Утром следующего дня машина Василисы катила по большой автостраде, мерно рыча мотором. Вот и вывеска районного центра – город Энск. Вдоль дорог потянулись частные домики с огородиками и садиками. Посреди бедных, покосившихся избушек и отделанных пластиковой вагонкой домов «побогаче» тут и там поднимались двух- и трехэтажные коттеджи из красного кирпича под блестящими черепичными крышами. Красивых современных коттеджей было немного, в основной своей массе частный сектор представлял собой бревенчатые избы и стандартные щитовые домики еще советских времен.
Замелькали ряды стареньких линялых пятиэтажных домов. Дорога вывела прямо на центральную площадь, к той самой новенькой церквушке, о которой говорил вчера Игнат. Церковь красовалась свежеокрашенными голубыми стенами, белыми узкими окнами, резными дверьми, сверкающим золотом крестом на маковке и выглядела, как единственная молодица среди пенсионерок на фоне пошарпанных серых панельных пятиэтажек, обступивших площадь. Среди панелек ютились кособокие ларьки, обветшалое одноэтажное здание с облупившимися колоннами и треугольным фронтоном и ржавый остов выломанных ворот с исполинской, но сильно выцветшей вывеской: «Центральный рынок».
Припарковаться на площади было решительно негде: у церкви толпился народ, занимая небольшую площадку перед ней, у входа на рынок стояли фургончики, старенькие легковушки и грузовички, не оставив ни одного свободного места. Василиса свернула на светофоре налево, объехав площадь, и встала у нового красивого магазина известной торговой сети – таких в их областном центре было много, один стоял рядом с домом Василисы. Площадка у магазина была практически пуста – несколько легковых автомобилей, поновее тех, что парковались у рынка.
Первым делом Василиса прошлась по площади. Здание с колоннами оказалось местным домом культуры, закрытым на большой висячий замок без объяснения причин. На окне дома культуры висел на скотче двойной листок в клеточку с расписанием кружков: танцевальный и песенный для детей от трех до семи лет, и хор народной песни для дам преклонного возраста «Сударушки». С другой стороны от входа висел еще один такой же листок, на котором тем же корявым почерком было написано, что августовский педсовет работников районного образования состоится здесь в актовом зале двадцать восьмого августа в одиннадцать часов утра. Обойдя здание и увидев вокруг пласты осыпающейся со стен штукатурки, Василиса подумала, как бы ее вместе со всеми другими работниками образования не погребло бы во время педсовета в этом здании под обвалившейся старой крышей. Группа мужчин неопределенного возраста, собравшаяся на заднем крыльце дома культуры с бутылками и стаканами в руках, проводила девушку неодобрительными взглядами и ворчанием, что ходят тут всякие, культурно отдохнуть мешают. Видимо, это был еще один кружок русской народной матерной песни, готовившийся обильными возлияниями к вечернему концерту.
Больше на центральной площади осматривать было нечего, и Василиса двинулась на рынок. Тут кипела жизнь: сотня людей торговалась с пеной у рта по малейшему поводу, немногочисленные фермеры лихо разливали домашнюю сметану и молоко по стеклянным банкам и пластиковым бутылкам, спеша обслужить большие очереди, выстроившиеся к ним через весь рынок. Десятки бабушек сидели на лавочках вдоль стен, торгуя семечками, вязаными носками и варежками (кому они нужны летом-то?), лесной и садовой ягодой, ранними яблоками и сливами. Покупателей вокруг бабушек не наблюдалось, но этот факт ничуть не печалил их – бабушки с упоением толковали о последних новостях и явно наслаждались солнечным утром в приятной компании.
Обсуждали, что некого Кольку поймали вчера на незаконной вырубке дров – взяли с поличным прямо на извозе. Что гад Балакин, лишившись своего вечного конкурента, теперь взвинтил цены в пять разов супротив прежнего и неясно, где теперь им, бабкам, дрова по доступным ценам закупать. Что лесничество, согласно федеральному закону, предлагает им бесплатно делянки под вырубку выделить, и опять-таки неясно: издеваются они так над бабками или правда нужно рукава засучивать и самим идти в лес дрова заготавливать.
