделось глупым. Я собиралась пробыть здесь совсем недолго, и спать с внуком бабушкиной подруги было бы не только идиотской затеей, но еще и способом причинить себе боль. Я не очень-то хороша в случайных связях. И почему-то мне не казалось, что Люсьен принадлежит к тому типу парней, с которыми заводят серьезные отношения. Скорее всего, все закончилось бы игнорированием с его стороны, а я бы чувствовала себя дурой.
Потерявшаяся в собственных мыслях, я почти пропустила съезд с шоссе и поворот на очень узкую дорогу, которая пролегала вдоль сельской местности. Я вдруг обрадовалась, что не вела машину эту часть пути. Ничего хорошего из этого бы не вышло, я бы просто завела нас в дебри, пока Люсьен спал. Сквозь деревья я мельком увидела искрящийся голубизной океан. Кое-где за воротами виднелись крыши массивных домов. Сочный, солнечный Эдем.
Люсьен подъехал к воротам из кованого железа, прикрепленным к бесконечной полосе белых оштукатуренных стен, покрытых глициниями и бугенвиллеями[20]. Ворота соединяла арка из железа, а посередине красовалось название – «Роузмонт», – написанное золотыми буквами.
– Добро пожаловать в Роузмонт, – без энтузиазма произнес Люсьен.
Поместье находилось в тени оливковых деревьев. Мы подъезжали медленно, и я открыла окно, чтобы насладиться свежим воздухом.
– Господи, клянусь, я слышу запах лимонов, – сказала я, делая глубокий вдох.
– Так и есть. Рядом с поместьем растет много цитрусовых.
– Лимоны напоминают мне о счастье.
– Счастье, – озадаченно повторил Люсьен.
– Не знаю, как еще объяснить. – Я пожала плечами с легким смешком. – Слышу аромат лимонов и чувствую себя счастливой. Полной надежд.
Он хмыкнул.
Дорога вырулила на кольцевую дорожку. Главный дом нежился в изящном покое. Частично итальянская вилла, частично асье́нда[21]. И все такое калифорнийское. Красные и розовые розы расползлись по кремовой штукатурке и обвились вокруг кованых перил.
– Совершенно потрясающе, – выдохнула я, изумленно рассматривая все вокруг.
– Да, так и есть. – На этот раз в голосе Люсьена прозвучала мягкость, но на дом он не посмотрел. Он припарковался, затем взглянул на свой телефон. Пока он что-то читал на экране, его губы сжались в полоску. – Мами́ пришлось уехать по делам, но она вернется примерно через час.
– Мами́?
– Амалия. Я зову ее Мами́. Мой термин для бабушки.
– Как мило.
– Пытаешься вывести меня из себя, не так ли?
– Это очень просто. Заставь меня хотя бы чуть-чуть потрудиться.
Взгляд Люсьена пересекся с моим, и у меня перехватило дыхание, жар разлился внизу живота. Я подумала о всех тех способах, которыми он мог бы заставить меня потрудиться. Может, он тоже об этом подумал, потому что холодные зеленые глаза уже не казались мне такими уж холодными. Но затем он моргнул, и любой намек на чувственное подразнивание испарился.
Не говоря ни слова, он выбрался из машины и стал вытаскивать мои вещи. Я последовала за ним, но он тут же отмахнулся от любых попыток помочь ему. Если честно, меня немного впечатлило то, с какой легкостью он поднял четыре большие сумки.
– Ты в «Сирано», – сказал он, шагая по извилистой садовой дорожке, усеянной пальмами, лимонными деревьями и вьющимися бугенвиллеями.
– Как у Эдмона Ростана[22]?
– Да. Мами́ любит называть гостевые дома в честь выдающихся персон из французской литературы. «Дюма» почти готов. Потом я начну работу над «Бодлером».
– Сирано – один из моих любимых персонажей.
– Распространяется только на имя. Не на декор. – Он остановился у бунгало, похожего на миниатюру большого дома. – Не жди бюстов большеносых мужчин или чего-то в этом роде.
– Ну вот, теперь я разочарована.
– Переживешь.
