Самый сладкий сон под утро, а если это происходит на дежурстве на «скорой» в канун Нового года, то он приобретает привкус верескового мёда. Так говорят…
Но лично Саня никогда не пробовал верескового мёда, потому что ни разу, для особо одаренных повторю – НИ РАЗУ не спал по-человечески. Может быть, сегодня удастся?..
– Двадцать третья бригада на выезд. Повторяю, двадцать третья бригада на выезд.
– Да иду я, иду!
Саня спустил ноги и, прежде чем засунуть их в полусапожки, слегка размял круговыми движениями. Потом широко зевнул и вслух произнёс «утреннюю молитву»:
– Все больные – законченные гады! Господи, пошли им лёгкую смерть, как только прикоснутся к телефонной трубке. Не для себя прошу, а для ближнего своего. Аминь!
Покрутив шеей, как боксёр, надев помятый халат, он начал спускаться на второй этаж. Их подстанция располагалась во дворе обычного многоквартирного дома.
Ещё спускаясь, он услышал переругивания между врачом Галиной Сергеевной Шепитько и диспетчером Степанидой.
– Я туда не поеду!
– Но сейчас ваша очередь.
– Я не для того кончала медицинский с красным дипломом, чтобы трупы перевозить!
– Почему сразу труп?
– А что, по-вашему, будет лежать в декабре при минус двадцати, слегка присыпанное снегом?
– Может быть, человеку стало плохо с сердцем, и он упал…
– Ага, а перед этим догола разделся!
Саня, деловито зевая, зашел в диспетчерскую.
– Чё за шум, а драки нету?
– Тебя интересует выезд на декабрьский номер «Плейбоя»?
– В каком смысле?
– В эротическом! На сигналку, а то доктор Шепитько боится ехать!
– Вообще-то сейчас не моя очередь, у меня завтра утром три пары, я хотел отоспаться… – начал отнекиваться Саня.
– Да ты сигналку-то посмотри, – наставительно произнесла Степанида.
Степанида, или баба Степа, была крупной и дородной женщиной, отменной хозяйкой и прекрасно готовила, но Бог не дал ей детей. Она охотно подкармливала подрабатывающих на подстанции студентов. Сашка ходил у нее в любимчиках.
– Можете писать докладную, я на этот вызов все равно не поеду! – произнесла Галина Сергеевна и вышла, громко хлопнув дверью.
Саня ещё раз перечитал мотив вызова, но теперь уже вслух:
– Обнажённая девушка на улице… Снегурочка, что ли?
– Сашка, я тебя очень прошу, съезди! Достала меня эта тощая вобла. Стерва стервой, а думает, что она северное сияние! А я тебе напеку к следующему дежурству таких пирожков с картошкой и капустой, пальчики оближешь.
– Подкуп должностного лица, карается… – начал сурово фельдшер, задумчиво хмуря лоб, как будто вспоминая статью уголовного кодекса. – А сколько будет пирожков?
– Пятнадцать!
– Вот… С этого и надо было начинать! А то «Плейбой», Снегурочка в ассортименте. Ладно, Пётр Васильевич, поди уже, заждался в машине. Пойду я, кстати, дежурю послезавтра…
Через десять минут машина подкатила к продуктовому магазину. На часах было без двадцати шесть. В ожидании, когда привезут бочку с молоком, уже стояло 5—6 граждан с бидончиками и стеклянными банками в авоськах. Рядом одиноко стоял милицейский газик.
– Ну, что? – обратился сам к себе Саня. – Пойдём отрабатывать пирожки!
– Какие ещё пирожки? – спросил, закуривая «Приму», Васильевич.
– Да так, студенческая поговорка, – ответил Саня и выпрыгнул на свежий снег из машины.
Потянувшись и поёжившись от мороза, он оглядел поле битвы. Снегурочки нигде не было!
Из газика выпрыгнул молодой сержант и, увидев Саню, заулыбался.
– Здорово, помощник смерти! – радостно поприветствовал он фельдшера.
– Здорово, шериф! – буркнул в ответ Саня. – Слышь, Серёга, а труп-то где?
– Чей?!
– Ну не мой же! Девушки?
– Какой девушки? – с изумлением спросил сержант.
– Обнажённой!
– Обнажённой девушки?! – уже с ужасом переспросил милиционер. – Ты, Санёк, часом не того?.. У тебя крышу сдуло вместе с домиком, как у девочки Элли из Изумрудного города?
– Слышь, ты, мент из графства Кент, у меня через два часа урология в железнодорожной больнице. На, читай!
И Саня протянул сигнальный лист вызова бригады скорой помощи.
– А, это… Во Колян прикололся! Идём к машине.
– Подожди, я носилки возьму!
Саня подбежал, распахнул задние двери «рафика» и вытащил носилки.
– Всё. Теперь пошли.
Сержант приглашающим жестом широко распахнул правую заднюю дверь газика и произнес с королевской щедростью:
– Забирай!
Саня обалдело уставился на пустой салон.
– Так тут никого нет…
– Как? – испуганно спросил Серёга и сам заглянул в салон. – Так ты внизу не смотрел, под сидениями!
И тут Саня увидел две угольно-черные стопы.
– Негритянка, что ли?!
– Сам ты негритянка; помыть – и будет Белоснежкой!
– Так я и сказал, что труп девушки, – пробурчал фельдшер обиженно, – хорош новогодний подарочек!