Обсуждали, что скоро выпустят из тюрьмы известного местного знахаря, посаженного на нары год назад за незаконное оказание медицинских услуг. Что очень ждут все этого народного целителя и где-то, говорят, уже в очередь на прием к нему записываются и что нужно срочно узнать – кто и где в эту очередь записывает, и самим туда записаться.
«Не переведутся в России шарлатаны всех мастей, пока на свете живут такие доверчивые бабушки, готовые последние копейки отдать за очередное «народное чудо-средство» от всех болезней. А мошенников от жажды легкой наживы и тюрьма не излечивает», – покачала головой Василиса, прогуливаясь вдоль торговых рядов, и прислушалась более внимательно к следующей теме беседы: бабки заговорили о грядущем августовском собрании всех учителей района.
– Как пить дать – снимут с должности Анисия Аркадьевича, если в этом году опять куча вакансий в школах на селе останется, – авторитетно заявила одна бабка. – Ему еще в прошлом году строгий выговор с занесением в личное дело сделали за то, что не способен привлечь молодых специалистов на район. Мол, ничего не делает для разрешения критической ситуации, не предлагает учителям льготных условий, чтобы те в деревенские школы ехали.
– А что тут сделаешь? – хмыкнула ее соседка. – Стариков осталось мало, а молодые все по большим городам разъехались.
– Так, говорят, молодым большие подъемные положены, если в деревню работать приедут, – встряла третья бабка.
Василиса навострила ушки: над финансовой стороной своей аферы она как-то не задумывалась, а стоило бы заранее поинтересоваться этим вопросом – ей теперь одной по жизни пробиваться. А если служебного жилья школа не предоставит, то еще и за съемную жилплощадь платить придется.
– Я знаю, сколько платят, – с гордым видом заявила четвертая бабулька, – у меня внучка в областном центре в школе работает. – Старушка помолчала, наслаждаясь всеобщим нетерпеливым вниманием, и продолжила: – Пятьдесят тысяч в год в нашей области первые три года доплачивают!
Раздались охи и ахи по поводу такой огромной суммы, а Василиса, разделив пятьдесят на двенадцать, уныло подумала, что четыре тысячи в месяц – не великая прибавка. А сколько вообще учителям на селе платят? Увы, бабушки переключились на вопросы своевременной уборки зимней капусты под закваску, и поиск ответа на этот вопрос пришлось отложить до момента посещения районо. Осталось найти это самое районо.
– Извините, вы не подскажете, где здесь отдел районного образования находится? – спросила Василиса у всезнающих старушек.
Ее одарили любопытными взглядами, объяснили подробнейшим образом, где найти искомое, и засыпали кучей наводящих вопросов, желая выведать, зачем это незнакомой девице районо понадобилось. Василиса ответила уклончиво и сбежала с рынка. Вслед ей понеслись рассуждения бабушек по ее поводу: местное сарафанное радио нашло новую тему для беседы.
Следуя указанному маршруту, Василиса прошла вдоль широкой улицы города, миновала ярко розовое здание одноэтажной гостиницы (о которой столь нелицеприятно отзывался Игнат) и остановилась перед четырехэтажным кирпичным домом с большим крыльцом, передняя стена которого была сплошь увешана вывесками. Какие только организации здесь не размещались! Администрация Энского района, центр социального обслуживания этого же района, отдел по делам ГО и ЧС, собрание депутатов района, различные комитеты по управлению и обслуживанию, статистические и счетные палаты, территориальная избирательная комиссия и так далее, но главное – вывеска районо также присутствовала. На вахте при входе дряхлый старичок сквозь толстые линзы очков исследовал предъявленный ему паспорт и велел Василисе идти на второй этаж и там повернуть направо. Поплутав по извилистому и тускло освещенному коридору, Василиса обнаружила заветную табличку с надписью:
«Управление образования Энского района»
И ниже:
«Начальник управления образования
Твердолобов Анисий Аркадьевич»
Постучав, Василиса шагнула за порог.
На нее недовольно уставилась средних лет полная дама в очках, вынужденная отставить в сторону чашку чая и отложить печенье, чтобы задать обязательный вопрос о поводе появления в кабинете. Голос Василиса узнала, так же как и манеру дожевывать еду во время разговора.
– Доброе утро, я – тот молодой специалист, что звонила вам в понедельник по поводу работы в школе. Хотела бы устроиться в Лысую Гору учителем, – представилась Василиса.
