Я подумал, что в жизни Эмма Марон еще более красивая, более впечатляющая. И пусть ее волосы теперь стали медово-золотистыми вместо бело-синих, я сразу узнал ее и ощутил прилив сиюминутного возбуждения. Год назад я бы с первых слов попытался очаровать ее, замыслив затащить в койку. Был бы доволен, как слон, что Мами́ устроила нашу встречу. Да, все произошло бы именно так, если б не моя тогдашняя помолвка. То, что я и думать забыл об этом событии, немного встревожило.
Эта женщина оказалась ходячим отвлечением. В последнее время я плохо справлялся с отвлекающими факторами. Особенно с теми, у которых сладкая, как сахарная вата, улыбка и уверенность первоклассного снайпера – бог знает, ее словесные удары идеально попадали в цель. Это сочетание не должно было быть сексуальным. Но было.
Открыв пассажирскую дверцу своего пикапа, я стал ждать, когда она заберется внутрь, и почувствовал, как по телу пробежала дрожь. На секунду она задержалась, глянула на меня своими большущими сине-фиолетовыми глазами, будто ждала, что я подам ей руку, как-то помогу усесться в пикап. И тут дрожь превратилась в полномасштабную атаку моего тела, заставив все мышцы сжаться.
Я не хотел касаться ее. Это казалось опасным. Словно какой-то неуклюжий мальчишка, я боялся физического контакта с этой женщиной, будто это действие магическим образом могло бы испортить меня, и в ответ на ее игривую экспансивность[13] я выплюнул бы еще больше тупых реплик.
Но затем она просто сверкнула захватывающей дух улыбкой и запрыгнула в машину с удивительной легкостью. Я захлопнул дверцу, облегченно выдохнув. Но облегчение было недолгим. Меня ждала поездка длиной больше часа. В замкнутом пространстве с самой любимой в мире принцессой варваров.
Конечно, она не выглядела так, словно могла хоть кого-то обидеть. Да, в «Темном замке» она владела магией и могла расплавить несчастным бедолагам лица. Выдумка или нет, но это заставляло меня вести себя осторожно.
Помассировав шею, я сел в грузовик. И тут же оказался сражен ее ароматом. Пять секунд в чертовой машине, и все наполнилось ее запахом, насыщенным и сладким – вареные груши в креме англез[14]. Нет, не думай о кондитерском креме. И не облизывайся.
Я крайне нервно отреагировал на эту женщину. Целый год я не чувствовал даже капли сексуального влечения или потребности в близости. Даже не скучал по сексу – что тоже вызывало беспокойство. Однако я смирился с апатией. Эмма Марон пробудила меня, будто вставила вилку в розетку. И мне это не понравилось.
– А как долго ехать до дома? – спросила она, когда я завел машину.
Слишком долго. Вечность.
– Около часа.
Я не упустил из виду крошечную морщинку на ее лбу. Но она быстро опомнилась и откинулась на спинку сиденья. Только когда мы выехали из аэропорта, она нарушила тишину:
– Будет весело.
Сухой сарказм в ее исполнении вызвал у меня желание улыбнуться. Но я не стал.
– О, безусловно.
– Какое слово вы использовали ранее? – Ее пухлые губки изогнулись в лукавой улыбке. – Отожжем, верно?
– Отожжем не по-детски, – невозмутимо произнес я, заставив ее засмеяться. Иисусе, ее смех. Хрипловатый и легкий. Так смеются в спальне.
Я поерзал на сиденье и сосредоточился на дороге. Но все же посмотрел на нее, не смог сдержаться. Ошибка.
Господи, она выглядела великолепно. Чистая, восхитительная красота. Начиная с округлых щечек и заканчивая тонкой линией подбородка – подобные лица скульпторы увековечивают в мраморе, чтобы остальные поколения веками могли любоваться ими.
