Видимо, пробелы в моей памяти все же имелись. Иначе, с чего мне втемяшилось в башку, что при поступлении в торгово-кулинарное училище надо сдавать экзамены.
Хотя, Людмила тоже так думала. Объяснила нам все теща, когда однажды утром я начал ей рассказывать, что мне надо скататься в Петрозаводск для сдачи вступительных экзаменов.
Теща многозначительно улыбнулась и сообщила:
– Я уж считала, зятек, ты все на свете знаешь. Оказывается, и нет. Чтобы поступить в училище надо просто отнести туда документы и ничего больше. Притом, можно нести их до первого сентября. Объяснить почему?
Я покачал головой, все было и так понятно. Неудачникам, не поступившим в институт, или техникум, в советской стране приветливо распахивали двери профтехучилища.
Вообще, новости я обрадовался. Отпадала необходимость отпрашиваться на пару недель с учебы в автошколе и с работы.
Да, и так из-за автошколы мои планы пришлось корректировать. Заканчивалась там учеба в конце июля, поэтому переезд в город мы перенесли на август.
Люда тоже явно обрадовалась этому обстоятельству. У нас во всю продолжался медовый месяц, тем более что ее родители после недолгих сборов и споров, укатили в Геленджик, где собирались отдохнуть не менее трех недель. Так, что нам было чем заняться в свободное от учебы и работы время.
Единственно, кто периодически портил нам малину, это Витька.
После того, как тесть выполнил мою просьбу и сварил мангал и коптилку, Людкин брат стал у нас частым гостем.
Как ни странно, шашлык в семье Струниных успехом пользоваться не стал. Николай Васильевич, сожрав три шампура баранины, сообщил, что мясо неплохое, но тушеное с картошечкой гораздо вкусней. Галина Михайловна, откусив кусочек, заявила, что для ее желчного пузыря жареное мясо слишком вредно.
Зато коптилка у нас не простаивала все лето. И особенно она полюбилась Виктору.
В первый раз, попробовав копченого сига, он даже закрыл глаза от удовольствия. А затем, практически в одиночку, умял всю оставшуюся рыбу.
Следующим вечером, когда мы с Людой были на работе, он приволок два ведра здоровенных окуней и сам принялся их коптить.
Утром, по приходу домой, мы разогнали стаю галок и ворон, сидевших на помойке. Они там доедали Витькину рыбу.
– Да сжег он окуней, – объяснила нам Галина Михайловна, – горечь была страшная, есть невозможно. Я ее сразу на помойку отнесла.
Из любопытства я поперся смотреть, чем шурин коптил рыбу и с удивлением обнаружил рядом с коптилкой кучу свежих осиновых веток.
Вечером Витек появился снова, но на этот раз он сам коптить рыбу не стал, а пристал ко мне. Пришлось выдать ему все свои невеликие хитрости. А главное, полешки сухой яблони, которые следовало превратить в щепу.
Витька воспрял духом и приступил к делу. Через полтора часа он занес в дом тазик с готовой рыбой и уныло заявил, что его рыба все равно хуже моей.
Его слова подтвердили все родственники.
– Не знаю в чем дело, но у тебя, Саша, рыба получается намного вкусней Витькиной, – резюмировал общее мнение тесть.
Так, что в результате даже после отъезда тестя с тещей на юг, в одиночестве мы не оставались. Витька появлялся у нас то с женой, то с приятелями, тащившими рыбу и авоськи с трехлитровыми банками с пивом.
Если бы я не знал, что через пару недель мы уедем, то точно бы поругался с ним. Люда оказалась неожиданно страстной в постели, и мне хотелось проводить с ней больше времени. А не слушать пьяные излияния Виктора и его друганов.
Но, увы, приходилось мириться с его частыми визитами. К счастью, копченая рыба, наконец, Витьку надоела, и он стал приходить реже. Как раз к приезду родителей с югов.
К концу июля я сдал экзамены в автошколе, и получил права категории В и С. За что был особо благодарен тестю, именно он сделал мне царский подарок, добавив к моей заначке еще сто рублей для получения категории В.
