Коридор был длинным, узким и извивался змеёй. На чёрно-кровавых стенах редкие факелы оставляли длинные тени и слепящие жёлтые пятна. Под ногами хлюпала вода – мутная, тоже кровавая. Дойл бежал своим кривым подскоком, спотыкался, несколько раз падал, едва успевая выставить перед собой руки и сдирая кожу с ладоней, но поднимался и, не отряхивая штанов, продолжал бежать. Горло сжималось, дыхания не хватало, но он не мог остановиться.
Коридор сделал очередной резкий заворот, и, не успев затормозить, Дойл кубарем скатился по лестнице и сломанной куклой повалился на белоснежный ковёр. Теперь Дойл сидел в чистой и светлой зале без окон, но с очень высокими потолками. Чутьём военного, не раз спасавшим ему жизнь, он ощущал, что рядом кто-то есть: он не слышал чужого дыхания, но как будто чувствовал взгляд. Превозмогая боль, он поднялся на ноги, потянулся было за мечом, но пальцы схватили только воздух: он был безоружен. Кинжала при нём тоже не было.
Воздух перед ним пошёл рябью, и посреди залы возникла леди Харроу – почти такая, как на приёме, только не во вдовьем облачении, а в белоснежном платье и с распущенными волосами. Дойл приоткрыл рот, но не сумел выдавить из себя ни звука, а ведьма плавно провела тонкими руками по груди, обращая платье в капли росы, осевшие на сливочной, почти прозрачной коже. Дойл тяжело захрипел, не в силах отвести взгляда от её тела, от налитых соком грудей с тёмными, коричневыми сосками, от широких бёдер. Мгновение – и она сделала к нему шаг, ничуть не стесняясь своей наготы. Дойл сглотнул ставшую вязкой слюну и невольно дёрнул ворот рубахи – и в тот же момент упал на спину, сбитый воздушной волной. Протяжно, нечеловечески закричав, ведьма обратилась в чёрную птицу и спикировала на него, впилась острым клювом в руки, принялась рвать когтями. Голос вернулся, и Дойл вскрикнул, чтобы тут же проснуться.
Сердце бешено колотилось, зубы постукивали, в колене тянуло и скрипело, а в паху раскалённым железом плескалось желание. Унимая дрожь, он откинулся обратно на подушку и стёр рукой пот со лба и висков.
Дверь открылась, в щель просунулась башка Джила.
– Милорд, вы в порядке?
– Проваливай, – ответил Дойл, и дверь тут же закрылась.
Сон. Это был просто проклятый сон, вызванный обилием вина, снова вернувшейся болью в ноге и воздействием привораживающих чар ведьмы Харроу. Надо было быть полным идиотом, чтобы отпустить её, а не схватить и не препроводить в красную камеру. Идиотом с причудами, к тому же. Сейчас, когда влияние волшебства ослабло, Дойл понимал, как глупо поступил: не умнее Эйриха, отпускающего раскаявшихся ведьм.
«Завтра, – подумал он спокойно, – завтра я с ней снова встречусь. Наедине, подальше от короля, под прикрытием теней, задам все необходимые вопросы, а потом арестую».
Эта мысль его крайне успокоила, и он снова уснул – на этот раз без сновидений.
Накануне, сразу после пира, он увиделся с Шилом и его людьми – они не сообщили ничего нового, но передали, что среди черни всё больше болтают про ведовство и чары. Однако о молочнице, которая бы занималась чем-то подобным, никто не слышал – по-прежнему адресов или имён не было.
В связи с этим посетившая его ночью идея была крайне здравой: действительно, хватать ведьму на пиру, в толпе лордов, было бы опасно. Для ареста подойдёт тихое место, в котором не будет лишних свидетелей, а значит, и возможных жертв. Замок для этих целей неудобен. Город – тоже не слишком хорош: узкие улицы, по которым так хорошо бежать, торговые площади, полные людей, которых легко убить, подземные проходы и каналы, в которых можно скрыться. Не стоило также надеяться застать ведьму врасплох в её доме: жилища колдуний всегда были забиты опасными зельями, а порой и оживающими предметами, которые могли бы стать отличным подспорьем в борьбе.
