Васюков, зажмурив глаза, нетвердой походкой вошел в ванную. Медленно, как створки раковины-жемчужницы, набухшие веки приоткрылись, явив миру маленькие поросячьи глазки, густо опутанные коралловой сетью капилляров. Взгляд, упавший в зеркало, превратился в протяжный вздох, который вместе со струей воды скатился по водостоку и уплыл в канализационное никуда.
В зеркале опять показывали сериал ужасов: «Пятница, тринадцатое, утро». Подвигав щеками и обнажив желтоватые зубы, Васюков с ненавистью посмотрел на зубную пасту «Кедровый бальзам» и мысленно передразнил актёра: «А главное – бобриха будет довольна!» И набрав в грудь воздуха, как витязь перед решающей битвой, обреченно произнёс:
– Люся, я тебя люблю!
В это время Люся, располневшая блондинка, колдовала над раковиной, пытаясь отмыть с помощью «долбанного Фэри» сковородку от последствий модного французского рецепта «говядина по-индийски». При этом параллельно проклинала обеих своих подружек: Светку – за рецепт, а Ирку – за статью из «Вокруг света» про корову – священное животное Индии.
Тусклый голос мужа из ванны так же напоминал «Зов любви», как тарелка с засохшими остатками яичницы – счастливую семейную жизнь. Поток Люськиных мыслей был на мгновение остановлен, но только лишь на мгновение.
– Врёшь ты всё, – устало произнесла жена, и мяч был возвращён на площадку противника.
Из дверного проёма медленно появилось опухшее лицо, причём левый глаз богатством красок не уступал японскому телевизору «Сони-Тринитрон». Медленно плывущая по коридору фигура Васюкова, напоминающая модель резинового человечка фирмы «Мишелин», была украшена зеленой майкой с номером «8» и пёстрыми семейными трусами модели «Пожар в джунглях». Тело двигалось в направлении кухни, сопровождая свой путь чмокающим звуком порванной подошвы тапочка.
Его взгляд укоризненно сверлил жену, при этом губы шептали заклинание:
– Люська, ну хоть раз ты будешь человеком?
С тем же успехом можно было бы получить ответ у статуи великого вождя на вопрос: «Ну и где же наше светлое будущее?»
Васюков решил подкрепить слова действием. Он, зажмурившись, мокро чмокнул жену в дряблую щёку. В голове у него смутно промелькнула картина, когда один мужик в простыне целует другого. Там ещё фигурировала какая-то символическая, кажется премиальная, сумма рублей в тридцать. Три десятки чудесным образом превращалась в три прозрачные емкости, причём на каждой из них надеждой зеленела надпись: «Столичная».
Васюков тряхнул головой, и видение исчезло. Оставался ещё один последний шанс.
– Дай хоть трешку, в последний раз, – и рухнул на колени.
– Да подавись ты, злыдень, – в сердцах закричала жена и, порывшись в карманах мятого халата, вытащила рублёвку. Смачно плюнув на неё, припечатала ко лбу мужа. Со стороны эта картина напоминала посвящение в рыцари, где роль меча скромно исполняла рублевая ассигнация образца 1961 года.
Васюков ощутил чудесное лёгкое покалывание в области лопаток, переросшее в физическое ощущение двух белоснежных лебединых крыльев. Натянув голубое трико и сунув босые ноги в стоптанные кеды, он вылетел на лестничную клетку. Лифта не было. Шестой этаж не давал повода к унынию. Едва касаясь земли, Васюков промахивал лестничные пролеты, несясь навстречу Судьбе, которая ждала его на втором этаже.
Встреча с Судьбой напоминала ситуацию, когда кто-то на полном ходу поезда сорвал стоп-кран.
Возле двери с номером 37 стояло Животное. Это было не простое животное. Оно в точности совпадало с изображением в учебнике географии, которое хорошо помнили не только два верхних, но и два нижних полушария Васюкова-младшего, в которые папа Васюков с помощью ремня старательно вколачивал знания.
Это был ПИНГВИН!.. Настоящий живой пингвин. Образ пингвина органично дополняли розовые пушистые тапочки с помпонами.
Встреча двух цивилизаций закончилась позорным бегством Васюкова. С криком: «Люся, я видел пингвина в розовых тапочках!» он ворвался, подобно тайфуну, и, тяжело дыша, уставился на жену.
– А носорога с шарфиком ты не видел, алкаш несчастный? – ядовито спросила Люся.
– Нет, – искренне ответил Васюков.
– Хорошо, – сказала жена и, успокаивая, погладила его по небритой щеке, – сейчас поедем к доктору Айболиту, он тебя вылечит.
Через 15 минут такси доставило чету Васюковых к приёмному покою горпсихбольницы. Пахло хлоркой и хвоей. За столом сидел молодой врач, а его пожилой коллега, стоя ел яблоко и грустно вглядывался в пейзаж, состоящий из четырёх мусорных баков и двух облезлых котов. Когда Васюковы вошли, стоящий у окна оторвался от созерцания и произнес:
– Ну, вот и Ваш первый пациент, дерзайте, мой юный друг.
