– Сделай глубокий вдох и выдох, – говорит докторша Софии Павловне. – И еще раз глубокий вдох… И выдох… Закрой глаза… Ты дышишь спокойно и ровно. Ты погружаешься в зеленую мглу… В теплую и темную воду… Тебе нечего бояться, Софи, это самое безопасное место на свете. Все что тебя тревожило, осталось на поверхности. Все твои обиды и беда ушли. Их больше нет… Ты сейчас в материнской утробе… Ты помнишь это место, Софи?
– Да, помню, – отвечает Софи тихим, но внятным голосом. – Я была здесь прежде.
Евдокия Павловна поднимается из-за стола и, выйдя на балкон, достает из портсигара папироску.
– Софи, тебя ждет самое увлекательно приключение в твоей жизни. Ты готова отправиться в путь?
– Да, Мария Аркадьевна.
– Славно… Ничего не бойся и слушай мой голос, – докторша перелистывает пожелтевшую страницу в книге и поправляет очки. – Сейчас ты покинешь материнскую утробу и отправишься к свету прежней жизни…
– Куда мне идти? – спрашивает София Павловна.
Её голос звучит немного тревожно.
– Время течет сквозь тебя и тянет за собой. Ты чувствуешь движение времени, как если бы стояла в посреди реки. Ты слышишь меня, Софи?
– Да…
– Умница. А теперь ступай против течения.
– Я иду… Мария Аркадьевна мне боязно! Мне кажется, меня вот-вот не станет.
– Тебе нечего бояться, Софи. Твоя душа бессмертна… Ты идешь по темноту полю. Ты видишь, как впереди, над кромкой леса поднимается солнце. Это последний закат твоей прежней жизни… Солнце поднимается все выше и освещает весь мир. Где ты теперь, Софи? Расскажи мне, что это за место? Софи, ты меня слышишь?
Софи сидит неподвижно, откинувшись на спинку стула. У нее белое, как мел осунувшееся лицо. Барышня неровно и часто дышит, будто напугана чем-то.
– Ответь мне Софи! – требует докторша.
София Павловна молчит. Ее глаза плотно закрыты и видно, что под тонкой кожей век ходят из стороны в сторону глазные яблоки, как бывает у спящих.
– Что с ней такое? – спрашивает шепотом Ида Павловна.
– Сама не пойму, – так шепотом отвечает докторша.
Евдокия быстро уходит с балкона. Она останавливается подле стола и хмуро глядит на младшую сестру, потом оборачивается к Марии Аркадьевне.
– Сейчас же ее разбуди, – велит Евдокия Павловна.
– Да, разумеется… Дося заверю тебя, гипноз совершенно безопасен!
Докторша хочет уже щелкнуть пальцами, когда София Павловна судорожным рывком поворачивает голову в её сторону.
– Неправда, – говорит она холодным и отрешенным голосом.
– Что неправда, Софи? – спрашивает ее госпожа Каратыгина.
– Здесь ничего нет. Вы меня обманули, Мария Аркадьевна.
– Не бойся, Софи, – повторяет докторша. – Иди по темному полю на свет. Твоей бессмертной душе ничто не может причинить вреда.
София Павловна нехорошо улыбается Марии Аркадьевне. Улыбка получается кривой, словно у нее парализовала половина лица.
– А вы лгунья, каких еще поискать, – говорит она все тем же неживым голосом, отчетливо выговаривая каждое слово. – Говорю же, здесь ничего нет! И нет у меня никакой бессметной души. Я теперь знаю, кто я такая.
Худенькие плечи Софии Павловны дрожат, словно от лютого холода. Она лязгает зубами, ее голова валится на грудь.
– Маша, сделай что-нибудь! – велит Евдокия Павловна.
– Да-да… – Мария Аркадьевна щелкает пальцами.
Тело Софии Павловны вздрагивает. Она судорожно всхлипывает и открывает глаза.
В эту минуту над крышами Тобола в темном небе со свистом и треском распускается цветок праздничного фейерверка. София вытирает платком мокрые от слез глаза и смотрит по сторонам удивленным и недоверчивым взглядом.
– Расскажите, что со мной было? – пытает София Павловна докторшу. – Я ничего толком не помню.
Евдокия Павловна переглядывается с докторшей.
– Софи, девочка, ты уж прости, – говорит Мария Аркадьевна. – У меня ничего не вышло…
– Ах, как жаль, – вздыхает София и поднимается со стула. – А что же вы сидите? Идемте скорее смотреть фейерверк! Ида, это же в твою честь! Сегодня вся столица празднует возвращение нашей путешественницы! Вы только посмотрите, какое чудо!
И София Павловна выбегает на балкон.
Между тем, новые соцветия распускаются в темном небе над городом. Отсветы фейерверка ложатся на мостовую и стены особняков, отражаются в оконных стеклах. У причала возле подножия Алафеевской горы стоит потрепанное океанскими штормами экспедиционное судно «Гамаюн». Паруса свернуты, на борту не горит ни единого огонька. Все члены экипажа получили увольнительные и разошлись по домам.
– Я испортила вам праздничный вечер этим глупым сеансом. Но я и представить не могла, что может произойти нечто подобное, – говорит негромко Мария Аркадьевна. – Я думала, это нас развлечет…
– Перестань, Маша, – строго говорит Евдокия Павловна. – Тебе вовсе не за что извиняться.
