А теперь – следующая сказка, которая повествует о том, как Верблюд получил свой большой горб.
В начале времен, когда мир был совсем новым, с иголочки, а животные только начинали работать на человека, жил-был Верблюд. Он поселился посреди Унылой Пустыни, потому что не хотел работать. Кроме того, он и сам был довольно унылым. Он ел веточки, колючки, тамариск и молочай самым возмутительным ленивым образом, а когда кто-нибудь с ним заговаривал, отвечал: «Гррб».
Просто «Гррб» и ничего больше.
И вот в понедельник утром к нему подошел Конь с седлом на спине и удилами во рту и сказал:
– Верблюд, о верблюд, иди и бегай рысью, как бегаем мы, кони.
– Гррб, – ответил Верблюд.
И Конь ушел и рассказал об этом Человеку.
Вскоре явился Пес с палкой в зубах, положил ее и сказал:
– Верблюд, о верблюд, носи поноску, как делаем мы, собаки.
– Гррб, – ответил Верблюд.
И Пес ушел и рассказал об этом Человеку.
После к Верблюду приблизился Бык с ярмом на шее и сказал:
– Верблюд, о верблюд, иди и паши, как делаем мы, быки.
– Гррб, – ответил Верблюд.
И Бык ушел и рассказал об этом Человеку.
В конце дня Человек собрал Коня, Пса и Быка и сказал:
– Трое, о Трое, мир у нас совсем новый, с иголочки, и в нем еще столько дел. Мне очень вас жаль, но то создание в пустыне не может работать, иначе оно уже пришло бы сюда. Поэтому я оставлю его в покое, а вам придется работать вдвое больше – и за себя, и за него.
Трое ужасно разозлились и устроили на краю пустыни (в мире совсем новом, с иголочки) совещание, «индабу», «панчаят» и «пау-вау».
Тут подошел Верблюд, жуя молочай самым возмутительным ленивым образом, посмеялся над ними, сказал:
– Гррб! – и удалился.
Вскоре появился джинн, Повелитель Всех Пустынь – он мчался, закутавшись в облако пыли (джинны всегда путешествуют именно так, потому что так работает их магия), и остановился, чтобы поболтать с Тремя.
– О джинн, Повелитель Всех Пустынь, – сказал Конь, – разве это справедливо, когда в мире совсем новом, с иголочки, кто-то бездельничает?
– Конечно, несправедливо, – ответил джинн.
– Так вот – посреди твоей Унылой Пустыни есть существо (такое же унылое, как сама пустыня) с длинной шеей и длинными ногами, и оно ничегошеньки не делает с утра понедельника. Оно не хочет бегать рысью.
– Фью! – свистнул джинн. – Это мой верблюд, клянусь всем золотом Аравии! А что он сказал? Почему он не хочет работать?
– Он говорит: «Гррб», – сказал Пес. – И отказывается носить поноску.
– А еще что-нибудь он говорит?
– Только «гррб» – и отказывается пахать, – сообщил Бык.
– Очень хорошо, – ответил джинн. – Если вы будете так любезны подождать минутку, я покажу ему «гррб».
Джинн завернулся в свой пылевой плащ, помчался по пустыне и обнаружил Верблюда, который бездельничал самым возмутительным образом, глядя на свое отражение в луже.
– Мой длинноногий и ленивый друг, – сказал джинн, – почему мне говорят, что ты не работаешь, когда мир совсем новый, с иголочки, и в нем еще столько дел?
– Гррб! – ответил Верблюд.
Джинн сел, подпер подбородок рукой и начал обдумывать Великое Волшебство, а Верблюд тем временем продолжал любоваться на свое отражение.
– Трое выполняют лишнюю работу с утра понедельника, и все из-за твоего возмутительного безделья, – сообщил джинн и продолжал размышлять о волшебстве, подперев подбородок рукой.
– Гррб! – сказал Верблюд.
– На твоем месте я бы этого больше не говорил, – заметил джинн. – Ты и так слишком часто повторял это слово. Притворщик, я хочу, чтобы ты трудился.
Тут Верблюд снова фыркнул:
– Гррб!
Но как только он это выговорил, он понял, что его спина, которой он так гордился, начала раздуваться – и все раздувалась и раздувалась, пока не превратилась в огромный обвисший горб.
– Вот видишь? – сказал джинн. – Это твой гррб, который ты накликал тем, что не работал. Сегодня четверг, а ты бездельничаешь с понедельника, пока остальные трудятся. А теперь ты пойдешь на работу.
– Как же я буду работать с таким горбом на спине? – спросил Верблюд.
– Он дан тебе неспроста, – ответил джинн, – потому что ты пропустил три рабочих дня. Теперь ты сможешь трудиться три дня без еды, питаясь запасами своего горба. Только не благодари. Уходи из пустыни, ступай к Троим и веди себя прилично, без всяких «гррб»!
И Верблюд ушел, чтобы присоединиться к Троим. С того дня и по наше время у всех верблюдов есть гррб (только мы называем его «горб», чтобы их не обижать). Но Верблюд так и не наверстал трех дней, упущенных в начале мира, и так и не научился вести себя прилично.
Верблюжий
мы видели горб неуклюжий
в зоопарке меж львом и тюленем,
но горб уродливей, горб еще хуже
у нас вырастает от лени.
У взрослых, ребят,
которые спят,
как мишки в берлоге зимою,
и делать совсем ничего не хотят,
горбы вырастают порою.
Мы утром, зевая,
с кровати слезаем,
ворчим и швыряем подушки,
мы злимся на мыло
и смотрим уныло
на книжки, пенал и игрушки.
И вдруг – вот те на! —
прямая спина
становится мерзко горбатой,
и стыдно за горб,
и хочется, чтоб
все стало, как было когда-то.
Как горб нам убрать?
Не спать, не лежать,
а взяться с утра за работу:
с постели вскочить,
не плакать, не ныть,
трудиться до легкого пота.
Унынье пройдет,
и горб пропадет,
и джинн одобрительно молвит:
«Ну что ж, молодец,
раз лени конец,
никто тебе горб не припомнит».