Люсьен завел меня внутрь. Мне понравились арочные дверные проемы, облачно-белые оштукатуренные стены и темные деревянные балки. Высокие французские двери пропускали золотой калифорнийский свет.
– Спальня там. – Он указал на дверь сбоку от уютной гостиной. – Ванная комната внутри. Там ты найдешь полотенца и свежее постельное белье. Кухня полностью укомплектована. И… что же еще? – Люсьен почесал затылок, осматривая маленькое бунгало критичным взглядом. – О, на обеденном столе лежит список с номерами Амалии и главного дома.
– Здесь красиво, Люсьен. Спасибо.
Он хмыкнул. Как и ожидалось. Я подавила улыбку. Этот мужчина практически вибрировал от необходимости убраться отсюда как можно скорее. Мне подумалось, что нахождение рядом с незнакомым человеком в течение целого часа и мигрень довели его до точки кипения.
Я бросила сумочку в милое кресло в испанском стиле.
– Перелет измотал меня. Думаю, нужно вздремнуть.
– Тогда я пойду. Просто позвони в дом, если что-то понадобится. Сэл поможет тебе, если Мами́ не ответит.
Кто такой этот Сэл, я не спросила. Люсьен уже спешил ретироваться из домика, будто он был в огне. Мне захотелось улыбнуться.
– Увидимся, Люсьен.
Он моргнул, и длинные ресницы скрылись за упавшими на лицо прядями волос цвета красного дерева.
– Хорошенько отдохни, Эмма.
Сказав это, он ушел. Дом вдруг странным образом опустел.
Налив себе стакан лимонада, который нашла в холодильнике, я направилась в спальню и забралась на высокую большую кровать, чтобы позвонить своей подруге Тейт.
– Добралась без проблем? – спросила она без предисловий. Я достаточно плакалась ей в трубку, чтобы она переживала обо мне.
– Ага. Полет был нормальный. Поместье очень красивое. Собираюсь немного осмотреться. Поездка сюда оказалась… интересной. – Как только я произнесла эти слова, то тут же захотела забрать их обратно. Мне не хотелось говорить о Люсьене, однако отпечаток, оставленный им, был свеж, как если бы он действительно дотронулся до моего тела, и я не смогла сдержаться.
Как я и боялась, голос Тейт оживился:
– Почему же интересной?
Я могла бы солгать или уклониться от ответа, но мой большой рот уже распахнулся, и назад дороги не было.
– С чего бы начать? Сначала я подумала, что мой водитель – это фанат, желающий приударить за мной ради селфи. – Тейт хихикала, пока я рассказывала ей остальное и морщилась от воспоминаний. – Вообще-то, он внук Амалии.
– Он горячий, да?
– Я такого не говорила.
– Поэтому я знаю, что так и есть.
Сморщив нос, я отпила немного лимонада. Он оказался на удивление освежающим и вкусным.
– Ладно, он горячий. Но также совершенно закрытый…
– Я его не виню, Мисс «Никаких фоток со мной».
– Ты меня, конечно, не видишь, но я показываю тебе средний палец.
– Да шучу я. Слушай, все бывает. Ты вошла в режим самозащиты и на каждого смотришь как на угрозу. – Тейт тоже была актрисой и снялась в давнем и очень популярном ситкоме на кабельном телевидении. Ее тон стал дразнящим. – Хотя у меня никогда не случалось подобного с горячим парнем, с которым я была бы в непосредственной близости на протяжении всего отпуска.
– Господи. Я чувствую себя идиоткой. Он, очевидно, разрывался между желанием расхохотаться мне в лицо и убежать прочь из аэропорта.
– Воспринимай это как вызов. Как только ты покажешь ему настоящую себя, он не сможет устоять.
Я уже была собой. И точно не хотела делать из Люсьена вызов. Да и вообще из какого-либо мужчины.
– На самом деле это не имеет значения, – сказала я с напускным легкомыслием. – Мужчины не входят в мой список дел в отпуске.
– Мужчины всегда должны быть в списке дел, Эмс. По крайней мере, они должны заниматься тобой, особенно в отпуске.