Естественно, она оказалась красивой. Ведь она актриса. Созданная быть экранным идолом. Эмма Марон, она же принцесса Аня, будущая королева и завоевательница Темного замка. Мы с парнями смотрели сериал, пока путешествовали между играми. Аня была моей любимицей. Особенно с тех пор, как… я увидел ее грудь. Это событие сразило меня, будто кто-то ударил шайбой по шлему, и в ушах зазвенело. Моему взору предстали идеальные кремовые бугорки со сладкими розовыми сосками, вздернутыми вверх и бросающими вызов самой гравитации, умоляющими, чтобы их пососали. Она стояла на четвереньках, задорные сиськи подпрыгивали, пока Арасмус врезался в нее сзади.
Я почувствовал, как краснею. Я. Парень, на которого каждую ночь со времен старшей школы вешались десятки пассий. Я занимался сексом так часто и в таких разных позах, что со временем это стало обыденным. Ничто не могло заставить меня испытать стыд или почувствовать себя неловко. И все же сейчас я ощущал, как шея под воротником горит, а щеки алеют. После почти года воздержания мой член решил заявить о себе и начал расти. Именно сейчас. Сейчас, когда я застрял в машине, меньше чем в трех футах от женщины, у меня случился стояк. Чудесно.
Я вдруг ощутил себя проклятым извращенцем.
– По крайней мере, во время этой поездки можно посмотреть на красоту, – сказала она, прерывая мои мысли о кремовых сиськах с сахарными сосками.
– Хм-м, – только и смог промычать я.
Но она была права. Какое-то время нам предстояло ехать вдоль побережья, и хотя некоторые люди здесь перестали обращать внимание на Тихий океан, я сомневался, что Эмма Марон поступит так же. Это было хорошо. Она концентрировалась на пейзаже, а я концентрировался на дороге. Вместо нее. Не то чтобы она облегчила мне задачу. Эмма не восприняла мое молчание как намек.
– Без обид…
– Что означает – вы собираетесь меня обидеть, – сухо отрезал я.
– …но вы не похожи на шофера, – весело закончила она.
– Мне казалось, я похож на угрюмого экс-спортсмена с бременем на плечах, прячущегося от мира и запивающего свою боль.
И пусть я всего лишь отшутился ее же репликой, что-то внутри меня неприятно сжалось. Она почти попала в точку. Я не пил, но остальное…
Она мягко фыркнула, и это отвлекло меня.
– Что ж, сомневаюсь, что старый добрый Брик предложил бы забрать кого-то из аэропорта. Особенно если ехать пришлось бы час.
Попался. Мои руки сжали руль немного крепче.
– Амалия – моя бабушка.
– Оу! – В одном этом слоге уместилось все понимание мира. Эмма глянула в окно, прежде чем добавить: – Я ни разу не встречала ее.
– И все же решили приехать?
Она криво улыбнулась.
– Странно, правда?
– Я не берусь судить.
Эмма снова фыркнула, но без злобы. Я бросил взгляд в ее сторону, и наши глаза встретились. Мы обменялись легкими улыбками, как бы говоря, что мы оба полны дерьма. Но потом она пожала плечами.
– Я… переживала нелегкие времена и позвонила своей бабушке. Она рассказала мне о замечательном поместье под названием Роузмонт и о своей очаровательной подруге, которая им владеет. – Эмма бросила на меня застенчивый взгляд. – Бабуля говорит, это идеальное место, чтобы спрятаться и прийти в себя.
Сказав это, она сгорбилась, словно готовясь к пренебрежению с моей стороны. Но от меня она подобного не получила бы. То, что Эмма показала свою уязвимость совершенно незнакомому человеку, неожиданно заставило меня встать на ее защиту, и я решил немного открыться в ответ:
– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать. – Я отмахнулся от ее немедленного сочувствия. – Амалия стала мне и бабушкой, и матерью. Ее второй муж, Фрэнк, тогда только купил Роузмонт. Мы жили там весь школьный год. Это отличное место для…
Исцеления. Скорби.
