Разговор с Валентиной
Когда я распрощался с Янисом и покатил сумку к выходу, вернулась главврач Валентина.
– Я провожу вас до ворот, – сообщила она.
Мы вышли из клиники.
– Вот по этой дорожке, – показала Валентина.
Она повела меня по дорожке из рыжей плитки, живописно присыпанной сосновыми иголками. Иголки (я потом спрашивал) не убирают специально. Для атмосферы.
Метров через двадцать, напротив очередной сосны, Валентина остановилась.
– Вы давно знаете Александра?
– В школе вместе учились. Он после третьего класса к нам пришёл. Сколько это уже получается… – Пока я вспоминал и вычитал, на краю сознания мешался праздный вопрос про сосны. Откуда они здесь такие высоченные и ухоженные? Здание клиники вроде новое. На бывший санаторий или партийную дачу не похоже. – Это двадцать восемь лет получается. Двадцать восемь лет мы с ним друзья.
– Близкие друзья?
– Нуу… В последние годы реже видимся, конечно. По разные стороны Европы живём, у каждого своих дел выше крыши. Но пока не разъехались, общались постоянно. В школе, – я глуповато усмехнулся, – так вообще каждый день.
Каждый вечер, чтобы быть точным. У Сашки, у меня, на терриконике, у моста железнодорожного через Плюссу. Программа не менялась: сначала уроки в один присест, потом страстная болтовня про книжки, космос и будущее. Кажется, изо дня в день говорили об одном и том же. Но почему-то не надоедало. И девочки – ведь без конца же трепались про девочек, когда грянул пубертатный период. Наверняка вербально-заочно перетрахали всё, что двигалось и пахло дешёвой косметикой. Но хоть убей не помню ни одной такой беседы. С Точилой помню, с Яйцом помню, с Зеком помню. С Лобачом, то есть с Сашкой – нет. Только книжки, космос и будущее.
– У него бывали раньше похожие эпизоды? – спросила Валентина.
– Похожие на что? Мне до сих пор никто ничего толком не объяснил.
– Простите. Похоже всё это пока на психоз. Трудно с ходу сказать, на какой почве, но симптомы чёткие. В среду, со слов коллег, резко изменилось поведение на работе. Появился беспричинный смех, немотивированные реплики, странные монологи на посторонние темы. Вчера Александр ушёл с семинара. Сказал студентам: «Я отменяюсь». Вышел из аудитории…
– Что, простите, он сказал?
– «Я отменяюсь». Так мне передали. Ушёл и перестал на звонки отвечать. В первом часу ночи без предупреждения пришёл на дом к своему аспиранту…
– Это Клявиньш который?
– Вам видней – мне не сказали фамилии. У него Александр просидел до начала третьего. В чём-то убеждал. Я как-то не вполне поняла, в чём именно. Аспирант утром звонил в университет в состоянии, близком к истерике. Плакал. Но по аспиранту, похоже, вопросов нет. Его знают на Твайка, у него история депрессии, последний тревожный невроз был меньше года назад. А вот про Александра мы ничего не знаем. Вы не помните какие-нибудь психические расстройства? Приступы паники? Депрессии?
Я замотал головой. Вспомнилось, как Сашка рыдал, когда получил первую и последнюю тройку по химии. В девятом классе. Но какое это расстройство – порыдал и успокоился. Тем более, что химичка та одну четверть только у нас вела. Уехала потом в Новгород.
– Нет. Ничего такого не помню. За последнее время не ручаюсь, конечно. За последние лет двенадцать. Но в школе он всегда спокойный был, как танк. В институте тоже. Спокойный, уравновешенный. Шутил всегда много. На фоне большинства математиков он вообще экстраверт почти. На дискотеки ходил добровольно…
Валентина вежливо улыбнулась.
– Понимаю. Спасибо. Мы переговорим с его родными сегодня. Вы надолго в Латвию?
– Не знаю даже теперь. Обратный билет на понедельник на утро.
– Всё будет хорошо, – нараспев заверила Валентина. Видимо, эти слова воспроизводила отдельная, ещё более автоматизированная область её головного мозга. – Причин для беспокойства я пока не вижу. Приходите завтра. – На слове «завтра» певучий тон кончился. – Вы в Риге остановились?
– Здесь, в Юрмале. – Я указал большим пальцем произвольное направление. – Саша коттедж снял. Этаж в коттедже. Улица Викторияс двадцать восемь. Это далеко, не подскажете?
– Ой, да какое там далеко. Это совсем рядом. Пятнадцать минут бодрым шагом, не больше.
Она довела меня до резной калитки в высоком заборе из побелённого кирпича и объяснила, как дойти до улицы Викторияс. Я зачем-то спросил, есть ли по пути общепит. Валентина не задумываясь назвала десяток заведений. Каждое надо было непременно посетить, а в некоторых надо было ещё и непременно попробовать то-то и то-то.
Я поблагодарил её. Выразил стандартную радость по поводу того, что мой друг в надёжных руках. Пожал надёжную руку на прощание. Но так и не рассказал про исповедь, которую Сашка отправил мне за четырнадцать минут до появления на матфаке. Даже не подумал об этой исповеди, если честно. Сашкина госпитализация, отупляющие препараты, разговоры про психоз – всё это по-прежнему казалось мне затянувшимся розыгрышем. Я по-прежнему считал Сашкино письмо письмом, а не симптомом психического расстройства.
Поел я в первом же ресторане на длинной улице с ресторанами. Пока жевал рыбную котлету, сообразил, что до сих пор не знаю, какую такую страшную выходку Сашка устроил на матфаке. Валентина не договорила до этого момента.