– Сегодня уже пятница, – недовольно отозвалась дама и хлебнула чаю, – долго собирались.
– Так получилось. Я могу увидеть Анисия Аркадьевича?
– Нет! – с непонятным злорадством ответила дама. – Он на совещании.
– А когда его можно увидеть?
– После совещания, – логично ответила дама и взялась за новое печенье.
– Замечательно, – тихонько пробормотала Василиса и громко спросила: – А когда закончится совещание?
– Полагаю, до обеда оно точно закончится, – ответила дама и с прежним непонятным злорадством добавила: – и Анисий Аркадьевич сразу уйдет на обед.
– Ясно. А после обеда он будет на месте?
– Анисий Аркадьевич и сейчас на месте, – вдруг оскорбилась дама на вполне невинный вопрос. – А вот вас принять он сможет только после обеда. Наверное. У него всех замов сократили! И вообще-то пятница – короткий день.
– Всегда? – подивилась Василиса, впервые услышавшая об усеченной пятнице.
Дама не удостоила ее ответом. Василиса вышла и самостоятельно прочла в объявлении на двери, что обед в управлении образования с половины первого до двух часов. Итак, ей предстояло три часа изучать достопримечательности города. Надо будет в церкви свечку за здоровье Агафьи Федоровны поставить, которая перед отъездом впихнула ей в руки большой пакет с едой.
Спустя час Василиса полностью согласилась с Игнатом, что развивать туризм на таком хлипком основании – безнадежное дело. Свечки в церкви за упокой родителей и за здравие новых знакомых она поставила, яблок у бабушек купила, на развалины крепости в строительных лесах полюбовалась, выяснила, что городской кинотеатр не работает с позапрошлого года и не планирует открываться в ближайшем будущем, поскольку денег на переоборудование и ремонт у городских властей нет. В запущенном городском парке было страшно пройтись по дорожкам, так сильно они были изрыты ямами, а про качели и говорить нечего – сесть на них мог только желающий срочно попасть в травмпункт.
Обойдя весь центр Энска по большому кругу, Василиса вернулась к прежним развалинам и пошла вдоль обвалившейся, а местами сровнявшейся с землей крепостной стены, короткие рукава которой тщились охватить южную окраину городка. Мелкая крошка древнего красного камня хрустела под ногами, зеленый мох свешивался со сколотых камней стены, производившей тягостное впечатление поверженного исполина, затянутого потемневшими от времени строительными лесами как крепкими оковами. Дойдя до самого окончания хоть как-то сохранившегося крепостного вала, Василиса увидела ржавую вывеску над деревянной дверцей, которая вела внутрь земляного вала. Вероятно, раньше за этой дверцей размещался пороховой погреб, а теперь надпись на табличке сообщала: «Музей истории Энска».
Обрадовавшись, что нашла в райцентре еще один след культурного наследия, Василиса толкнула дверь. Задребезжал колокольчик, дверь открылась, на Василису пахнуло затхлостью и холодным воздухом. Ей навстречу поднялся седенький старичок и вышел из-за прилавка с сувенирами, путеводителями и книжками, среди которых было творчество местных поэтов, сборники репродукций картин с видами Энска, наборы почтовых карточек с теми же видами, и всякие исторические записки.
– Желаете осмотреть экспозицию? – осведомился старичок.
– Да. Сколько стоит входной билет?
– Пять рублей.
«Сколько – сколько?!» – захотелось переспросить Василисе, давно считавшей, что государство напрасно тратит средства на тиражирование денежных знаков номиналом меньше десяти рублей. Оказывается, в провинции и мелкие монетки пригодны к употреблению!
Правда, при виде экспозиции Василисино удивление поутихло: все музейные сокровища помещались в одном маленьком зале. Одна стена была занята темой партизанского движения в Энском районе в годы Великой Отечественной Войны: тут лежали под стеклом гильзы, гранаты, разное оружие тех времен, стояла противотанковая пушка с обломанным дулом и ржавым остовом. На стенах висели черно-белые, пожелтевшие фотографии героев войны с краткими пояснениями: годы жизни, место рождения, в чём отличился. Вторая стена также была посвящена войне: тут рассказывалось об оккупации и освобождении территорий района.