Я схватился за руль и взял паузу, чтобы отогнать воспоминания о том потерянном, злом ребенке. Но тщетно. Они все равно заявились.
– Не буду говорить, что это какое-то волшебное место… – Ага, именно поэтому ты прибежал сюда, как только смог. – Но тут красиво и уединенно. И Амалия однозначно позаботится о вас.
Сама эта мысль заставила меня почувствовать одновременно и радость, и неловкость. За Эммой стоило присматривать. Но почему именно здесь, в месте, откуда я не мог сбежать? Как бы то ни было, я проговорил с этой женщиной дольше, чем кем-либо другим за последние месяцы.
К счастью, Эмма просто кивнула и задумчиво уставилась в окно, рассматривая проносящийся мимо горный хребет.
– Я помогаю ей с ремонтом помещений, – захотелось сказать мне черт знает почему. Ей не нужно было этого знать. И все же я не заткнулся: – В основном гостевых домов. Они пришли в негодность за эти годы. Ваш, к слову, был полностью обновлен.
Заткнись, Оз, ты тупица.
– Я и не сомневалась, – проговорила она.
Наступила блаженная тишина. На пару секунд.
– Значит, вы подрядчик?
Одна часть меня захотела засмеяться. Другая – завыть в пустоту. Вот в кого я превратился. Мужчина, обожаемый фанатами, толпы которых тусовались у выхода после игры в надежде получить автограф. Мужчина, от которого хоккейный мир ожидал еще одной победы в Кубке Стэнли. Теперь я стал не более чем обычным парнем, работающим на свою бабушку и подвозящим известную актрису, которая понятия не имеет, кто он такой.
Конечно, я не думал, что она окажется великой фанаткой хоккея. Но хоть бы капельку узнавания! Я участвовал в международных кампаниях энергетических напитков, рекламе часов, спортивных машин, батончиков. Черт подери, она ведь предположительно жила в Лос-Анджелесе по меньшей мере год. Пятидесятифутовый билборд, где я изображен с клюшкой наперевес, роскошно улыбающийся и одетый в одни лишь обтягивающие красные боксеры, висел над бульваром Сансет[15] и Лос-Фелис[16].
Я подумал об этом идиотском билборде, копии которого распространились по всем городам мира, вспомнил, как парни болтали, мол, Счастливчик Люк выставил напоказ свой мешочек с драгоценностями, и сжался.
Может, и лучше, что она меня не узнала. Возможно, поэтому, когда она спросила мое имя, я назвался Люсьеном. Кроме моих родителей, никто не называл меня так. Я всегда был либо Озом, либо Люком.
Любопытная малышка Эмма, сидевшая рядом со мной, издала странный звук, как бы говоря: «Алло? Земля вызывает Люсьена» – и напоминая, что я не ответил на ее вопрос о том, подрядчик ли я.
– Что-то вроде того.
Я переключил радио. По правде говоря, мне совсем не хотелось, чтобы она узнала меня. Это привело бы к вопросам и неизбежной правде о том, что я больше не способен заниматься самым любимым делом в своей жизни.
В желудке возникла тяжесть, я ехал в мрачном молчании. И теперь Эмма не настаивала на вежливой болтовне. Бескрайним синим простором перед нами открывался Тихий океан. Солнечный свет отражался от воды, отбрасывая золотые отблески. Я потянулся за солнцезащитными очками и надел их, пока Эмма охала и ахала.
– Большую часть года я живу в Лос-Анджелесе, – сообщила она с легкой улыбкой. – Но видеть океан всегда приятно.
Когда-то я тоже так считал. Пикап змеился по дороге, вдоль которой растянулись грязно-коричневые, слегка зеленоватые горы, напоминавшие ноги древних динозавров, ступивших в океан. По крайней мере, так я говорил Мами́, когда был ребенком. Воспоминание помогло немного расслабить мышцы на шее и лбу.