Экзамены прошли без особых проблем, по крайней мере для меня. Все же несколько человек завалили теоретическую часть, и еще парочка не сдала вождение. Таких как я, сдававших на две категории, было всего несколько человек. Но толстый, потный гаишник после того, как мы прокатились на старом грузовике, лениво махнул рукой и сообщил, что вождение на легковой машине мы, оказывается, уже сдали.
Парни бурно радовались и скидывались на бормотуху, чтобы отметить это событие, но я поспешил домой.
Дома, как я и предполагал, был накрыт стол. Почему-то никто не сомневался, что я успешно получу права.
Лица собравшихся родственников, тем не менее, бурных восторгов не выражали. Завтра мы с Людой уезжали в Петрозаводск.
Витька первым высказал общее мнение.
– Саня, не дело ты придумал в повара идти. На хрен тебе это надо? Ты и без учебы классно рыбу коптишь. А пироги печешь, мамка таких сроду не делала. Учиться пойдешь, целый год без толку потеряешь. А потом копейки будешь в столовке получать.
– Верно, Витька говоришь, – согласился тесть. – С работы в столовке не разгуляешься. Шел бы ты Санек к нам на завод, или уж водителем к теще в пекарню. А в Петрозаводске придется квартиру снимать, по чужим людям мотаться. Чего вам дома не сидится?
С этими словами он искоса глянул на дочь.
У той, как обычно, глаза уже были на мокром месте.
Я успокаивающе положил ладонь ей на запястье и миролюбиво обратился к тестю.
– Николай Васильевич, ну, чего об этом снова разговор заводить, вроде бы мы обо всем договорились.
В общем, прощальный вечер не очень удался. Первой заплакала Люда и выскочила из комнаты. Затем заплакала теща и убежала вслед за ней.
Витькина жена, Света, молодая круглолицая женщина тоже хотела последовать вслед за ними.
Но, после короткого окрика мужа, послушно уселась обратно. Тесть тяжко вздохнул, скептически посмотрел на недопитую бутылку портвейна три семерки, стоявшую на столе и потянул из-под него бутылку Столичной.
– Разлив ее по стопкам, он в манере Булдакова громко произнес:
– Ну, мужики, с почином. – И лихо опрокинул содержимое стопки в рот.
Когда мама с дочкой, обе с заплаканными глазами вновь уселись за стол, у нас уже было весело.
Мы с Витькой и его женой пели «Довела меня тропка до вишневого сада». А тесть подыгрывал нам на гармошке. Хотя, лучше бы он этого не делал. Но останавливать его было себе дороже.
Люда уселась рядом со мной, обняла за талию и начала нам подпевать сильным звонким голосом. Мы с Витькой посмотрели друг на друга, сразу поняв, кто сейчас будет запевалой.
Я тоже обнял жену и, продолжая петь, размышлял, чего еще не знаю о ней. Оказывается, рядом со мной поет практически Валентина Толкунова.
Затем мы спели еще песню, затем еще, тему переезда никто больше не поднимал. Часов в одиннадцать вечера мы все же закончили праздник, На посошок выпили с Виктором и Светой. Проводили их до главной дороги, и потом улеглись спать. Вещи были сложены еще вчера.
Рано утром мы с Людой уже стояли на автобусной остановке. У ног жены сиротливо стоял небольшой фибровый чемодан. А у меня за плечами висел довольно тяжелый рюкзак. Теща, несмотря на уговоры, накидала в него всяческой снеди.
– Мда, неплохо мы начинаем семейную жизнь, – в который раз подумал я, оглядывая наш скудный багаж. – Голы, как соколы.
Однако, несмотря, на легкое похмелье и утренний холодок, настроение у меня было отличным. Я не сомневался, что все у нас будет хорошо.
Люда прижалась ко мне, крепко ухватив за руку, как будто переживала, что я куда-нибудь убегу.
