Второкурсниками стали, увы, не все. Отчислена Соня Меламет, в миру Сонечка Мармеладова, для близких друзей просто Мармеладка, маленькая, весёлая девчонка с всегда обветренными губами. Не зря, стало быть, старший преподаватель Меньшикова выговаривала ей сладким голоском пропущенные семинарские занятия: «Ох, пропоете вы, Соня, зиму красную!» Соня пропела все что можно: и осень, и зиму, и весну, музицируя на морозе и под дождём, спасая мёрзнущих мальчиков.
Впрочем, скромняге Коле Архипову вся его правильность тоже не помогла – вылетел, как и никогда не унывающий культмассовик Валерка Гапонов, с которым Юрик жил в одной комнате общежития ещё при поступлении в университет, молился на самодельную акварель бога Вараввы, выдуманного Валеркой перед экзаменами. Коля махнул на высшее образование рукой, уехал навсегда домой, в Якутию, а с Гапоновым Юрик столкнулся только что нос к носу на крыльце общежития: приятель обитает здесь у друзей и мечтает восстановиться на первый курс после зимней сессии. Он, как обычно, сыплет шутками, рассказывает анекдоты, впрочем, появилась и новая чёрточка в поведении: начал как бы незаметно озираться по сторонам, оно и ясно – осенний армейский призыв не за горами.
Главной и неожиданной для всех потерей прошлой сессии была Марина Запольская. Что говорить, такой красотки-модницы и одновременно умницы дотоле не знал борисовский мехмат. Сам декан пытался вступиться за нее, оспорить мнение Бабушки, что, конечно же, дорогого стоило, однако доцент Сахалинская осталась непреклоннее железной Эйфелевой башни. Даже теперь нехорошо делается, стоит вспомнить как их добрейшая Евстолия Николаевна, читавшая лекции с французским дореволюционным прононсом, буквально ни с чего пришла в неистовое бешенство, наголову разгромив прекрасно отвечавшую Марину, выгнала вон с экзамена, а заодно из университета и математики навсегда. И отнюдь не за списывание.
За минуту до грозы Бабушка лучилась утренним счастьем, была энергична и весела несколько сверх обычно принятой для её возраста меры. Юрик зашел в экзаменационную аудиторию с первой партией, взял билет, лежавший сверху, уселся за стол против экзаменатора. Чего бояться, когда знаешь всё? Написал теорию, решил задачу, хотел идти первым, но его опередила отличница зимней сессии Запольская, которая принялась отвечать настолько великолепно, что Бабушке ничего не осталось, как только радостно кивать головой. Вот будто бы юная внучка рассказывает престарелой баронессе, (и наряд, и благородное серебро высокой причёски соответствуют) как танцевала на губернаторском балу! Восхищение и любопытство разгораются в давно увядших глазах: «А ты? А он? А ты?»
Юрик тоже восхитился. Запольская не заглядывала в листочки, исписанные плотно, без пробелов, лишь изредка постукивая по нужным формулам авторучкой. А уж красива, чертовка, – глаз не отвести. Быть может, материал он знает и не хуже, но где взять артистизм, лёгкость, чтобы изложить его таким вот звучным голосом без малейшей запинки, словно поэму Лермонтова «Мцыри» на конкурсе чтецов? Нет, этак он не сможет никогда.
Старушка слушала Марину, слегка вытянув шею из кружевного белоснежного воротника и подставив ухо поближе к речевому потоку отвечавшей, белесоватые старческие глаза понятливо и удовлетворенно моргали.
– …множество S, состоящее из этих точек икс-энных бесконечно и, очевидно, не имеет предельных точек в R и тем более в Е…
Что там ни говори, золотая школьная медаль дорогого стоит! Напрасно Меньшикова фыркала, когда на её семинарах Запольская появлялась у доски. А кстати, почему, собственно, у доски, решая «звёздные» задачки, она частенько путалась? Юрик повернул голову к задней парте. Сейчас Вера Михайловна тоже смотрела на отвечавшую недоуменно, будто не верила собственным тёмно-карим, широко распахнутым глазам.
– Почему очевидно? – вдруг спросила Бабушка с самым доброжелательным видом, как бы приглашая поиграть в некую веселую игру.
Оборванная на полуслове, Марина чуть нахмурилась:
– Так сказано в вашем конспекте, а также в теореме 2.41 в учебнике Рудина на странице 80. Очевидно – значит, не требует доказательства.
Старушка вкрадчиво поинтересовалась:
– И что вы всю эту страницу восьмидесятую наизусть помните?
– Естественно. Я помню, на какой странице Грауэрта, Фихтенгольца или Рудина изложена любая теорема, которая есть в конспекте лекций, а уж о самой теореме или следствии и говорить нечего. У меня феноменальная память.