Зато за крепостными стенами располагалась небольшая светлая роща, носившая название Королевской. Простолюдины в неё не заходили, там была запрещена охота, и её было очень легко оцепить.
Отправив мальчишку за Риконом, Дойл достал карту города и расстелил на столе. Провёл пальцем по линиям чернил. Её рисовали по его заказу и под его личном наблюдением почти четыре месяца. Она была безупречно точна, до мельчайших деталей. Замок с основными и тайными выходами, две площади, все святилища, оружейные и продуктовые склады, особняки и все входы и выходы из них. Королевская роща на карте тоже была – севернее города. Дойл вытащил из кармана горсть монеток и начал по одной раскладывать в тех местах, где должны будут стоять воины. За этим делом его застал отец Рикон. Ничего не говоря, он склонился над картой, тощий крючковатый палец коснулся правой части рощи, и Дойл кивнул: пожалуй, Рик был прав. Место возле водопада подходило лучше всего.
– Милорд нашёл ведьму? – спросил Рик после того, как вместе с Дойлом расставил все посты-монетки.
– Пожалуй, нашёл, – кивнул Дойл, – а точнее узнаем в красной камере.
– Милорд поступает мудро, если только мне дозволено высказать своё мнение, – произнёс он в ответ.
– Подбери людей понадёжней. И будь готов, когда я скажу.
Отец Рикон удалился, а Дойл велел оседлать коня и переоделся в дневной наряд: обычную белую рубаху из плотной ткани заменил на светло-серую из дорогой шелковичной, поверх накинул кожаный серый же колет и только штаны оставил тёмные и длинные: в коротких, как носили брат и его двор, он смотрелся убого. Его волосы Джил, чуть подрагивая от страха, тщательно вычесал и отвёл назад серебряным обручем, пальцы унизал крупными перстнями.
Зеркала у Дойла никогда не было, даже посуду он предпочитал деревянную или глиняную, не желая во время еды созерцать своё кривое отражение, но и без него было ясно, что он так похож на галантного любовника, как только может при своей внешности злого горбуна из сказок, которыми чернь пугает детей.
Джил помог ему сесть в седло, двое теней – им лично выбранные – пристроились на неприметных резвых лошадках позади, и они двинулись по городу к небольшому дому на окраине, принадлежавшему покойному лорду Харроу, а теперь – его вдове.
При помощи одного из теней Дойл спешился, бросил второму поводья, а сам велел слуге, стоявшему у приоткрытой двери:
– Доложи хозяйке, что к ней милорд Дойл.
Слуга сглотнул так испуганно, словно увидел выходца с того света, кивнул и скрылся в доме. Дойл остался стоять на улице.
Обычно, заходя в дома подозреваемых, он не слишком церемонился, но сейчас он пришёл не угрожать, а играть: леди Харроу нужно было убедить прийти на свидание в Королевскую рощу. Разумеется, его личное обаяние не поможет – по причине отсутствия такового, но зато сработают хорошие манеры и тонкий намёк на особое поручение короля.
Слуга вернулся через две минуты и с поклонами предложил высочайшему милорду войти.
Дом леди Харроу не был колдовским в том смысле, который подразумевали церковники: не было тёмных штор, не стояли по углам чёрные и красные свечи, не чувствовалось тяжёлого запаха дурманящих трав. Напротив – гостиная была очень светлой и просторной (Дойл невольно вздрогнул, вспомнив комнату без окон из недавнего сна). Но всё-таки ощущалось в ней что-то чуждое, волшебное. Дойл огляделся, стараясь не пропустить ни единой детали. Запах. В первую очередь, запах: слишком свежий, но не цветочный и не травяной. Пахло свежим ветром, возможно, дождём. Мебель очень изящная, даже хрупкая: витые ножки стола вот-вот подломятся под тяжестью вазы. Вазу Дойл рассматривал особенно внимательно – это было восточное стекло очень тонкой работы. Лорд Харроу едва отдавал долги и с трудом сводил концы с концами, а его жена выставляет на первом этаже временного дома вазу стоимостью в его годовой доход. Дойл втянул носом воздух: он мог поклясться, что чувствует этот запах – запах колдовства.