Размеренно дыша, я быстро сказал ей: «Да, здесь красиво» – и продолжил движение. Несмотря на нарастающую головную боль, я не мог отрицать великолепия вида, оказавшего такое сильное влияние на Эмму Марон. Береговая линия Калифорнии внушала благоговейный трепет. Океан разбивался о гранитные утесы, пенился и кружился вокруг маленьких островков золотых пляжей.
Как и Эмма, я вернулся в Калифорнию, чтобы здешняя земля проникла в мою израненную душу. Чтобы обрести покой. Но, увы, я этого не почувствовал. Мир ускользал от меня. Боль в голове усилилась, раскаленными иглами вонзившись в мои глаза изнутри. А с болью пришла тошнота, густая и жирная. Твою-то мать. У меня не было мигрени несколько недель. Почему сейчас?
Я знал ответ. Врач сказал, что у меня могут возникнуть головные боли при внезапном стрессе. Дело было в ней. Даже не пытаясь, Эмма выдернула меня прямо из моего милого, безопасного кокона оцепенения, а я не хотел просыпаться.
Я приоткрыл окно, отказываясь сдаваться. Эмма рядом со мной тихонько подпевала Фионе Эппл[17]. Сомневаюсь, что она знала об этом, но я не возражал. Ее голос звучал мягко и мелодично. Приятное отвлечение.
Солнце поднялось выше, блики усилились. Как и головная боль. Мелкий пот выступил на коже; свет отражался от океана, а дорога сливалась в одно большое сверкающее пятно.
Мигрень никогда не заставала меня в дороге. Унижение боролось со здравым смыслом. Трасса – не то место, где можно валять дурака во имя пресловутой мужской гордости. Мне следовало остановиться. Следовало сказать Эмме, что я не могу вести машину. Я медленно выдохнул, готовясь признаться ей, но она заговорила первой:
– Вы не возражаете, если мы остановимся возле смотровой площадки? Здесь так красиво, мне хотелось бы сделать фото для соцсети.
Я не собирался жаловаться и коротко кивнул ей. Мой ослабевший мозг превратился в жидкую кашу от боли, заполнившей череп. В ответ вспыхнули огоньки. Я стиснул зубы и попытался отдышаться.
Вся эта ситуация невероятно бесила. Я катался с разорванными мышцами, разбитыми губами, сломанным носом. Четверть сезона держался за клюшку перекореженными пальцами, перевязанными бинтом. Но не смог справиться с этим. Меня подкосила головная боль.
Свернув на полукруглую, покрытую грязью и гравием смотровую площадку, я как можно быстрее поставил пикап на стоянку и практически выскочил из него. Эмма ничего не заметила. Она легко выбралась из машины и чуть ли не помчалась к краю.
Там, где море встречалось с пеной волн у берега, оно казалось бирюзовым. Чуть дальше по побережью серферы покачивались на своих досках, ожидая хорошей волны. Эмма откинула голову назад и глубоко вдохнула аромат моря. Солнечный свет коснулся золотых прядей волос и сделал ее кожу цвета идеальной булочки. На мгновение я забыл о своей пульсирующей голове. Забыл, как, черт возьми, дышать.
Эмма выглядела сногсшибательно. Она наверняка замерзла в своем белом сарафане – воздух был свежим и влажным от ветра, – но не подала виду. Вместо этого Эмма широко раскинула руки, словно обнимая мир, а солнечный свет сделал белый хлопок ее юбки полупрозрачным, отчего силуэт ее сладкого тела стал виден сквозь ткань.
Я не имел права замечать подобные вещи, особенно в ее случае. И все же ничего не мог с собой поделать – Эмму Марон невозможно игнорировать. Не только из-за ее красоты, но и из-за того, что она каждой частичкой себя впитывала радость, будто даже возможность дышать – это подарок. Может, и правда, но в тот момент так не казалось.