Выражение её лица обрело горячечный оттенок возбужденного восторга, однако на доцента новость произвела обратное впечатление. Бабушка скисла, выпятила нижнюю губу, отодвинулась. Потом вдруг рассердилась так, что не только студенты замерли на своих местах, но и старший преподаватель Меньшикова, женщина лет около сорока, видно, по старой студенческой памяти вжалась в стол, делаясь совершенно незаметной. Старушка пристукнула сухим кулачком, и аккуратно разложенные веером экзаменационные билеты упорхнули на пол.
– Теоремы нужно уметь доказывать самому, а не тараторить их наизусть! – воскликнула она. – Неужто вы таким глупым образом запомнили весь материал?
Знавшая себе цену девица вспыхнула не менее горячо:
– Я всегда хорошо готовлюсь к экзамену!
– И по всем математическим дисциплинам?
– Ну, а как же иначе? – лицо чудно раскраснелось, глаза заблистали бриллиантами в сотню каратов каждый.
Она не могла понять, в чем её, собственно, винят. С негодованием пронзила Бабушку гневным взглядом, каким та Запольскую.
– Почему очевидно? Объясните, – уперлась доцент в стол обеими руками.
– Так написано, – гордо повторила золотая медалистка.
Выражение лица Сахалинской приобрело опасные черты, предвещая красотке даже не крупную неприятность, а просто-таки трагедию, катастрофу. Ах, кабы Марина поняла это и отказалась отвечать вовсе! Но нет, куда там, по привычке продолжила борьбу, не желая уступать никому и ни в чем.
– Как она решает задачи? – тихо спросила Евстолия Николаевна у Меньшиковой, не отрывая от Запольской прищуренного взора.
– Звезд с неба не хватает, – дипломатично ответила та.
– Но теорию я знаю! Всю!
– Здесь экзамен по математическому АНАЛИЗУ, – фальцетом вскричала старушка, – а не вечер художественной декламации. Ставлю «неудовлетворительно». Прощайте, голубка сизокрылая. Пересдавать можете даже не пытаться, настоятельно советую не терять драгоценного времени. Согласно внешним данным, а также памяти своей… феноменальной поступайте… да хоть на артистку учиться, со временем буду рукоплескать, коли доживу. Математиком вам не бывать.
Ошеломлённая Запольская переминалась у стола с зачётной книжкой в руках, совершенно убитая горем, не веря в происходящее. Причёска растрепалась, глаза, наполненные слезами, всё ещё полыхали искренним гневом и непониманием: «За что? За что вы меня убили?» Присутствующие обескураженно молчали вместе с погорелицей.
– Следующий, – доцент грозно посмотрела на Бармина. – Проходите отвечать, молодой человек. Посмотрим, что вы мне скажете.
Запольская, рыдая, выбежала вон из аудитории. Испытывая соблазн выскочить следом, Юрик встал, сделал два неверных шага, мешком свалился на стул рядом с бабушкой-доцентом, сладко пахнущей горячей пудрой.
– Вопрос первый. Т-т-теорема Ролля, – слегка заикаясь, начал он и принялся как-то совершенно гадко путаться в предлогах и окончаниях.
– Пусть фунцыя эф нэпрэрывная на замкнутэм промежутках…
Бабушка бросила в его сторону раздраженный взгляд, посмотрела на Меньшикову, насмешливо констатировала:
– Хотя бы этот студент отвечает не точно по тексту, продолжайте, продолжайте, я вас внимательно слушаю.
Юрик осознал, что не выгонят немедленно, без права пересдачи, и перестал заикаться.
– Задачу решили? Минуточку, сама посмотрю. Так, так, где тут ваша зачётка, товарищ…?
– Бармин.
– Очень хорошо, – Бабушка вывела в зачётке «отлично». – Следующий, пожалуйста.
В коридоре зачётку рассматривали на просвет, все же первая пятерка в группе. Марина Запольская явилась в слезах и убежала, никому ничего не объяснив, – ждущих у дверей обуял первобытный страх перед неизвестностью. Теперь народ успокоился, однако жаждал знать, как и на чём провалилась умница. Бармин толком объяснить не смог, сказал, что не слышал, как она отвечала, сам в это время готовился.
И вот в сентябре по факультету разнесся удивительнейший слух, что Запольская летом действительно махнула в Москву и там поступила туда, куда её в сердцах благословила Бабушка, – прямиком во ВГИК. В скором и прекрасном для неё будущем Марина станет любимицей миллионов кинозрителей, народной артисткой, и это, кстати, не первый и не единственный вклад доцента Сахалинской в сокровищницу отечественной культуры. Лет за двадцать до приснопамятного экзамена, смылся в Москву не прощаясь, по-английски, бабушкин аспирант. Говорят, большой дока был в комплексном анализе многих переменных. В столице сей действительно многогранный талант с блеском окончил консерваторию, после чего навсегда уехал во Францию, в Париж, и вот там уже стал всемирно известным композитором Эдисоном Денисовым.
Что ни говори, умеет Бабушка пестовать истинные таланты!