– Не бойся, – шепнул я ей. – У нас все получится.
– С тобой мне ничего не страшно, – шепнула она в ответ. И я был уверен, что она так думает на самом деле.
Когда мы вышли из автобуса на автовокзале Петрозаводска, жара стояла неимоверная. Но после душного салона, сразу стало легче дышать.
Немного поспорив, кто понесет чемодан, я забрал его у Людмилы и мы потопали в сторону нашего нового жилища.
Собственно, идти было недалеко. Автовокзал находился на бывшей окраине города, застроенной частными домами и носившей гордое имя Перевалка. На улице Лежневой располагался домик Клавдии Ивановны Гусевой, у которой я снял комнату.
Бодрая, седая старушка встретила нас приветливо, но сразу поинтересовалась документами и внимательно рассмотрела штамп загса в паспортах.
После этого ринулась показывать наше жилье. Для этого пришлось снова выйти на улицу.
Меня именно это больше всего привлекло в комнате то, что вход на второй этаж был отдельный, поэтому приходить и уходить мы могли, не беспокоя хозяйку.
А та, тем временем мялась, видимо, желая обсудить вопрос оплаты. И когда разговор зашел об этом, она сразу сказала:
– Саша, тут Толик ко мне заходил, сильно ругался, что я с тебя много взяла. Мы с ним посоветовались и решили, что восемь рублей в месяц будет достаточно.
– Восемь, так восемь, – согласился я, чего спорить, если просят меньше.
Мансардная комнатка была площадью метров двенадцать, к кирпичной трубе, проходящей в ее центре, была пристроена небольшая печурка. Стол у окна, кровать, и небольшой шкаф составляли всю мебель.
Оставив вещи, мы вместе с хозяйкой спустились к ней. Вволю напившись, чаю из самовара и поболтав со старушкой, мы снова поднялись наверх и принялись раскладывать свои вещи. Учитывая их небольшое количество, справились мы за пятнадцать минут.
Все наши шмотки заняли две полки в шкафу, а на вешалках висели пара платьев, да мой костюм, купленный на свадьбу.
Ну, что, пойдем к свекрови в гости? – предложил я, когда все было сделано.
– Я боюсь, – испуганно сообщила Люда. – На свадьбе она так нехорошо на меня смотрела.
Надо сказать, что первый день по приезду в Вытегру мама действительно держала пальцы веером, но уже к вечеру сдружилась со сватьей и оживленно обсуждала с ней меню торжества и платье невесты. Некая неловкость в общении с невесткой у нее оставалась, наверно потому, что Люда ее слегка побаивалась. Вот и сейчас она робко предложила:
– Санчик, может, мы завтра к ней в гости сходим.
– Давай, завтра, только с утра прогуляемся до училища, и тебе работу поищем – согласился я, – А сейчас проверим кровать бабы Клавы на скрипучесть.
Проверка показала повышенную скрипучесть, поэтому пришлось, как в Вытегре, перекладывать матрац на пол. На какое-то время мы выпали из окружающего мира. Но возвращаться в него все же пришлось. Обедать мы не обедали, но поужинать было бы неплохо. Я оделся и отправился к хозяйке.
Надо было уточнить, где брать воду и дрова, и спросить чайник. Остальная посуда, тарелки, ложки, кружки, стояли на полках в настенном шкафчике.
Клавдия Ивановна быстро растолковала, где находится колонка, из какого сарая можно брать дрова. А сегодня, чтобы нам не бегать лишнего, предложила приготовить ужин у нее на кухне. Она, конечно, ожидала, что готовкой займется Люда, поэтому с некоторой оторопью наблюдала, как я вытаскиваю из притащенного сверху рюкзака банки и пакеты. И начинаю чистить картофель.
А через час мы втроем за обе щеки уплетали нехитрое блюдо картошку с тушенкой.
Клавдия Ивановна, вначале отказывалась, но после того, как я половником выложил аппетитную горку на тарелку и присыпал зеленым лучком с укропом, по кухне разнесся такой запах, что старушка не выдержала и тоже уселась за стол.
