Глава шестая
Хотя наша команда теряет участника перед самым началом новой игровой сессии, остаток дня проходит… потрясающе. Я не припомню, чтобы мне когда-нибудь так фартило, по крайней мере за все время моей учебы в старших классах. В этом угадывается что-то почти мистическое, как будто Меркурий в ретроградной фазе и звезды мне благоволят.
На уроке физкультуры я делаю лучший баскетбольный бросок в своей жизни – трехочковый[31], который вряд ли физически возможен за пределами НБА.
На политологии мисс Спенсер ставит меня в пару с Майей для обсуждения роли СМИ в наших недавних местных выборах. В любой другой ситуации это повергло бы меня в ступор, но Майя в своей стихии и может многое сказать по этому поводу, так что мне остается лишь кивать в знак согласия и стараться не подавать виду, что аромат ее шампуня буквально сводит меня с ума.
Ну, в хорошем смысле. Очень хорошем.
И тут, чудо из чудес, в самом конце дня, на уроке изобразительного искусства, мистер Кросс объявляет, что на следующей неделе мы будем рисовать человеческую фигуру – в чем я уже неплохо разбираюсь, но хотел бы добиться большего.
Как только звучит это объявление, Эзра вскидывает руки в воздух и ликующе провозглашает:
– Приглашаются обнаженные модели!
На что Квинт толкает его в плечо и говорит:
–Ты – первый, Изи[32].
Вскакивает ли Эзра со своего места, стягивая футболку под свист и улюлюканье одноклассников?
Само собой.
Учителю потребовалось минут десять, чтобы все снова расселись по местам, а Эзра полностью оделся, и оставшееся время мы провели за просмотром слайдов с художественными работами, изображающими человеческое тело в различных формах. Тела мужские и женские, полные и худые, миниатюрные и высокие – словом, многообразие. Мистер Кросс указывает на множество деталей, которые я бы сам не заметил, – скажем, как расположение фигур по отношению друг к другу влияет на восприятие. Как меняется тональность картины, когда фигуры повернуты анфас, а не в профиль. Насколько зависит интерпретация произведения от направления взгляда и фокуса внимания фигуры.
Я все время делаю наброски, стараясь впитать как можно больше информации и с нетерпением ожидая увидеть, как новые знания отразятся на моих работах.
Учителя даже не задают никаких домашних заданий. Ни одного. Это в понедельник-то.
Такого никогда не бывает.
Не то чтобы я жалуюсь.
В будний день в доме тихо. Ну… условно тихо. Как только мы вернулись из школы, Прю ускакала на свою волонтерскую работу в Центре спасения морских животных. Люси на футбольной тренировке. Мама с папой забрали Элли с собой в музыкальный магазин. Остаемся только мы с Пенни, и она наверху упражняется на скрипке.
Потому и условно тихо.
Впрочем, я не против ее музыки. За последний год Пенни заметно преуспела, и когда она репетирует свои будущие концертные номера, это воспринимается как что-то вроде успокаивающего фонового шума.
Я сижу за кухонным столом и, поглощая вторую порцию хлопьев «Лаки Чармс», просматриваю свои заметки к предстоящей игровой сессии, пытаясь понять, нужно ли мне что-то менять из-за того, что Мэтта с нами не будет. На самом деле я не хочу ничего менять. Я вложил столько сил в эту кампанию и намерен держаться первоначального замысла, разве что при необходимости вносить коррективы во время игры. Это и отличает настоящего Мастера подземелий от любителя, не так ли? Умение быть гибким и адаптировать сюжет по ходу дела?
Мне приходит в голову идея попробовать найти нового игрока, но я не знаю, кому можно предложить эту роль. Ни одна из моих сестер не интересуется «Подземельями и драконами». Элли, наверное, обрадовалась бы, но вряд ли моя команда с энтузиазмом примет девчонку, которая все еще ходит в садик. Может, пригласить Ари? А что? У нас в группе никогда еще не было игрока-барда. Хотя нет, по субботам она обычно работает в магазине.
Я смотрю на пустой лист бумаги, постукивая карандашом по большому пальцу, и думаю о предстоящей игре. Затерянные руины, орды гоблинов, могущественное проклятие…
Кончик карандаша скользит по бумаге, и появляются первые наброски.