Пробормотав про себя проклятья, я посмотрел на воду и последовал ее примеру. Делая глубокие вдохи, мечтал, чтобы мигрень утихла. Но она ответила мне: «Да пошел ты». А после нахлынула с такой силой, что мне пришлось проглотить свои желания.
– Великолепный вид, правда? – спросила Эмма.
– Ага.
– Я провела месяцы на съемках в Исландии, там очень красивые пейзажи, – бормотала Эмма на фоне моей адской боли. – Некоторые из них откровенно мрачные, как лунный пейзаж, например, но Тихий океан все еще вызывает во мне благоговение. Так и хочется рухнуть на колени и начать благодарить за такую красоту или что-то в этом роде.
Мне тоже хотелось рухнуть на колени. Но не перед каким-то морским богом. Может, я сделал бы это перед богами боли, если бы думал, что они хоть на секунду оставят меня в покое.
Я не замечал ее приближения, пока она не оказалась рядом со мной. Даже тогда она представляла собой лишь размытое цветное пятно, пахнущее теплом. Но я отчетливо ее слышал.
– Послушайте, Люсьен, я хотела вас попросить… – Она остановилась, издав полусмешок, словно изо всех сил пыталась подобрать нужные слова. – Это как-то неловко…
Да я нынче просто эксперт по неловкости, милая.
Мое зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть, как она слабо улыбается и заламывает руки, – Боже, пожалуйста, не дай ей узнать меня сейчас.
– Просто меня немного укачивает… Так всегда случается, когда после долгих перелетов так скоро приходится оказаться в машине.
Она, должно быть, шутит, подумал я. Наверное, поняла, что я не в себе, и это стало ее решением. Я напряг глаза и окинул ее критическим взглядом. Лицо немного позеленело, она будто пыталась сглотнуть, но не могла.
– Вам плохо? – задал я очевидный вопрос.
Она еще больше побледнела, на гладкой коже выступил пот.
– Это так глупо…
– Вовсе нет. Такое случается.
Черты ее прекрасного лица напряглись.
– Я думала, если остановимся, то это поможет, но… – Она заставила себя посмотреть на меня. – Вы не будете возражать, если я ненадолго сяду за руль?
Ее тонкие пальцы сцепились вместе. Боже, да мы просто парочка неудачников. Я вести машину не в состоянии, а ей это нужно, и она предлагает…
– Ладно, – умудрился выдавить я. – Конечно, если вам это необходимо.
Выражение радости на ее лице заставило нечто в моей груди странно сжаться.
– Спасибо вам огромное.
– Ключ в зажигании, – сказал я, слабо кивнув, а после направился к пассажирской дверце, чтобы сесть.
– Супер. Одну секундочку. – Она подошла к другому пикапу, припаркованному на краю смотровой площадки. В потрепанном садовом кресле рядом с ним сидел пожилой мужчина и продавал бутилированную воду из кулера.
Эмма купила несколько бутылок, взяла в руки и направилась обратно ко мне. Я, кажется, вообразил себе ее бодрую походку, поскольку, когда она встретила мой взгляд, ее тут же будто накрыла волна болезненности. Но она выдержала это, глубоко и судорожно вдохнув, а затем протянула мне ледяные бутылки.
– Вода мне тоже помогает. Возьмите, если хотите.
Вода точно помогла бы. Еще как. Я посмотрел на холодные бутылки у себя на коленях, а затем на Эмму, обходившую пикап. Неужели она сделала это для меня? Я не был уверен. Это раздражало. Нервировало.
Озадаченный, я открыл бутылку для нее и одну для себя, а остальные сунул в большой отсек между сиденьями. Эмма скользнула на водительское сиденье и тут же принялась настраивать все по своему вкусу.
Странно, что и это я нашел сексуальным? Наверное. Но я был слишком измучен, чтобы переживать об этом. Наклонившись ровно настолько, чтобы немного ослабить давление на поясницу, я схватил бутылку и сделал большой глоток. А потом чуть не заплакал от облегчения, когда холодная вода хлынула мне в горло.