В течение 15 минут врач пытался собрать анамнез, но Васюков с завидным постоянством возвращался к пингвину. Молодой доктор растеряно повернулся к старшему коллеге:
– Сергей Витальевич, что-то здесь запутано…
– Это «белка», – не глядя на сидящего за столом коллегу произнёс Сергей Витальевич, метко бросив огрызок в помойное ведро.
– Это не белка, – угрюмо сказал Васюков, – что я, белок не видел? Это был пингвин в розовых тапочках.
– Конечно, конечно, – ободряюще произнес Сергей Витальевич, – звоните в «тройку», пусть Зураб с Колей подойдут.
Буквально через несколько минут появилось два молодых человека, размеры грудных клеток и бицепсов которых указывали, что Шварценеггер приходится им самым младшим братом.
Взяв обмякшего Васюкова под руки, они повели его к двери и последний крик: «Я видел живого пингвина!..» угас, как пламя свечи от открытого окна.
Люся всплакнула и укоризненно сказала докторам:
– Может, он и сумасшедший, но не дурак, чтобы белку от пингвина не мог отличить.
Пожилой врач снял очки и, потерев переносицу, устало спросил:
– Голубушка, ваш муж пьет много лет? – Люся активно закивала головой. – А сегодня не пил и не похмелялся? Так вот у него и развился галлюцинаторный синдром на фоне отмены ежедневных возлияний, по латыни «Delirium tremens», в просторечье – белая горячка, а на жаргоне «белка»… Ну да ладно, езжайте домой. Наведайтесь к нам через неделю.
Неделя переросла в две, потом в месяц…
За это время Васюков узнал много нового, из которого ничего не было приятным и интересным.
Лечение было комплексным… «Сульфазин в четыре точки» вызывал у него подъём температуры, явно превышающий градус любимой столичной. У него появились видения в виде танцующих летку-енку пингвинов почему-то с набрюшными сумками – как у кенгуру, из которых они доставали то «Столичную», то плавленый сырок «Волна», то уже наполненные кружки с пивом…
На гипнотических сеансах Васюкову вбивали информацию, что «пингвин» – это результат его любви к зелёному змию, и, стоит Васюкову опрокинуть стаканчик, как появится пингвин, а может, кто и хуже. От галоперидола Васюкова «сковало» в такую скульптуру, по сравнению с которой Роденовский «Мыслитель» выглядел гуттаперчевым акробатом… От аминазина кружилась голова, а валиум погружал в сон, где роль чудовищ исполняли все те же проклятые пингвины.
Васюкову казалось, что кошмар будет длиться вечно. Но судьба смилостивилась, и ночью он услышал обрывок разговоров санитаров:
– А я тебе так скажу, Зура, хоть он и псих, а мне его жалко. Сказал бы «двум вождям», что, мол, кончились пингвины и пить больше не буду – давно бы уже дома был…
Всю ночь Васюков не спал, а наутро, испросив электробритву «Харьков» у дежурного санитара и надев чистую пижаму, попросился на прием к «двум вождям».
«Два вождя» были кличкой одного человека, и заведовал он «буйной тройкой», а звали его на самом деле Карл Ильич. Со слезами на глазах Васюков поведал ему, что он исправился, пить больше никогда не будет, и что проклятые пингвины исчезли навсегда.
– Ну что ж, батенька, – старенький Карл Ильич протянул Васюкову руку, – сегодня домой, но помните! Больше ни-ни, а то пожалуете опять к нам, и надолго…
Васюков активно замотал головой, и, почему-то отдав пионерский салют, поклялся никогда не брать в рот спиртного. А потом добавил фразу из понравившегося ему фильма: «И если я когда-нибудь нарушу свою клятву, пусть меня покарает суровая рука моих товарищей» (при этом образы товарищей в виде санитаров Коли и Зураба ярко вспыхнули в голове Васюкова).
Прошло три месяца… Васюков исправно ходил на работу и с тоской в голосе отказывался от пивка после смены.
Наступило очередное воскресенье… Васюков грустно смотрел «Международную панораму». Показывали праздник пива не то в Голландии, не то в Германии. Журналист вдохновенно рассказывал о различных видах пива… Васюков раздраженно переключил программу, там показывали «Неуловимых мстителей».
– Вовчик, – ласково позвала жена, – у нас соль кончилась. Я тут борщ твой любимый варю, иди, попроси у соседей, только оденься поприличней.
Васюков нехотя натянул брюки, надел китайскую олимпийку с выцветшей надписью: «Адидас», обулся и вышел на лестничную площадку. Соседей не было дома… Лифт опять не работал, и Васюков поплелся на этаж ниже, но и там никто не отвечал. «С дачи ещё не вернулись», – тоскливо подумал Васюков, и тут ноги сами понесли его к двери квартиры 37. Он позвонил.