– У меня нет никакого интереса что-то начинать. Я все еще отхожу от разрыва с Грегом.
Одно лишь упоминание его имени заставило меня неловко сжаться внутри. После того как я поймала его, он улетел домой в Лос-Анджелес первым рейсом. Мне понадобился месяц, чтобы уладить все дела в Исландии, но после я не смогла полететь домой, ведь мы с Грегом жили вместе, и черта с два я бы вернулась туда, пока он там.
Мне нужно было найти новое жилье. Привести свою жизнь в порядок. Желание затаиться и просто остаться здесь было совсем не в моем духе. Обычно я шагала по жизни, преисполненная решимости взять ее под контроль. Но с тех пор как бабушка рассказала мне про Роузмонт, я ухватилась за идею, будто за спасательный круг. Что-то внутри меня настаивало на том, что я обязана там оказаться. Может, это глупо. Но я приехала, и, даже несмотря на общение с грубым, но слишком уж горячим Люсьеном Озмондом, заставившим меня нервничать и предвкушать каждую новую встречу с ним, я чувствовала себя хорошо.
– Грег был дерьмом, – сказала Тейт, втягивая меня назад в разговор. – Но не списывай со счетов всех мужиков из-за одного дурного.
– Ты же меня знаешь, – нахмурилась я, одергивая сарафан. – Дело не в этом. Просто… этот парень, – по неведомым причинам я пока не могла произнести имя Люсьена вслух, – всем своим видом дает понять: «Отвали от меня». Я никогда еще не встречала кого-то настолько закрытого. – И все же он флиртовал. Я не представляла, как это работает. Он флиртовал, однако ему это не нравилось. – И в этом месте от него не скрыться. Можешь себе представить, как было бы неловко на следующий день после? Нет уж, спасибо. Пожалуй, я сяду и буду наслаждаться своим одиночеством.
– Одиночество – отстой, Эм.
Я подавила улыбку.
– Говоришь как экстраверт.
– Сказал интроверт.
Мы обе захихикали.
– Что ж, – сказала она. – Делай все, что нужно, чтобы почувствовать себя лучше, а затем возвращайся домой. Я скучаю.
– Взаимно.
Я повесила трубку с грустной улыбкой. Я и правда скучала по Тейт. Но возвращаться домой не хотелось. У меня ведь и дома больше не было. Это вызывало нешуточную тревогу, поэтому я свернулась калачиком на кровати, обняв руками мучительную пустоту, что поселилась в моей груди.
Оказалось, мне требовалось вздремнуть. Приоткрытые окна впускали в дом сладкий ветерок с ароматом глицинии, и, свернувшись калачиком на плюшевой кровати с шелковыми одеялами, я спала, не ворочаясь и не заботясь ни о чем. Это было великолепно. Проснувшись, я почувствовала себя отдохнувшей и бодрой.
Приняв долгий горячий душ и высушив волосы, я вернулась в гостиную и обнаружила, что в почтовый ящик засунули конверт.
Это оказалось приглашение на кофе с пирожными в четыре часа. На пергаментной бумаге кремового цвета, написанное каллиграфическим почерком. Яркая радужная бабочка с золотой каймой украшала нижний угол записки рядом с подписью, нацарапанной росчерком: «Амалия».
Это выглядело так восхитительно старомодно и прекрасно. Я прикрепила записку к небольшой пробковой доске, висевшей у задней двери в кухне, и пошла готовиться. А чуть погодя задумалась. Прийти раньше? Или как раз вовремя? Никогда не стоит приходить позже – это грубо.
Без двадцати четыре я решила перестать тянуть время и просто пойти. Воздух снаружи был свежим, но не холодным. Я направилась к большому дому по извилистой дорожке, выложенной брусчаткой. В приглашении меня попросили подойти к северной террасе, где бы та ни находилась. Когда тропинка повернула, я пошла по ней к воротам, которые оставили открытыми.