– Вы знаете, куда ехать? – спросил я ее, хотя было довольно очевидно, что она знала, в каком направлении мы едем, и я запросто мог указать ей, где повернуть, при необходимости.
Она ответила вопросом:
– Мы ведь направляемся в Монтесито?
– Верно.
Эмма спокойно выехала на дорогу. Как только мы тронулись, она приоткрыла окна, чтобы впустить ветерок, а потом включила кондиционер. Бросив быстрый взгляд в мою сторону, она объяснила:
– Тоже помогает от тошноты, знаете?
Да, я знал.
Я хмыкнул и, спрятав глаза за солнцезащитными очками, закрыл их. Выпив свою порцию воды, позволил свежему воздуху облегчить мое состояние. Эмма тихонько напевала мелодию, и мне потребовалась минута, чтобы понять, что это «Мария» из «Звуков музыки»[18].
По какой-то причине мне захотелось рассмеяться. Не над ней или песней, а потому, что это было так на нее похоже. Вместо этого, пока она спокойно вела машину, я выпил еще воды.
– Вы хороший водитель, – сказал я вдруг.
На ее губах заиграла легкая улыбка.
– А вы сомневались?
– Я так не говорил. Предположил, что вы более-менее опытны, раз предложили повести машину.
– Могла и обмануть, – игриво возразила она. – Может, я просто жутко самоуверенная, но опасно некомпетентная.
– Встречали много таких людей?
В уголках ее глаз появились маленькие морщинки.
– Парочку.
– Хм-м.
Эмма обогнала соседнюю машину.
– Правда в том, что я люблю водить. Особенно на живописных дорогах. В Исландии мы брали напрокат спортивные машины и ездили кататься по сельской местности на выходных. – На ее лице застыло меланхоличное выражение, словно она погрузилась в свои мысли.
– Принцесса Аня была звездой этого сериала.
Ее лицо мгновенно приняло удивленное выражение.
Вот дерьмо.
Затем она повернулась в мою сторону и широко улыбнулась.
– Вы смотрели «Темный замок»?
Двойное дерьмо.
– Хороший сериал. Я смотрел его… – в дороге между играми, – иногда.
Самодовольство шло Эмме Марон. Хотя я уже начинал думать, что Эмме идет все.
– Так, значит, вам нравилась Аня, а?
Аня. Не Эмма. Героиня сериала. Героиня, которую я видел голой и… Черт подери. Гребаный ад.
Я подтянул ногу немного выше, чтобы скрыть увеличивающийся член. И все же не смог перестать представлять ее голые сиськи. Блин. Я самый худший кобель на свете.
– Она мне больше нравилась с головой, – пробормотал я, заслужив мелодичный смех Эммы.
– Да, мне тоже. – Эмма сказала это с улыбкой, но вскоре она исчезла, и я понял, что задел ее за живое. – Амалия рассказала, да?
– Я поклялся хранить тайну. Не то чтобы мне есть кому разболтать…
Казалось, это ее успокоило. Но тут тонкие плечи Эммы поникли.
– Скоро это станет известно всем. В весьма захватывающем финале сезона.
Через шесть месяцев.
– Ты знала? Что тебе…
– Отрубят голову топором? – спросила она, шевельнув бровями.
Мне стало не до смеха.
– Да, это.
Шоу печально славилось тем, что скрывало повороты сюжета не только от фанатов, но и от актеров.
– Нет, – ответила она уже серьезно. – Нет, пока не ознакомилась со сценарием во время читки.
Я узнал этот тон – горькая боль, смешанная с замешательством. Будто она задавалась вопросом: «Неужели гребаный кошмар, что случился со мной, – это правда?» Мне это было слишком хорошо знакомо.
Они убили ее без предупреждения. На глазах у коллег.
– Это какое-то дерьмо, Эм.
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Это точно, Люсьен.