Звуковое уведомление о том, что мне пришло сообщение, прерывает полет моей фантазии. Я отрываю взгляд от страницы. Пальцы перепачканы грифелем карандаша. От долгого пребывания в неудобной позе сводит шею. Я ошеломленно оглядываюсь по сторонам, удивляясь тому, что не слышно скрипки Пенни. Мне смутно помнится, что Люси вернулась домой, бросила бутсы в прихожей и помчалась наверх, но я не заметил, как яркий дневной свет сменился фиолетовыми сумерками. В животе урчит – в порыве вдохновения я умял больше двух мисок хлопьев.
Обычно к этому времени мы уже заканчиваем ужин. Я хватаю телефон и вижу, что сообщение пришло от мамы. Она пишет, что они будут работать допоздна, распаковывая новую партию мерча, и просит, чтобы я приготовил ужин для себя, Люси и Пенни. На приложенной фотографии Элли крепко спит на старом диване, который стоит у нас в подсобке, в обнимку с любимыми игрушечными пони.
Я отвечаю смайликом с поднятым вверх большим пальцем, и мама присылает эмодзи «обнимашки».
Я разминаю плечи, встаю из-за стола и, порывшись в шкафчиках, нахожу упаковку спагетти и банку томатного соуса.
Сообщив Люси и Пенни, что ужин будет готов через десять минут, я проверяю свой почтовый ящик, пока варится паста.
Одно новое электронное письмо.
Тема: Заявка в Dungeon
Я чуть не роняю телефон в кастрюлю с кипящей водой. Спасибо Ктулху[33], уберег, но, возможно, лучше бы этого не делал. И мне, наверное, вообще не следовало бы открывать это письмо, чтобы не читать вежливый отказ. Это как в том эксперименте Шрёдингера с котом[34]. Пока коробка закрыта, кот и жив, и мертв одновременно.
Пока я не открою письмо, мои надежды и живы, и мертвы.
Если на то пошло, я никогда по-настоящему не понимал логику этого эксперимента. Я просто тяну время.
Дайте мне минутку.
Еще одну.
Ладно.
Я готов.
Я делаю глубокий вдох и открываю электронное письмо.
Дорогой Джуд Барнетт, спасибо за ваше обращение. Нам нравится ваш художественный стиль, и мы находим ваш взгляд интересным. Мы рады принять эту работу для публикации в июльском номере журнала…
Текст продолжается, но я прекращаю читать. Просто смотрю на слова, пока они не сливаются в одно неразборчивое пятно.
Рады принять.
Рады принять.
Не. Может. Быть.
Я чувствую, как на моих губах появляется робкая недоверчивая улыбка. Мне все это снится?
Я делаю скриншот и отправляю его Ари и Прю. Ответ Прю приходит незамедлительно.
Прю: ОТЛИЧНО. Сколько они платят?
Я закатываю глаза.
Джуд: Какая разница??
Прю не отвечает. Я вздыхаю и проверяю правила подачи заявок на сайте журнала.
Джуд: 50 долларов.
Прю: Неплохо, но мы обсудим с ними размер гонорара перед следующей публикацией. Можешь принять предложение.
Джуд: С каких пор ты стала моим менеджером?
Прю: С самого рождения, Джуд!
Прю: Ты, Квинт и Ари, может, и таланты, но без меня пропали бы.
Прю: Ладно, может, и не пропали бы. Но определенно стали бы нищими художниками.
Джуд: Так ты представляешь себе художников.
Прю отвечает гифкой с изображением художника в берете и со всеми прочими атрибутами.
Через несколько минут приходит сообщение от Ари.
Ари: Я же говорила!!!
Мое сердце трепещет, когда до меня постепенно доходит. Это происходит наяву. Я отправил рисунок в журнал Dungeon, и они действительно собираются его опубликовать. Мне даже заплатят. За то, что я что-то нарисовал!
Джуд: Теперь с тебя песня.
Ари начинает набирать ответ – рядом с ее именем появляются три маленькие точки.
Но затем точки исчезают.
Я жду.
Спустя долгое время она снова печатает.
Ари: Арасели Великолепная согласна!