С каждым новым шагом трепет предвкушения в моем животе становился все сильнее. Меня это нервировало. Я ежедневно встречала новых людей. Как актрисе, мне постоянно приходилось оказываться в разных ситуациях. Но я знала, что вовсе не по этой причине мое тело стало скованным и теплым, а мое сердце билось немного быстрее. Дело было в нем. Я хотела увидеть его снова и задавалась вопросом, получится ли.
Люсьен вместе со своим «хм-м» менее чем за два часа забрался мне под кожу, что, конечно, нервировало. Даже тревожило. Особенно потому, что я точно знала, что он будет избегать меня, будто чумы. Это читалось в каждой черточке, каждой мышце его крупного, красивого, напряженного тела.
– Забей. Ты же актриса. Сыграй невозмутимость, – пробормотала я себе под нос.
– Разговариваете сама с собой? – протянул незнакомый голос за моей спиной. – Вы прекрасно впишетесь в это место.
Шок от того, что я не одна, заставил мое сердце забиться в глотке. Я развернулась и увидела перед собой высокого улыбающегося латиноамериканца с невероятным помпадуром[23] в стиле Элвиса. В выражении его лица не было злобы, он казался приятно изумленным.
– Здравствуйте. – Он подал мне ладонь, и я отметила его идеальный маникюр. – Я Сальвадор. Но все зовут меня Сэл.
Я пожала ему руку.
– Здравствуйте, Сэл. Я Эмма.
– О, я знаю, кто вы. – Он широко улыбнулся. Я не могла отвести взгляда от его губ. – Я положил приглашение в ваш почтовый ящик.
– Точно. Люсьен говорил, что я должна обратиться к вам, если мне что-то понадобится.
Упоминание его имени вызвало во мне игривое предвкушение, которое стоило бы стереть в пыль. Впрочем, было бы неплохо узнать, живет ли он здесь, на территории поместья, или же только работает, а затем отправляется домой… Боже, а вдруг он женат? Или встречается с кем-то? Он, конечно, флиртовал, но многие придурки, состоящие в отношениях, так делают. Нет, я не собиралась думать об этой сволочи, Греге. И все же я многого не знала о Люсьене. И, черт подери, очень хотела узнать.
Я закусила нижнюю губу, пытаясь понять, как задать интересующие меня вопросы без риска показаться слишком любопытной.
– Вы… э… Я хотела спросить о… – Люсьене, что совершенно не мое дело. Раздосадованная своей назойливостью, я заполнила пустоту первым, что пришло на ум. – Что за фантастический цвет помады вы носите?
Он слегка подтолкнул меня локтем и подмигнул.
– Бархатная лента. Очень сложно достать. Но у меня есть лишний тюбик, если вам это интересно.
– Серьезно?
Он кивнул и, протянув руку, указал на открытые ворота.
– Конечно. Мы ведь теперь соседи.
Когда я вошла внутрь, Сэл взял меня за локоть и повел за собой.
– Я живу в большом доме с Амалией. Я ее ассистент и стилист.
Сэл говорил о ней с каким-то благоговейным уважением и глубокой нежностью, и мне казалось, будто я должна знать об Амалии что-то, кроме того, что она подруга моей бабушки Синтии. Все люди, которых я знала и которые пользовались услугами стилистов, были либо знамениты, либо связаны с кем-то известным. Я взглянула на безупречно скроенные черные брюки Сэла и золотую шелковую рубашку Versace, которые, как я знала, стоят больше, чем ежемесячная аренда большинства людей. Его стиль – Майами, внезапно встретивший Нэшвилл, но ему это шло.
– Амалия давно хотела с вами познакомиться, – продолжил Сэл.
– Признаюсь, я не слишком много о ней знаю. – Мы миновали фонтан со статуей обнаженного мужчины, держащего трезубец. – Бабушка сказала, что она прекрасная женщина и у нее есть место, где можно немного расслабиться.
– Ваша бабушка права в обоих случаях. – Сэл провел меня через центральный арочный портик во двор с еще одним фонтаном в центре. Это была Афродита, поднимающаяся из волн.
Затем мы прошли по боковой дорожке к широкой лужайке. Здесь главный дом раскинул крылья на две обширные секции. Я огляделась и мельком увидела интерьер через несколько французских дверей.