– Открыто, – услышав голос, Васюков с опаской вошёл. Навстречу из кухни вышел бородатый мужик в старом свитере и надетом поверх него клеенчатом фартуке.
– Вот, жена в экспедиции, приходится самому стряпать. Да вы в зал проходите, я сейчас…
Васюков снял туфли и виновато вступил на белый пушистый ковер, который оказался шкурой белого медведя.
Стены были увешаны фотографиями и географическими картами. В углу стоял громадный старинный глобус. Присев на краешек дивана, с любопытством осматривал комнату, но тут вошел бородач и, протянув руку, представился:
– Эрнест, биолог-исследователь. Рад познакомиться!
– Вова, – смущенно представился Васюков.
– Ну что, Владимир, сейчас я вам покажу нечто особенное. Закройте глаза и считайте до десяти.
Васюков послушно зажмурился и начал считать.
Он слышал, как хозяин прошел в соседнюю комнату и позвал:
«Фердинанд, ну пойдем, познакомишься, не стесняйся…»
Васюков честно досчитал до десяти и открыл глаза. Крик ужаса застрял в горле: рядом с улыбающимся Эрнестом стоял… пингвин.
– Знакомьтесь, Владимир, это большой королевский пингвин, зовут его Фердинанд. Он наш антарктический гость. Он у нас уже почти полгода. Жалко будет с ним расставаться, завтра опять в экспедицию, а ухаживать некому, придется отдать в зоопарк…
Васюков с лицом статуи с острова Пасхи смотрел то на биолога, то на пингвина.
– Господи, да вы не бойтесь, я уверен, вы с ним подружитесь, я сейчас… – он вернулся на кухню и принес замороженную мойву, – ну смелее, дайте ему!
Васюков протянул рыбку, и пингвин аккуратно взял её клювом.
– Елки-палки, мы даже за знакомство не выпили! У меня же от прошлой экспедиции «Наполеон» остался, французы подарили, – распахнув глобус, биолог достал три стаканчика и пузатую бутылку «Наполеона».
Поймав дикий взгляд Васюкова, Эрнест произнес: «Фердинанду чисто символически».
Сначала они выпили за знакомство, потом за хороших соседей, за Антарктику, потом покурили хороший трубочный голландский табак. Васюков посмотрел на часы, стрелки клонило к десяти. Нетвердой походкой он направился к двери.
– Спасибо, мне пора…
Подымаясь наверх, Васюков мучительно пытался вспомнить, зачем же он все-таки выходил, но в голове почему-то вертелась обида на Фердинанда, так как он один сожрал почти всю банку рижских шпрот, предназначенную на закусь.
Толкнув дверь, Васюков отметил, что свет в коридоре выключен, он осторожно заглянул в зал и увидел заплаканную жену с телефонной трубкой.
– Где ты был, сволочь! Я все морги обзвонила… – причитала Люся и вдруг, учуяв давно забытый запах, приказала: – А ну дыхни, гад!
– Ну, чё ты, прямо, – начал виновато канючить Васюков, – ну посидели немножко втроем, выпили за дружбу: я, Эрнест и Фердинанд…
– Что это за Фердинанд такой?
– Пингвин, ну который раньше был в розовых тапочках, он завтра в зоопарк уезжает, а Эрнест в экспедицию…
– Та-а-к, с пингвином, значит, пил, – вынесла вердикт жена.
– Не! – радостно сообщил Васюков, – мы ему только «Наполеоном» клюв смочили.
Люся уже механически набрала «03» и попросила прислать «девятку», как учил Карл Ильич, объяснив, что у мужа «белая горячка».
Через пятнадцать минут жена с притихшим Васюковым вошли в приемный покой, где их встретил Сергей Витальевич и, подмигнув, заговорщически спросил:
– Ну, кого вы на этот раз у себя в подъезде встретили – жирафа, белого медведя или просто Чебурашку?
– Никаких Чебурашек не было, – обиделся Васюков. – Просто посидели, выпили немножко – я, Эрнест и Фердинанд…
– Простите, а Эрнест был с бородой, в свитере и трубку курит?
– Точно, а откуда Вы знаете?
– Да так, – уклончиво сказал доктор, – книжки почитываю иногда. А Фердинанд, часом, не эрцгерцог?
– А вот и не угадали, он просто королевских кровей.
– Пожилой такой мужчина, – уточнил доктор.
– Нет, это не мужчина, – произнес Васюков.
– Женщина? – удивленно вскинув брови, переспросил Сергей Витальевич.
– Пингвин, – радостно выдохнул Васюков ну тот самый, который раньше был в тапочках…
– Стало быть, симптомы вернулись, – горько констатировал врач. – Ну что, Папанин, на этот раз будем избавляться от пингвинов по-взрослому, раз и навсегда, – и, подняв трубку, произнёс: “ Зураба с Колей в приемный покой».