Вечером я так никуда и не уехал. Зато утром пришлось вставать чуть свет, собираясь на автобус. Людка все-таки пошла меня провожать, несмотря на уговоры остаться дома и еще немного поспать перед работой. И на автобусной станции опять хлюпала носом на моем плече под любопытствующие взгляды стоявших рядом пассажиров. А потом долго махала рукой, пока автобус не исчез из вида.
Первые километров сто мы проехали по влажной с ночи дороге, затем под солнцем она подсохла, и в автобусе стало не продохнуть от пыли. Не помогало даже открытое в потолке окно. Поэтому в селе Вознесенье, пока мы стояли в очередь на паром, все дружно повалили на улицу, отплевываясь и откашливаясь от вездесущей пылюки.
– Скорей бы мост через Свирь построили, надоело на пароме каждый день в очереди по часу стоять, – сообщил мужичок, сидевший рядом. – Слышал, его вроде бы через год начнут возводить?
Я на его слова пробормотал что-то невразумительное. А что мне было говорить? Что и через пятьдесят лет никакого моста здесь не появится, разве, что паром заменят на новый.
После Вознесенья, я все же заснул, несмотря на пылевые атаки, а, засыпая, продолжал жалеть будущую жену:
– Бедная Людка, как она сегодня отработает после бессонной ночи. Да еще встала со мной в пять утра.
От автовокзала в Петрозаводске до дома я дошел пешком. Для человека не один год лишенного такой возможности, это было несказанным удовольствием. Тем более что память моя ни капли не забыла старые кварталы города, сейчас лишенные новостроек будущего.
Увы, но дома меня никто не встречал. Мама еще была на работе, брат неизвестно где, возможно, на учебе. Ключ под ковриком также отсутствовал.
Я хотел, было пойти во двор и там дожидаться маму, или брата, но на втором этаже меня перехватила Людмила Ивановна старушка из пятой квартиры. Так, что вскоре я пил чай и рассказывал ей и ее сестре Полине Ивановне о службе в рядах Советской армии.
Те в свою очередь рассказывали как дела у наших соседей, ругали соседских хулиганов и хвалили моего брата Пашку, какой он внимательный и вежливый, в чем большая заслуга нашей мамы. Когда за дверью кто-то прогрохотал по ступенькам, бабули переглянулись и сразу сообщили, что мой брат явился, не запылился. Поблагодарив старушек за чай и приют, я поднялся на третий этаж и зашел домой. Братец, как обычно, дверь за собой не закрыл.
– О, Сашка, приехал! ЗдорОво! – радостно заорал он. – Слушай, а форма у тебя классная, я такой еще не видел. Фуражка, вообще, как у немцев в фильмах. Дай, я примерю.
Кинув мне спортивное трико, он быстро одел парадку и начал разглядывать себя со всех сторон в зеркале. Таким его и застала мама, с порога возмущенная тем, что входная дверь, как всегда, не закрыта.
– Как, мама, мне идет форма? – спросил Пашка, но мама смотрела на меня.
– Саша, даже не верю, что ты приехал, я так рада, – и она зашмыгала носом, как недавно это делала Люда.
После недолгих слез радости, объятий, нас с Пашкой отправили в комнату, с наказом не выходить, пока не будет готов ужин.
Пашка пытался расспрашивать меня о службе. Но что я мог ему рассказать? Воспоминания пятидесятилетней давности? Поэтому отвечал на его вопросы без особого желания. Зато сам он болтал, как заведенный, в основном о сдаче зачетов и экзаменов за второй курс медфака университета.
Да все пока было, как в той жизни, вот только я на этот раз примеру Пашки подражать не собираюсь.
Тем временем, Паша, забыв экзамены, начал обсуждать одногруппниц, на предмет, какая из них быстрее ему даст.
На что я логично заметил, что если за два года учебы никто из девушек ему не дал, почему он думает, что дальше будет по-другому. Но братец не терял энтузиазма и надеялся на лучшее.
Увлекательный разговор о достоинствах девушек прервала мама, позвавшая нас к столу.