Я улыбаюсь и опускаю взгляд на свой альбом для рисования. Бард и волшебник – два персонажа, которым еще вчера не находилось места в моей новой кампании, но теперь мне самому интересно, куда заведет их история. Раньше я не знал, как завлечь группу на квест, но теперь с помощью барда как неигрового персонажа[35] можно рассказать им о таинственном храме, волшебнике и проклятии. Может, она отдаст им Алый алмаз и…
Я цепенею.
Алый алмаз был сокровищем в игровой сессии, которую я пытался провести с Квинтом, Прю и Ари. Кампания так и не сдвинулась с мертвой точки, потому что, хотя все они говорили, что им весело, никто не горел желанием продолжать игру, и сюжет сам собою сошел на нет. До сих пор я особо не задумывался об этом.
Я достаю из кармана красный кубик и подношу его к своему рисунку. Я мысленно прокручиваю придуманную мной историю и мифологию храма, о которой рассказывал Ари на вечере открытого микрофона.
Девушка, превратившаяся в камень, проклятие, которое может снять только тот, кого сочтут достойным. А что ждет рыцаря, которому удастся разрушить чары? Подарок. Заклинание, которое приносит невероятную удачу при каждом броске кубика.
Мне вспоминаются недавние события, произошедшие со мной. Все эти странные, счастливые совпадения. Это не высшая сила. Это не вселенная. Это не серия статистических аномалий.
Это магия Ландинтона.
У меня перехватывает дыхание, но… нет, это безумие. Неужели я действительно думаю, что такое возможно? Что игральный кубик может принести мне…
Что в мою жизнь действительно могла проникнуть…
Магия?
Поймите меня правильно: мне, как и любому парню, хочется верить в волшебство и единорогов, но… на самом деле я не верю. Я не верю в такие вещи.
Но тогда откуда взялся кубик? И теперь, когда я думаю об этом, до меня доходит, что странности начались с момента его обнаружения. Странности в хорошем смысле. Автограф Пола Маккартни и то, каким чудом мне удалось спасти его от пролитого кофе, хотя обычно я не отличаюсь особой ловкостью. А потом все эти удачные догадки на литературе, укрощение торгового автомата, не говоря уже о статистической аномалии выпадения орла пятьдесят семь раз подряд.
Таймер срабатывает, заставляя меня вздрогнуть. Я оборачиваюсь как раз вовремя, когда вода начинает пениться, и мне удается снять кастрюлю с огня за мгновение до того, как она перельется через край. Словно в тумане, я откидываю готовую пасту на дуршлаг, даю просохнуть, возвращаю обратно в кастрюлю и добавляю соус. Достаю тарелки и вилки.
Я пока не зову сестер, просто стою с деревянной ложкой в одной руке и кубиком в другой. Думаю о затерянных храмах, магии и удаче.
Золотистые цифры, похожие на руны, поблескивают передо мной.
– Если это правда, – шепчу я, – подай мне знак.
Я делаю глубокий вдох и подбрасываю кубик.
Раздается знакомый, успокаивающий звук, когда он с грохотом катится по столешнице, ударяется об одну из мисок и отскакивает от края. Я отпрыгиваю назад, когда он приземляется на пол и, прокатившись мимо моих ног, исчезает под одной из скамеек в уголке для завтрака.
Я озадачен. Искренне удивлен. Я действительно подумал на мгновение, что магия сработает. Не знаю, чего я ожидал, но… чего-то крутого. Чего-то удачного.
Вот тебе и волшебство.
Поклявшись никому никогда не говорить об этом, я приседаю и, протягивая руку, шарю под скамейкой в поисках кубика. Вместо этого моя рука натыкается на что-то длинное и узкое, и я достаю механический карандаш. Вздыхая, я снова лезу под скамейку и на этот раз нащупываю кубик. Я вытаскиваю его на свет, упираясь взглядом в сияющее число «20».
– Мило. – Я подхватываю кубик, карандаш и встаю.
Только тогда я узнаю его. Механический карандаш. Темно-синий, пыльный. Рот приоткрывается в изумлении, когда я стряхиваю пушистый комочек пыли с ластика.
Это не просто карандаш. Это мой любимый карандаш, которым я обычно рисовал, пока не потерял его. Я не мог найти его много лет, и вот – нашел.
Я снова перевожу взгляд на кубик, не скрывая удивления. Двадцатка мерцает, и если бы я не знал, что так не бывает, то подумал бы, будто кубик мне подмигнул.