– Да какая она девушка? Может быть, и была ею до семнадцатого года! И совсем она не труп, так, подмёрзла слегка, свежемороженая…
Саня скептически потянул за антрацитовые пятки, но тело не желало покидать газик, чем-то там зацепившись. На другом конце машины из-под сиденья послышалось ворчание с отдельными фрагментами мата!
– Так она живая!
– А я тебе что говорил!
– Давай помоги. А то что-то там застряло.
Они дернули разом. Как в сказке репку, и из машины вылетело женское существо неопределенного возраста. Единственным её одеянием был грязно-голубой пеньюар, прикрывавший две трети дряблого торса. Другой одежды не было. Существо пьяно покачивалось на ногах, покрытых грязью и варикозными венами. Взгляд был мутным.
– Ё-моё! Давай положим её на носилки.
Во время транспортировки из «газика» тело при выгрузке повредило себе нос, о чем свидетельствовал красный ручеёк из левой ноздри.
Существо упорно не желало ложиться на носилки.
– Поехали, бабуля, поехали!
– Я пока не хочу кататься… Сначала угостите меня портвешком или сухариком…
Тут подвезли бочку с молоком, но стоявшую очередь развивающиеся события интересовали гораздо больше.
– Серёга, прикрой меня. Пора кончать этот цирк, – произнёс Саня и сделал подсечку старушке, которая благополучно приземлилась на стоящие на земле носилки.
– Серый, понесли быстро старуху к машине!
Очередь заволновалась, послышались возмущенные комментарии.
– Глядите, глядите, чего «скорая» вытворяет! А им ещё и милиция помогает, надо сообщить куда следует. Сталина на них нету!
Бабка упорно не хотела помещаться в распахнутый задний проход «рафика». Она сидела на носилках и, раскинув руки, вцепилась в борта машины.
Милиционер с трудом держал заднюю часть носилок, в то время как фельдшер пытался задвинуть в салон переднюю их часть. Наконец фельдшер не выдержал и двинул в желеобразный живот этой зимней Венеры. После чего она сложилась пополам; удалось носилки задвинуть и захлопнуть дверцы машины.
– Они ещё и больных бьют. У кого-нибудь ручка есть – записать номер машины?
– Всё, я погнал, а то ещё телегу накатают.
Саня прыгнул в машину.
– Погнали, Василич, в «пьяную травму»!
«Скорая» рванула с места, из-за гололёда её слегка занесло, но шофер справился с ситуацией, и машина помчалась в больницу.
В 7.05 Саня вкатил больничную каталку в «пьяную травму», где уже начиналась пересменка. Фельдшер, зная бюрократическую волокиту, тихо вкатил «Снегурочку» и попытался исчезнуть. Но счастье вновь изменило ему.
Он был замечен интерном Турсунбаевым.
– Чего ты нам притащил? – спросил молодой доктор насторожено.
– Да так, привёз обнажённую девушку…
– Гонишь! Стой здесь, – и он рысью бросился в ординаторскую. Послышался топот монгольской конницы, и в приёмный покой вбежало четверо врачей, во главе с заведующим Владимиром Ильичом, который сам себя называл «Не-Ленин».
– Где, где она, наша Снежная Королева? – с азартом спросил Не-Ленин.
Саня отступил в сторону и показал пальцем на каталку… Прокатился тяжелый вздох, как будто сразу из четырёх футбольных мячей выпустили воздух.
– Слышь, ты, Айболит сраный, ты что, поприкалываться решил? – змеиным шепотом зловеще прошипел заведующий.
– Как написано в сигналке, так и сдаю, – упрямо произнёс Саня.
– Тогда всё по протоколу. Что ж, начнем с осмотра материальных ценностей поступившей. Зовут-то вас как? – обратился врач к бормочущему созданию.
– Кава.
– Как-как?
– Ка-ва, Ка-ва…
– Странное какое-то имя.
– Да какие тут ценности? Все и моральные, и этические, и материальные, утеряны при невыясненных обстоятельствах… Может, я пойду? У меня сегодня последний день цикла урологии.
– Ты не умничай, лучше посмотри, что у неё во рту…
Действительно, у Снегурочки во рту что-то было и мешало ей произносить звуки.
– У вас роторасширитель есть?
– Для тебя у нас ничего нет. Ты ручками, ручками…
Саня с улыбкой висельника полез ей в рот. И тут боль шилом пронзила указательный палец, и он резко отдёрнул руку.
– Старая зараза!
– Я не зараза, а Клава! – обиженно донеслось с каталки.
Из Сашкиного указательного пальца текла кровь
– Ладно, – смягчился Владимир Ильич, – по причине ранения на боевом посту отпускаю тебя с миром. Машенька, перевяжи палец нашему Самсону.
Симпатичная медсестра обработала перекисью палец, помазала йодом и туго забинтовала. Посмотрев на свою работу, сказала:
– Хорошо бы сделать ещё противостолбнячную сыворотку.
– Ничего, заживёт как на собаке, спасибо за спасённую жизнь, – буркнул Саня и двинулся к выходу
– Чего скис, Санёк, тут баба Степа по рации звонила, спрашивала, как у тебя дела? И ещё спросила, точно ли она запомнила «пятнадцать»…
– Ну-ка, дай мне рацию.
– Степанида Михайловна, это фельдшер Круглов, не пятнадцать, а двадцать! За что ещё пять? За производственную травму! Как с чем? Конечно, со снегурятиной! Все поехали на подстанцию…