Сзади послышались шаги, и Дойл обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть спускающуюся по лестнице леди Харроу. К счастью, на ней было тусклое тёмно-синее платье вдовы, а не белоснежное одеяние.
– Милорд Дойл, добро пожаловать, – произнесла она, на короткое мгновение звучанием голоса выбив Дойла из состояния равновесия. Но в этот раз он был готов столкнуться с её чарами и не потерял контроля над собой, только отстранённо отметил, что сердце застучало быстрее.
– Я не ждала вашего визита. Выпьете вина?
От подобных предложений Дойл обычно отказывался резко и жёстко, но в этот раз изобразил на лице сомнения, прежде чем ответить:
– Рад видеть вас, леди Харроу. Благодарю, но от вина откажусь: сейчас у меня не так много времени, как я бы желал.
Одна бровь ведьмы приподнялась, лоб чуть сморщился, она спросила:
– В таком случае, милорд, могу я узнать, что привело вас ко мне?
Дойл коснулся лоснящегося бока стеклянной вазы и произнёс, словно не услышал вопроса:
– Прекрасная работа. Эмир, я полагаю. Привезти такую вещицу к нам непросто.
Леди Харроу улыбнулась, подошла к столику и тоже дотронулась до вазы.
– Подарок моей матери. До войны семья моего отца была богатой. Да и лорд Харроу не всегда изыскивал средства, чтобы отдать долги за выжженную и истоптанную землю, – её лицо словно потемнело, под глазами стали заметны тени. Она взглянула на Дойла и тихо спросила: – Вы были на войне, милорд?
– На всех за последние десять лет, – отозвался Дойл. – И на той, о которой вы думаете, тоже.
Земли лорда Харроу находились на западной границе, откуда семь лет назад в страну пришла смерть. У смерти были красно-золотые флаги с хищными львами и огромная армия, сметающая на своём пути всё. Эйрих тогда мог потерять корону и жизнь за несколько дней: войска королевства Остеррад продвигались вперёд без остановок, вытаптывая поля и вырезая всех, кто пробовал оказать сопротивление. Эйрих был ещё достаточно молод и всего год как носил корону. Он хорошо знал книжки по военной стратегии, но ни черта не смыслил в настоящей войне. Сам Дойл, тогда ещё принц Торден, понимал и того меньше, хотя и ездил уже несколько раз на северные границы и бывал в реальных боях.
Натиск остановила сумасшедшая решимость короля. Не думая о стратегиях, не заседая в штабах, он, надев золотые доспехи и корону, не таясь, первым бросался в бой, и его солдаты шли вперёд, а рыцари показывали чудеса доблести, выходя в одиночку на восьмерых – и побеждая. Дойл тоже сражался – без удали, зато с яростью зверя, который дерётся за свою жизнь и свою территорию. Потом, за два года войны, он научился лгать, подсылать шпионов, подкупать полководцев и пытать пленных, а Эйрих из везучего смельчака превратился в непобедимого отважного воина. Они выиграли ту войну вдвоём.
Он вздрогнул и поймал взгляд леди Харроу.
– Вы получали удовольствие от войны? – спросила она очень тихо. Дойл кашлянул.
– От войны, леди, получают удовольствие мародёры и падальщики. Смею надеяться, что в ваших глазах не отношусь ни к одной из этих категорий.
Леди Харроу улыбнулась:
– Ни в коем случае, милорд. И всё-таки… – она наклонила голову, показывая тонкую шею, – я бы хотела узнать, что вас привело ко мне этим утром.
