Есть дни, которые не забываются на протяжении всей жизни. Особенно те, в которых дата начала трудового пути, совпадает с датой его окончания. С разрывом в пятнадцать минут.
Сергей Васильевич Коржиков, розовощекий молодой человек, только что вновь испеченный врач-интерн прошел через облезлые, покрытые грязно-зеленой краской железные ворота, охраняемые сторожем Карпычем.
– Дохтур, так дохтур! Не боишься сам-то психом стать? – хитро щурясь произнес сторож в красноармейской пилотке.
Молодой эскулап застыл на месте.
– Да не робей, пехота! Я здесь уже почти тридцать лет. Сначала было тяжело, когда в буйном лежал. Недели две зеленых поросят из-под кровати выгонял.
Глаза доктора стали выразительно большими.
– Не я не псих. Я по алкогольной части. Был. А вот уже 29 лет ни-ни. Только томатный сок. Хочешь?
– Нет, спасибо! – поблагодарил гостеприимного сторожа доктор. – У меня от него изжога. Я пойду, у меня сегодня первый день.
– Ну давай-давай! – напутствовал его охранник, приятельски похлопав по плечу нового врача.
Территория больницы была огромной. Рассказывали, что дежурный врач здесь ездил между отделениями на машине.
Первым кого Коржиков встретил была сказочная сгорбленная старушка, не смотря на июнь месяц, в сером ватнике и теплом красном клетчатом платке.
– Ой милок! Дай бабушке двадцать копеечек на сметанку.
Сережа порылся в карманах.
– У меня только пятьдесят копеек.
– Вот спасибочки, сынок! – и старуха проворно схватила полтинник из Серёжиной руки и бодро двинулась дальше.
Еще через несколько минут он повстречал двух запыхавшихся здоровяков в грязных халатах.
Один бесцеремонно обратился к Серёже
– Слышь, мужик. Мы тут типа того, санитары. Ты тут маленькую бабку в тулупе не видел?
– Да, она к воротам пошла!
– Ах черт, не досмотрели. Давай к воротам!
Коржиков двинулся дальше, а они рванули по направлению к воротам и вдруг остановились.
– Эй! – окликнули они Сережу, – А ты двадцать копеек давал?
– Нет, у меня их не было, – начал Коржиков.
– Фу, вроде бы пронесло! – сказал
– Я полтинник дал!
– Е мое, опять этой старой грымзе клизму ставить!
– Почему? – удивился Коржиков, – Зачем после сметаны клизму?!
– Да какая там сметана! Она же мелочь натощак глотает, прошлый раз, когда ей желудок резали, вытащили два рубля тридцать семь копеек.
Потом была еще одна знаковая встреча…
Доктор Коржиков с интересом рассматривал четырехгранный ключ, выданный ему под роспись старшим медбратом областной психиатрической больницы Самуилом Лазаревичем Купферштейном.
– Будьте внимательны, доктор Коржиков, – наставлял его старичок. – Не вздумайте потерять или не дай бог, дать его кому- нибудь из больных. Уголовное дело! Расстрелять, не расстреляют, сейчас не тридцать седьмой год, но пятилетку на нарах припаяют легко. И будете петь вместе с уголовным коллективом: «А на нарах, а нарах, ну почти как на Канарах!» Помню чалился я в 1938 году в Дальлаге, был у нас такой случай…
Сережа от ужаса икнул и тихо произнес:
– Я, наверное, пойду. Меня заведующий ждет.
Доктор Коржиков остановился перед входом в отделение. Там на стене висело большое зеркало. Надо было прорепетировать свою первую беседу с заведующим. Например, так:
– Дорогой Степан Андреевич. Меня зовут Сергей Коржиков, я был старостой психиатрического кружка на пятом и шестом курсе. Теперь решил продолжить здесь свой путь в медицину.
Нет, не годится. Как-то коряво. Лучше так:
– Степан Андреевич, сегодня мой первый день в психиатрическом отделении. Надеюсь перенять Ваш многолетний опыт и хотел бы чтобы это стало моей профессией на всю жизнь.
Не-е не пойдет, слишком много пафоса. А если вот так:
– Уважаемый Степан Андреевич! Я доктор Коржиков, надеюсь стать Вашим учеником и надежным помощником!
Во, круть!!! Это точно подойдет. Против такого никто не устоит.
Дверь отделения неожиданно приоткрылась и появилась голова молоденькой медсестры.
– Вы доктор Коржиков?
– Да я…
– Вас просит к себе заведующий, – быстро добавила она и захлопнула дверь.
Сергей поправил галстук. Придирчиво осмотрел халат, накрахмаленный и отутюженный мамой, до хруста. Три ручки красная, синяя и зеленая, застыли в нагрудном кармане, как солдаты в карауле.
Главное произвести первое хорошее впечатление и не забыть ничего!
Дверь была закрыта, на привинченной табличке медной табличке значилось: «Заведующий первым острым отделением Степан Андреевич Крутиков». Ниже гвоздем кто-то нацарапал кривыми буквами: «Козел».
Доктор Коржиков постучал в дверь.
– Войдите! – услышал он приглушенный мужской голос.
Сережа толкнул дверь и автоматически выпалил:
– Уважаемый Степан Андре….
И застыл. В кабинете никого не было. Совсем. То есть мебель была. Например, стол. Большой, директорского масштаба. Но под столом никого не было.
Не было никого и в шкафу, кроме полупустой бутылки коньяка «Арарат» и двух накрахмаленных халатов.
Сергей все осмотрел вокруг и даже выглянул в окно. Там росли на клумбе ядовито—фиолетовые гладиолусы, следов на ней не было.
– В воздухе растворился! Прям Куперфильд какой-то! – сказал он сам себе вслух.
– Я здесь, – услышал он сдавленный голос и повернулся с ужасом, ожидая увидеть удавленного заведующего.
Но весь ужас был в том, что в комнате никого не было.
– Я наверху. На самом верху, – голос был уже сердитый, но по-прежнему сдавленный.
«Уже вознесся», подумал Сергей и посмотрел на лампу дневного света. Так и есть, где же он. Сначала длинный белый коридор, по которому несется вновь представленная душа, потом яркий свет. А мы даже не успели познакомится…
– Там никого нет, вслух произнес Сергей, крестясь во все стороны
– Нет есть! – упорствовал мужской голос.
– Нет там никого! – сказал убеждено Сергей.
– Я на шкафу!
Сергей сглотнул слюну и поднял взгляд на шкаф.
Заведующий скрючившись сидел на верху и дел приглашающий жест рукой.
– Залазь скорее сюда!
– Зачем?!!
– Сейчас зайдет старшая медсестра, мы ее напугаем!
Доктор Коржиков рванул из отделения с криком:
– Не хочу, не хочу быть психиатром! Я нормальный!