– Саша, ты наверно, секрет какой знаешь, – сказала она, когда подобрала остатки подливы с тарелки. – Никогда такой вкусной картошки с тушенкой не ела.
Люда засмеялась.
– Он точно, знает. Я из-за этого готовить перестала, у меня так не выходит. Вроде бы все так же делаю, один в один, а не получается и все тут.
Я улыбался, слушая их разговор, но в то же время размышлял, о моей прорезавшейся способности вкусно готовить еду. Действительно, я умел и любил это дело, но сейчас окружающие странно реагировали на мою готовку. Я заметил это, когда Виктор начал приставать ко мне с просьбами, коптить рыбу. А когда я в первый раз испек пироги, начались такие восторги, что мне стало неудобно. Галина Михайловна, внимательно смотрела за мной, все боялась, что у меня ничего не получится, а потом недоумевала, откуда такой необычный вкус у пирогов, ведь никаких хитростей она не заметила.
– Может, если я возьмусь за что-то другое, у меня тоже все получится? – подумал я, сворачивая ноздреватый блин и макая его в сметану. Но что-то подсказывало, мне, что-то другое вряд ли получится.
С другой стороны, я ведь уже не удивляюсь невероятному переносу сознания, произошедшему со мной. По сравнению с ним, талант к приготовлению пищи вообще ерунда. Чему, собственно, удивляться?
– Ох, накормил, так накормил, – выдохнула Клавдия Ивановна, отодвигаясь от стола и с сожалением поглядывая на последний блин, оставшийся на тарелке. – Ведь знаю, что нельзя, холестерин зашкаливает, а все ем и ем, остановиться не могу. Картошка с мясом, блины, так и лопнуть можно.
– Саша, наверно, с завтрашнего дня готовить еду буду я, – сообщила Люда, украдкой прихватив последний блин. – Так дальше жить нельзя, я килограмм прибавила за две недели.
Эти слова я не преминул напомнить жене ранним утром следующего дня, шепнув ей в ушко после поцелуя.
– Люда, кто-то вчера высказал желание заняться завтраками, обедами и ужинами. Это не ты была, случайно?
– Санчик, ты что всерьез поверил? Ну, пожалуйста, давай сегодня ты в последний раз этим займешься, а с завтрашнего дня я начну, честное слово. – Люда убеждала меня, гладя своими тонкими пальчиками мой живот, опуская руку ниже и ниже.
Я не стал говорить, что согласился бы и без такой стимуляции, но зачем разочаровывать девушку, пусть старается.
Газовой плиты у нас в комнате не имелось, но ее вполне заменила электроплитка. Потомив на сковородке порезанные помидорчики, я залил их яйцом, а затем, поперчив и посыпав зеленью, поставил на стол.
Люда жалобно глянула на меня, намекая, что большую часть омлета нужно съесть мне.
А что? Я и не отказывался. Вдвоем мы быстро очистили сковородку. Кофе с цикорием было не айс, но другого все равно не имелось.
После завтрака пришлось решать два сложных вопроса, снова забраться в койку, или отправиться в город. Пришлось подкинуть монетку. Победил второй вариант. Так, что мы оделись и через полчаса уже стояли на автобусной остановке.
Время уже было около девяти утра, поэтому народа на ней особо не наблюдалось. Несколько человек усердно изучали свежую газету, расклеенную на стенде. Я присоединился к ним. Надо же было почитать, о чем пишет местная газета Ленинская правда. Передовицы я, как всегда, пропустил. А вот в объявлениях меня привлек заголовок: «Госуниверситет производит набор на краткосрочные курсы бухгалтеров. Звонить по телефону такому то».
– Люда, посмотри, – обратился я к жене. – Тут неплохой вариант нарисовался. Почитай.
Та прочитала и вопросительно уставилась на меня.