Дойл отошёл от столика с вазой, скрестил руки на груди и вдруг почувствовал необъяснимое стеснение – как будто он приглашал её на настоящее свидание, предвкушая сладкие запретные поцелуи, которые вот-вот сорвёт с её губ. Перед глазами встала карта с точками засады, и стеснение прошло.
– Леди Харроу, я заехал, чтобы пригласить вас на прогулку. Сегодня удивительно хорошая погода для этого времени года – и стоят последние дни, когда можно взглянуть на синих клекотунов. Скоро они улетят на юг до весны, – сказал он без тени улыбки.
Леди Харроу тоже не улыбнулась и произнесла:
– Милорд, простите мне мои сомнения, но в ваших словах я отчетливо слышу второй смысл, однако не могу его постигнуть.
– Леди, – он позволил себе едва заметную улыбку, чуть уже той, которую обычно использовал на встречах с братом, – я не слишком хороший оратор и ещё худший придворный галант. Возможно, поэтому мои слова вызывают у вас… неуверенность.
Ведьма молчала, и Дойл отмерял текущее время по стукам сердца. На сороковом ударе она приблизилась к нему, заглянула в глаза, окутав свежим, очень притягательным ароматом.
– Вы приглашаете меня, потому что я – женщина, которой вы хотите показать улетающих на юг редких птиц, или потому что я знаю нечто такое, что может быть полезно Его Величеству?
Дойл ответил не сразу: во-первых, вдыхал её запах, тщетно надеясь распознать в нём знакомые нотки, во-вторых, отсчитывал всё те же сорок ударов сердца.
– Думаю, леди, и то и другое – в равной степени.
Она отошла назад тут же, разгладила и без того безупречный подол платья и сказала:
– В таком случае, милорд, я надеюсь, что клекотуны будут видны в четыре часа.
– Думаю, мы сумеем их разглядеть. Я пришлю за вами карету, леди, – Дойл неглубоко поклонился. – Позвольте проститься с вами до вечера.
Она присела в реверансе, Дойл выпрямился и пошёл к выходу. Она остановила его на пороге.
– Куда именно мы поедем, милорд?
– Позвольте сделать это сюрпризом.
В этот раз ловушка была подготовлена не в пример лучше. Дойл сам приехал в рощу и проверил каждый куст, каждый камень водопада, каждое дерево. Двойной кордон был расставлен в тех местах, которые заранее они определили с Риком. Святейший отец перепроверил все посты, добавил ещё один – почти на берегу городского рва.
Ведьму надо было брать или на выходе, или во время разговора: Дойл не сомневался в своей способности при необходимости уйти от волшебного удара и обезвредить её. На всякий случай он посадил на дереве человека с сеткой: невольно вспомнил сон, в котором леди Харроу обращалась в птицу.
– Вы не назовёте мне имя ведьмы, милорд? – спросил Рикон, когда всё было готово.
– Нет, – ответил Дойл, – пока нет. – Потом добавил, вернувшись мыслями к предстоящему свиданию: – Не забудь о закрытой карете.
– Разумеется, милорд. И намордник для ведьмы.
Представлять леди Харроу в железном наморднике было неприятно, но это не имело никакого значения.
В Королевскую рощу он поехал заранее, верхом, всё в том же светло-сером костюме. Даже лишний раз прошёлся гребнем по волосам, собираясь. Перед тем, как он сел на коня, Рикон спросил:
– Если вы посылаете карету, которая привезет её сюда, – Дойл в этот момент хмыкнул: его тайная служба работала отлично, узнавая даже то, что он хотел от неё скрыть, – то почему та же карета не отвезёт её сразу в замок?
Это был удивительно хороший вопрос.
– Потому что я хочу получить доказательства её виновности, прежде чем подвергну пыткам. Мне не нравится идея пытать невиновных женщин.
Слуга подсадил его в седло, и Дойл сжал коленями бока коня, не желая дальше обсуждать свой план. Отец Рикон остался в замке: он понадобится, когда высокая гостья прибудет в темницу.