– Машенька, в конце концов, ничего дурного не случилось, – замечает Ида Павловна.
– Да, вы, наверное, правы и все же…
Фейерверк с треском вспыхивает в небе над Тоболом, и осыпается колдовскими зелеными искрами.
– Ещё чаю? – спрашивает экономка. – Или может, заказать что-нибудь на фабрике-кухне?
– Нет уж, голубушка, увольте, – говорит Евдокия Павловна. – Мне с утра на службу. Так что я, пожалуй, откланяюсь… Идочка, как же я рада, что ты вернулась! Машенька, до свиданья! Славно, что вы к нам заглянули.
Попрощавшись со всеми, Евдокия Павловна выходит из гостиной.
– Татьяна Измаиловна, у вас глаза слипаются, – говорит Ида. – Шли бы вы почивать, в самом деле. Сами знаете, мы с Машенькой те еще полуночники.
Экономка признается, что хочет спать, так, что сил нет.
– Приберешь со стола, – говорит она Гелию. – А если что будет не так, я утром с тебя шкуру спущу.
Пожелав всем покойной ночи, Татьяна Измаиловна выходит из гостиной.
– Попробуем еще раз, – говорит Ида Павловна негромко.
Докторша возбужденно смеется и обнимает себя руками за плечи.
– Согласись, это было очень странно? Странно и жутко! Ты же знаешь, Идочка, как я обожаю всякую чертовщину.
– Я, пожалуй, на диванчик прилягу. А то уже замаялась за столом сидеть…
Ида Павловна снимает камзол и вешает на спинку стула. Оставшись в белой сорочке и панталонах бутылочного цвета, она проходит в угол гостиной, опускается на старый диван и пристраивает под голову подушку.
Мария Аркадьевна придвигает стул к изголовью и садится подле. Обеими руками она откидывает волосы назад и поправляет очки.
– Ида, я тебе обещаю, если что-то пойдет не так…
– Машенька, в каких я только переделках не бывала, – улыбается Ида Павловна. – Вот давеча, один раб на судне хотел проломить мне голову багром… Ты за меня не беспокойся.
С балкона в гостиную заходит София Павловна и останавливается у докторши за спиной.
– Ида, ты тоже хочешь попробовать?
– Мне стало любопытно, сестренка, – говорит Ида Павловна и закрывает глаза.
– Когда я щелкну пальцами, ты проснешься, – говорит Мария Аркадьевна и щелкает пальцами. – Вот так… Ида, сделай глубокий вдох… И выдох… И снова вдох и выдох… Твое дыхание глубокое и ровное…
Ида Павловна входит в состояние транса и вскоре попадает в материнскую утробу.
– Время похоже на полноводную реку, – говорит Мария Аркадьевна, заглядывая в книгу по гипнологии. – Течение времени сносит тебя назад. Иди против течения… Ида, ты меня слышишь?
– Слышу, – отвечает ровным, лишенным интонаций голосом Ида Павловна. – Я иду вверх по реке…
– Ты все делаешь правильно… Ты покинула материнскую утробу… Ты стоишь в темном поле… Над кромкой леса поднимается солнце, его свет заливает все вокруг. Это свет твоей прежней жизни. Осмотрись по сторонам, Ида. Где ты сейчас?
– Нигде, – отвечает глухим и ровным голосом Ида Павловна.
– Иди через темное поле, – повторяет докторша. – Ты на пороге своей прежней жизни.
Ида Павловна неподвижно лежит на кушетке. У нее ровное, глубокое дыхание, кажется, что она спит.
– Ида, ты меня слышишь?
– Здесь ничего нет… Какая-то серая мгла, словно туман…
На безмятежном лице Иды Павловны медленно проступает выражение страдания и тоски.
– Да и меня самой как будто нет. И не было никогда… Знаешь, а это довольно жутко… – внезапно она начинает смеяться неестественным деревянным смехом. – Вот что Машенька, давай возвращаться.
– Мне не по себе, – говорит негромко София Павловна.
– У меня самой мурашки по спине бегут, – сладко улыбается Мария Аркадьевна и щелкает пальцами.
Ида Павловна приходит в себя. Открыв глаза, она лежит на диванчике, сложив на животе руки, и глядит в потолок.
– Вот теперь я вспомнила, – говорит, заметно волнуясь, София Павловна. – Вспомнила. Я висела посреди пустоты, и мне было страшно, что я вот-вот исчезну. Совсем исчезну.
– Хочешь я дам тебе успокоительные капли! У меня есть чудесные капли…
– Ах, Мария Аркадьевна, миленькая, я вас умоляю! Не нужны мне ваши капли…
Ида Павловна садится на диванчике. Она зевает и прикрывает ладонью рот.
– Как странно, Машенька, – говорит она задумчиво. – Нельзя сказать, что регрессивный гипноз не работает…
– Признаться, я обескуражена, – соглашается докторша. – Я не могу понять, что все это значит.
– А давайте загипнотизируем Гелия, – предлагает София Павловна.
Она стоит у стола и ест варенье из вазочки.
– Не понимаю, какой в этом смысл? – удивляется Мария Аркадьевна.
– Нет, смысл в этом все-таки есть, – замечает Ида Павловна, и ее маленькие глазки весело поблескивают сквозь табачный дым. – Дело в том, Машенька, что ты еще не подвергала регрессивному гипнозу самца.