– Нет! Нет, я сказал! Я не стану этого делать!
Он стиснул зубы так, что у него заныли скулы.
Боль в груди не утихала. Больше всего ему хотелось сейчас изречь проклятие на того, кого он когда-то считал своим другом.
Человек уперся лбом в холодную грубую бетонную стену, запустил пальцы в волосы и до-боли стиснул кулаки. Какая разница, какая у него сейчас прическа?
В этот миг ему показалось, что он похож на раненого льва, которому хочется взреветь во всю мощь своей львиной глотки, но ему, как будто, перевязали голосовые связки, и вместо рычания остался только слабый сдавленный хрип.
– Нет! – вновь прохрипел он.
В его сознании из глубины сложного темного клубка души, состоящего в этот миг из смятения смешанных чувств, расшатанных нервов и изрядно измотанных эмоций, снова ясно всплыло видение – воспоминание того, чего он, к счастью, не видел своими глазами, но что так ярко рисовало перед мысленным взором его предательское воображение. Мучительная боль, а вместе с ней и желание изречь проклятие в который раз пронзили сердце, и человек, чтобы хоть как-то заглушить этот поток негативной энергетики, отчаянно ударил кулаком в бетонную стену.
Удар был сильным. Кулак хрустнул, и боль от удара действительно заглушила на какое-то время боль в груди, вырвав его из затуманенного гневом и отчаянием состояния рассудка.
На какой-то короткий миг ему показалось, что из воздуха на него смотрят тысячи злобных маленьких глаз с ехидной усмешкой. Ему даже почудилось, что он слышит коварное хихиканье и противный шорох как бы летучих мышей, шевелящихся под потолком, хотя в помещении ничего такого не было.
Человек упал на колени и, уткнувшись в них лбом, закрыл голову руками и горько безудержно разрыдался.
– Я все равно… не стану… не хочу желать ему зла, – сквозь рыдания упрямым шепотом твердил он. – Боже… Ты сказал, благословлять проклинающих вас. Ты сказал… любить врагов. Я… я… – каждое слово давалось ему с огромным трудом. – Я все равно… благословляю его… Пусть у… него… все будет… хорошо. Я желаю ему здоровья… счастья… долгие лета жизни…