Третья стена отводилась под небольшое количество археологических находок, сделанных поблизости в разное время. Пространство же последней стены было занято дверью в прихожую и сведениями о выдающихся деятелях района в послевоенные советские времена: председатели колхозов, передовики производства, герои социалистического труда – все неодобрительно взирали с фотографий и портретов на горожанку, решившую нарушить их покой.
На улице было жарко, так что Василиса, к вящему недовольству музейного смотрителя, пошла обходить зал во второй раз, внимательно вчитываясь и вглядываясь во все экспонаты, которые оказались гораздо интереснее, чем подумалось при первом взгляде. Старичок, видя, что быстро покидать его владения посетительница не собирается, подошел и стал рассказывать.
– Этот Василий Ушаков даром, что молодой был – самым лучшим информатором у партизан числился, поскольку немецкий язык отлично знал, без малейшего акцента на нем шпрехал! Сколько раз умудрился к фашистам переодетым в их форму прокрасться и разного повыведать, прежде чем разоблачили его.
– А этот молодец, когда войска немецкие вот-вот должны были по дороге вблизи деревни пройти, велел своим односельчанам крыши с домов поснимать и обмазать передние стены домов сажей. Фашисты с дороги глянули, что все дома темные, горелые, без крыш стоят – и мимо прошли, в деревню не сунулись, решив, что та уж дотла сожжена. Потом он к партизанам подался, командиром у них был – шибко его за ум и смекалку уважали, многих он в лихие годы спас, – рассказывал старичок у фотографии следующего героя.
Василиса всмотрелась в молодое лицо. Качество снимка было ужасным, но изображенный на нем человек очень напоминал ей молодого директора Лысогорской школы. Еще и звали это партизана Елисей Назарович! Елисей Назарович Иванов. В Энске повальная мода на это имя?
В ответ на расспросы музейный смотритель рассказал, что партизан Елисей Иванов, прикрывая своих товарищей, организовывавших эвакуацию жителей целой деревни, приговоренных фашистами к всеобщему сожжению, был контужен, в беспамятстве взят в плен и насмерть запытан фашистами, хотевшими узнать месторасположение партизанского лагеря, куда увели спасенных людей.
– Да-ааа, много тогда людей от мучительной смерти в пламени он спас, а в итоге его самого сожгли, уже истерзанного, безглазого, переломанного всего, – закончил повествование старичок-смотритель.
Василиса содрогнулась.
– Говорите, его могила недалеко?
– В братском захоронении он лежит – на следующий день после его смерти началось наступление наших войск, так его похоронили со всеми павшими при освобождении Энска. Если с центральной площади свернуть на Партизанскую улицу, то увидите в конце стелу с именами.
– Скажите, а к Елисею Назаровичу Навь из Лысой Горы этот юноша никакого отношения не имел? – спросила Василиса.
– А, вы о прежнем директоре их школы спрашиваете? Известный был человек, тоже герой войны, ветеран. Я его, правда, в последний раз еще по молодым летам встречал. Не знаю, были ли они родственниками, но думаю, вряд ли – фамилии-то разные, а имена – это просто совпадение. Если бы Иванов был его родственником, то директор на могилу бы к нему приезжал, а Навь ни разу тут не был, даже на Дни Победы только в своей школе памятные мероприятия проводил. Детишки из его школы каждый год сюда с венками приезжали и сейчас приезжают, но их сопровождают другие учителя, а директор – никогда. И нынешний директор, внук его, к стеле не является.
Старичок разговорился и для Василисы следующие полчаса пролетели одной минутой. Мало знал смотритель только об археологических находках, сделанных при раскопках крепости перед реставрацией. В основном экспонаты этого раздела состояли из старинных женских украшений, обломков медной утвари, прочих предметов кузнечного ремесла. Здесь были чётки, статуэтки древних славянских божков, которые поясняющие надписи именовали идолами, к примеру: «Предположительный облик идола Свентовита» (фигурка из почерневшего дерева с четырьмя головами, смотрящими на все стороны света).
Искренне поблагодарив музейного смотрителя за интереснейшую экскурсию и выйдя на улицу, Василиса первым делом дошла до бабушек, купила у них букет цветов и положила его у основания стелы, а в церкви поставила еще одну большую белую свечу – за всех героев, отдавших свои жизни ради свободы родной страны.