Как обычно, в будние дни стол у нас от разносолов не ломился. На мамину зарплату школьного врача и Пашкину стипендию особо не пошикуешь.
Картошка с говяжьей тушенкой и черным хлебом, и чай с куском белого хлеба с маслом, был весь нехитрый ужин. Правда, ради моего приезда была открыта банка с маринованными маслятами и банка варенья из княженики. Пашке повезло в прошлом году набрать ягод на две пол-литровых баночки варенья.
Когда тарелки опустели, Клара Максимовна приняла строгий вид и произнесла:
– Саша, нам надо серьезно поговорить. Мне хочется знать, как ты собираешься жить дальше. Пойдешь опять на завод работать токарем, или все-таки будешь поступать в ВУЗ.
Паша, как только услышал про серьезный разговор, сразу слинял из-за стола и скрылся в комнате, крикнув оттуда:
– Мам, меня не кантовать, я учу микроба!
Для меня происходящее все еще казалось нереальным. Память сохранила маму худенькой невысокой старушкой, а тут она выглядела цветущей женщиной, очень даже ничего, которая еще вполне могла устроить свою личную жизнь.
Также и Пашка. Буквально три дня назад мы с ним говорили по Скайпу.
Он был лысым и морщинистым дедом в окружении внуков. А сейчас, салага салагой и только готовится к экзаменам за второй курс.
– Саша, ты где? Я тебя слушаю, – прервала мама мои размышления.
– Мда, ну, я тебя сейчас и огорошу, – подумал я и спросил:
– Мама, ты помнишь девушку, провожавшую меня в армию?
– Помню, – мама поджала губы. – Она мне не понравилась, высокая, бледная, наверно болеет часто.
– Так вот, я по дороге заехал к ней домой в Вытегру. И мы договорились подать заявление в ЗАГС. А Люда совсем не высокая, всего метр восемьдесят, на целых пять сантиметров ниже меня, – сообщил я в ответ на мамину эскападу.
Мама сделала скорбное лицо и тихо сказала:
– Так и знала, что ты куда-нибудь вляпаешься, у меня сердце-вещун, Саша, ну, зачем тебе хомут на шею вешать? Ведь вы ребеночка быстро соорудите, а у тебя ни жилья, ни профессии. Или ты думаешь в примаки пойти, в Вытегру уехать?
Я пытался подробно рассказать о своих планах, но мама только качала головой и, наконец, расплакалась. Но ее слезы меня особо не взволновали.
– Ты бы мамочка, вместо того, чтобы меня наставлять, нашла бы себе мужичка делового. Ты у нас женщина видная, как говорится в сорок пять баба ягодка опять, – я наставительно сообщил ей.
– Не нужны мне мужики, вашего папаши, по уши хватило! – возмутилась мама, и слезы у нее сразу исчезли.
Мы еще поговорили, но разговор так ничем и не закончился. Высокие договаривающиеся стороны остались при своем мнении.
Оставив меня в покое, мама переключилась на Павла.
– Слышал новость? – крикнула она в комнату, где тот, якобы, занимался. – Твой брат – балбес не хочет учиться, а хочет жениться.
Пашка выскочил оттуда, выпучив глаза.
– Сашка, ты что, ебан…ся? – крикнул он и тут же закрыл рот ладонью. – Мама, прости, нечаянно вырвалось.
– Ничего сынок, прощаю, в данном случае по другому не скажешь, надеюсь, ты мне такого сюрприза не преподнесешь?
– Да, ты, что мам, что я больной, в девятнадцать лет жизнь заканчивать? Это Сашка у нас сильно взрослый, пусть женится, если так хочется.
Ха! Так если он женится, то комната будет полностью моя? Отлично! Сашкец, давай, женись быстрей, а то я за два года привык, что спать никто не мешает, – радостно завершил свою речь Паша.
Несмотря на разногласия с мамой, вечер прошел у нас дружеской обстановке, я узнал много нового, что когда-то давно и успешно забыл.
Запланировав на завтра поход в паспортный стол, я улегся спать на старенькую оттоманку, которую мы должны были выбросить года через два.