Перед домом находился бассейн, окруженный аккуратно подстриженными симметричными садами. С другой стороны лужайки, у подножия массивного эвкалипта, начиналась отдельная тропинка, которая вилась вверх по склону холма, где стояло еще одно бунгало.
– Это настоящее поместье, – выпалила я.
– Роузмонт – единственный в своем роде, – ответил Сэл. – Он великолепен, не правда ли?
Мы оба смотрели на темно-синий океан, тронутый точками золотого солнечного света, раскинувшийся где-то там, далеко внизу. Затем Сэл счастливо вздохнул и указал на стол, установленный под большой галереей длиной в весь дом. Круглый стол и четыре стула выглядели так, будто их забрали со светской свадьбы – мерцающая розовая скатерть, полный сервиз старинного травянисто-зеленого фарфора, хрустальные бокалы, низкие букеты пухлых румяных пионов. И даже хрустальный канделябр.
– Вау!
– Мы немного драматичны в том, что касается празднеств, – сообщил Сэл.
– Празднеств? – Нет уж, я не стану искать его.
– Дорогая, каждый прием пищи должен быть праздником, не считаете?
– Да, Сэл, считаю.
– Присаживайтесь. Амалия хотела сама встретить вас, но ее прервал звонок из Франции. – Сэл наградил меня косой улыбкой. – Родственники. Нельзя их игнорировать.
– Все в порядке.
Боже мой, на каждой тарелке стояла изящная хрустальная бабочка. Между крыльями одной из них спряталась маленькая карточка с моим именем, нацарапанным на ней. Кто эта женщина?
Остальные бабочки оказались без карточек с именами, так что я заняла свое место. Стол накрыли на четверых. И нет, я по-прежнему не собиралась интересоваться им.
Правильно, Эм. Просто отпусти.
Как только я села, Сэл засуетился надо мной.
– Хотите чего-нибудь выпить? Белое вино? Шампанское? Газировка?
– Спасибо, но я подожду Амалию.
– Я скажу ей, что вы здесь. – Перед глазами мелькнул золотой шелк рубашки, и Сэл скользнул обратно в главный дом.
Я напоминала комок сжавшихся нервов. В течение многих лет я изо всех сил пыталась добиться успеха в актерском мире, терпела кучу дерьма, от которого до сих пор мурашки по коже, хотя и отказывалась от вещей, которые просто не могла заставить себя сделать. Много раз я размышляла о своей жизни, и она казалась мне нереальной, сделанной из стекла или воздушного сахара.
Пальцы дернулись в складках юбки, страх и нервы скрутили все внутри. Я не хотела думать о неудаче. Или потере. Но это было трудно, сидя здесь, на этом диком, одиноком островке земли, – не чувствовать, что, возможно, это последний вздох моей прекрасной жизни.
– Ах, вот вы где! – воскликнул хриплый, но очень женственный голос.
Статная брюнетка, которой могло быть от пятидесяти до семидесяти лет, шагнула ко мне с широкой улыбкой на ярко-розовых губах. Одетая в шелковый брючный костюм цвета жевательной резинки и серебряные тапочки со стразами, которые должны были казаться нелепыми, но каким-то образом воспринимались как ретро-шик, она выглядела потрясающе. И ее глаза имели точно такой же оттенок, как у Люсьена. Но, в то время как его взгляды казались в основном холодными и сдержанными, ее искрились хитростью и иронией.
Она понравилась мне сразу же.
– Здравствуйте.
Я встала, чтобы поприветствовать ее, и она окутала меня теплыми объятиями и облаком Chanel No. 5, а после поцеловала в каждую щеку.
– Очень приятно познакомиться с тобой, моя дорогая. – Она отступила назад, держась за мои запястья, и посмотрела на меня яркими глазами. – Ты похожа на свою бабушку.
– Мне говорили. Спасибо, миссис Озмонд, что разрешили мне остаться здесь.
– Зови меня Амалия. И тебе очень рады. – Она указала на наши места и заняла одно из них. – По правде говоря, ты тоже делаешь мне одолжение. Этому дому нужен глоток свежего воздуха. Нам с Сэлом стало совсем скучно.