– Ну, что ты смотришь, как Ленин на буржуазию? – усмехнулся я. – Будешь работать медсестрой или фельдшером, и посещать вечерние курсы. Закончишь, будем искать тебе работу с финансами. Кстати, вон, четверка подошла, давай, садимся, сразу до университета и доедем.
Люда, двигаясь, как сомнамбула, автоматически последовала за мной в двухсекционный Икарус. И только, когда уселась рядом со мной, пришла в себя и начала бурно возражать. Да так интенсивно, что если бы я не знал будущее, возможно, согласился с ее доводами. Но будет гораздо лучше, если «святые девяностые», как их назвала Наина Ельцина, моя жена встретит не медсестрой, а сотрудницей госбанка.
А посему, на остановке около университета мы вышли и отправились искать деканат экономического факультета, где как нам объяснила вахтер, проходит запись на курсы.
– Через полчаса мы вышли из мрачного коридора на залитую солнцем улицу.
– Ну, я и дура! Зачем только согласилась? – воскликнула Люда, убирая в сумку, квитанцию об уплате двадцати рублей аванса за обучение.
– Все путем, еще спасибо мне скажешь, – сообщил я. – Сейчас едем в поликлинику, искать тебе дневную работу.
В поликлинике мы так же пробыли недолго. В отличие от врачей, избытка среднего персонала в городе не наблюдалось. Поэтому после недолгой беседы с главной медсестрой нас отправились в отдел кадров. Так, что из поликлиники Люда вышла уже медсестрой хирургического кабинета. Ее пытались уговорить выйти на работу уже сегодня во вторую смену. Но после моего короткого, нет, зав кадрами, заткнулась и в первый раз уважительно глянула в мою сторону.
– С ними только так надо говорить, – втолковывал я Люде, выйдя из кабинета. – Иначе сядут на шею, ножки свесят, и будут погонять.
А про себя в это время думал:
– Неплохо было бы нам и с комсомолом завязать, карьеры мы комсомольской все равно делать не будем. Вот только вопросов будет масса, почему вышли из комсомольской организации, или вас исключили за какие-то проступки. Придется еще семь лет дурью этой маяться.
Зато в торгово-кулинарном училище мое появление вызвало фурор. Когда мы, отстояв небольшую очередь из трех девчонок, зашли в приемную, секретарша даже не подняла голову.
– Документы давайте, – буркнула она Люде.
– Простите, это мне нужно сдать документы, – сообщил я, улыбаясь.
Пожилая женщина, наконец, подняла голову, и, сняв очки, начала меня разглядывать.
Видимо, она нажала кнопку селектора, потому, что из дверей с надписью директор вышли сразу две довольно симпатичные дамы средних лет.
– Вот, к нам молодой человек, после армии поступает, – растерянно сообщила им секретарь.
Дамы из строгих преподавателей сразу превратились в двух любопытных кумушек и начали выспрашивать, откуда я такой взялся, почему решил поступать в их училище и прочее.
Люде такой энтузиазм не очень пришелся по душе, что явно отразилось на ее лице. Воодушевленные такой реакцией, женщины стали еще больше доставать меня вопросами.
Пришлось снова брать все в свои руки, сдать документы и распрощаться с будущими учителями.
Когда мы вышли на улицу, настроение у Люды явно упало.
– Не хочу, чтобы ты тут учился, – сразу заявила она.
– Это еще почему? – якобы удивился я, хотя все было понятно.
– Тут одни девки учатся. Я видела, как эти три сикалявки, на тебя глазели, когда мы в очереди стояли. Юбки короткие, задницу видно. И таких тут целое училище. А парней всего трое, директор сказала.
Я усмехнулся.
– Люда, если мы ходим жить долго и счастливо, надо учиться доверять друг другу. Ты понимаешь, что своими словами обижаешь меня?
Размолвка наша продлилась недолго, и мы направились в кафе мороженое Пингвин, что бы заесть ее пломбиром с клубничным сиропом.
Шагая рядом с женой, я думал о том, что в возрасте и опыте есть свои преимущества, всегда знаешь, когда надо что-то сказать, а когда промолчать.