Ни слова о Люсьене. Но я не хотела – не могла – спрашивать. Это же его бабушка. И что-то мне подсказывало, что, если я проявлю хоть малейший интерес к его местонахождению, она ухватится за эту идею и станет либо предостерегать меня от этого, либо пытаться сосватать нас.
– Это место совершенно великолепно, – сказала я ей.
– И правда. – Она огляделась, а после счастливо выдохнула. – Оно принадлежало моему второму мужу, Фрэнку. Венчурному инвестору. Что, конечно, означало много денег, но еще больше стресса. Дорогое сердечко не выдержало и сдалось три года назад.
– Мне жаль.
– И мне. Он был хорошим человеком. Не любовью всей моей жизни, но отличным компаньоном.
Я пыталась думать о том, чтобы выйти замуж за кого-то только ради дружеских отношений, и с ужасом поняла, что жила с мужчиной, которого терпела, в котором больше всего меня привлекала внешность. По крайней мере, Амалия согласилась на кого-то, кто ей нравился. Меня заманили красивое лицо и известное прошлое. Я стала тем самым человеком. И мне это не понравилось.
Этого больше не повторится. Отныне я не собиралась западать на мужчину только из-за того, что мне понравится, как его задница выглядит в джинсах. Я нуждалась в большем. В связи, которая перебила бы все физическое. И это означало одно – нельзя вожделеть эти нефритово-зеленые глаза под суровыми бровями.
Амалия осматривала обширные владения.
– Это слишком большая территория для одной женщины. Даже смешно насколько. Но в Роузмонте есть нечто такое, что проникает в душу и успокаивает сердце. К тому же здесь полно комнат для гостей. – Она рассмеялась над очевидным преуменьшением, и я улыбнулась. – Что ж, дорогая, – она положила свою холодную руку на мою, – можешь оставаться столько сколько захочешь. Позволь себе исцелиться.
Подобная доброта вызвала неожиданную волну эмоций, и я обнаружила, что часто моргаю.
– Вам не стоит так меня искушать. Что, если я никогда не уеду?
В ту минуту я хотела остаться навсегда. Спрятаться, будто маленькая девочка.
Она улыбнулась широкой и понимающей улыбкой.
– Что-то мне подсказывает, что ты никогда не остаешься сбитой с ног надолго.
Прежде чем я успела ответить, из дома вышел Сэл, катя тележку с едой, нагруженную подносами с накрытыми серебряными крышками тарелками и кофейным сервизом. Я вскочила, чтобы помочь ему, а он попытался меня прогнать:
– Все в порядке.
– Да, но все равно позвольте помочь, – предложила я.
Он стрельнул улыбкой в Амалию.
– Ты уже без ума от нее, Ама?
Глаза Амалии, так пугающе похожие на глаза Люсьена, засияли.
– Да, похоже, что так и есть.
К моим щекам прилил жар. Я плохо справлялась с комплиментами, и это печально, ведь люди любят подлизываться к известным актрисам. Не то чтобы Амалия и Сэл льстили мне. Они искренне радовались встрече с настоящей мной. Но неуверенность трудно преодолеть.
– Я могла бы оказаться визжащей гарпией, – пошутила я.
Амалия рассмеялась.
– Боже, я надеюсь, что время от времени ты бываешь своенравна. Подозреваю, подобное качество может тебе в скором времени пригодиться.
С этими словами она взяла телефон в блестящем чехле, украшенном стразами, и набрала сообщение, а после сунула его обратно в карман.
– Итак, на чем мы остановились?
Амалия казалась слишком довольной собой. И я могла не спрашивать почему, ведь несколько мгновений спустя из-за угла выскочил ее ворчливый внук с таким встревоженным выражением лица, будто что-то случилось. Когда он увидел улыбающуюся Амалию, сидящую за столом, его шаги замедлились, а холодные зеленые глаза сузились. И я поняла – его провели.
Но он не развернулся и не ушел. Он сделал вид, будто все в порядке, и шагнул вперед. Блеск в его глазах обещал возмездие.