Глава 1. Гризли
Меня все зовут Ёжик. Дурацкое детское прозвище, но я привык. Родители назвали меня Евсевием в честь древнеримского философа-логика. Это потому, что отец у меня историк, доктор наук, читает лекции в университете, ездит на конференции и всё такое. Мама – врач, но это не так важно. Гораздо важнее, что она очень весёлая, поэтому на это дурацкое имя согласилась, но тут же переделала его в Ёжика.
Мне почти пятнадцать, и я учусь в десятом классе в научном лицее, потому что раньше, до того, как всё это началось, я хотел стать биологом.
А всё началось, когда я впервые его увидел. Это было в июле, в мой первый день на практике в Исследовательском институте биоинженерии и биологии гена в Дубне. Сложное название. Наверное, поэтому все его называют просто Контора.
С самого утра лил холодный дождь. Мама говорит, что ещё помнит времена, когда в Москве в июле стояла жара под девяносто градусов по Фаренгейту, хотя тогда ещё температуру воздуха мерили по Цельсию и это было… около тридцати градусов. Но я уже такого не знал, это ещё когда было! Родители говорят, что многое тогда было совсем иным: не было смартов, вещей из стеклика, в школу ходили в специальной форме… А мне кажется, что в июле дожди лили всегда, иногда стеной, иногда едва морося. Вот в августе или сентябре – тогда вдоволь можно насладиться сухими днями, бывает, по целой неделе ни дождинки, хотя, конечно, и до восьмидесяти градусов не доходит.
Накануне всех практикантов, нас было пятеро, расселили по комнатам и выдали пропуска. Мне казалось, что от общежития до проходной Конторы совсем близко, моя бабушка говорит «рукой подать», но я успел вымокнуть до трусов, пока добежал.
Толстый охранник на входе (на бейдже написано «Пахомов И. В.») посмотрел на меня из-за стойки с подозрением.
– Дождевика, что ли, нет, дуриан?
– Я думал, не успею промокнуть, – сказал я, утирая лицо ладонью.
– Зайди-ка. – Он нажал кнопку, и стекликовая дверь в его каморку открылась. Я шагнул внутрь, хотя и испугался немного. Я вообще слишком робкий, зато это компенсируется умственными способностями. Пахомов И. В. достал из ящика стола полотенце и подал мне.
– Спасибо, – сказал я. Немного стрёмно вытирать лицо чужим, но выбора не было. Зато волосы стали почти сухими. Расчёска у меня всегда с собой, так что в кабинет Медузы я пришёл в приличном виде.
Медузой мы впятером прозвали нашу начальницу Маргариту Николаевну Усс, доктора наук и заведующую ветеринарным отделением института. Если честно, это я придумал ей кличку. Очень уж у неё пронзительный взгляд, так и пригвождает к месту. Взгляд легендарной горгоны Медузы, как известно, превращал человека в камень.
– Медуза, точно, – согласилась со мной Маша Цейхман, когда я высказал свои мысли вслух. – И причесон похож.
Волосы на голове Маргариты Николаевны завивались в тугие кудряшки. Я представил, как они разворачиваются и превращаются в змеиные тела, и рассмеялся.
Ксанка и Анка, кажется, ничего не поняли, но кличку всё равно подхватили, а Вилли сначала сопротивлялся, потому что тщательно охраняет свою независимость, но примерно через неделю смирился. Вилли хороший, хотя Маша и считает, что он слишком большого о себе мнения. Но я с ним с пятого класса дружу, он как раз в нашу школу пришёл, с мамой переехал в Москву из Канады, так что знаю – он просто стеснительный, пусть и ни за что в этом не признается.
Медуза пронзила меня, мои мокрые джинсы и рубашку, осуждающим взглядом, но ничего не сказала. Начала она говорить, только когда Маша, всегда опаздывающая, вошла в кабинет и затворила за собой дверь.
– Так, детки, – сказала Медуза, – если вы собирались на практике развлекаться, лодырничать и бить баклуши, то выбрали совершенно неправильное место и время. Сегодня пришла новая партия животных, так что работы выше крыши. Долго рассусоливать не стану, но малейший промах – и отправитесь восвояси, к мамочке под крыло. От вас требуется преданность делу и дисциплина. Девочки – поменьше болтовни, парни – по территории не шляться. Всё понятно?
– Всё кристально ясно, Маргарита Николаевна, – бодро ответила за всех Маша. Улыбка у неё такая, что любой ей сразу поверит, если не влюбится. Медуза несколько секунд на неё пялилась, я даже подумал, что она сейчас улыбнётся в ответ, – но нет, только моргнула несколько раз.
– Вот ваши пропуска. Цейхман – в лабораторию профессора Громова, не моя епархия, но если что, отвечаю за тебя всё равно я. Никитенко и Вильямс – в третий ветеринарный блок к оборотням, Си… – Медуза посмотрела в свои списки, уточняя фамилию близнецов, – Цини – во второй к младшим животным.
– Зря она запретила нам ходить по территории, а девочкам только разговаривать, – сказал Вилли, когда мы с ним шли по дорожке к третьему блоку, – она просто не знает Анку и Ксанку.
Он поправил очки на переносице.
Я с ним согласился, конечно. Второй ветеринарный располагался в том же здании, в сущности, они только стекликовыми перегородками отделяются друг от друга, так что сестрицам Цинь было с нами по пути. Но их, едва мы из кабинета Медузы вышли, и след простыл. Сказали, что Машу проводят до лаборатории, но мы-то с Вилли знали, что по дороге они разнюхают кучу интересных вещей и разведают множество интригующих закоулков и коридоров Конторы. Точно проныры ящерки.
Ветеринарный блок представляет собой прямоугольное, вытянутое даже, помещение. С одной стороны длинного коридора – боксы с животными за дверями из стеклика, а с другой – помещения для персонала: медицинский кабинет, комната зоотехников, кормовая и кладовые. Но я – не близнецы Цинь, меня не комнаты интересовали, а звери. Тем более что, как сказала Медуза, Контора только что получила новую партию. Звери, конечно, нужны были для исследований, научных экспериментов, но мне любопытно было именно оборотней увидеть, очень хотелось на гризли, например, вблизи посмотреть.
Само собой, я говорю не об обычном медведе гризли, а о Bestia humanoid. Это по-латыни. Если сказать проще – об оборотне. На обычных-то медведей я в любом зоогляде могу насмотреться. Оборотни – другое дело. Конечно, если вы из Сибири или Канады, как Вилли, то, может, вы и гризли-оборотней видели несчётно, как ворон. А я-то всю жизнь в Москве живу. Конечно, на уроках биологии нам показывали оборотней-собак, а у директрисы нашего лицея дома живёт пет-сиамец, но это всё не то, согласитесь, что дикий зверь!
Поэтому, как только мы с Вилли вошли, я сразу ринулся к боксам.
– Э-го-го! – раздался сзади весёлый голос. – Ты куда это такой быстрый?
Я обернулся.
В дверях медкабинета стоял здоровенный детина, просто под самый потолок, рыжий, лицо всё в конопушках и прыщах. Одет он был в защитный костюм, так что сразу понятно – зоотехник.
– Док, – парень обернулся в кабинет через плечо, – тут какие-то пацанчики со своими элключами. Один такой шустрый, что уже в боксах.
– Как в боксах? – Из-за его плеча выскочила светловолосая девушка в белом халате, увидела нас и сразу сделала строгое лицо. – Так, вы Вильямс и Никитенко? Мне Маргарита Николаевна про вас сообщила. Это школьники, на практику, Сава, – пояснила она рыжему. – Меня зовут Алёна Алексеевна, я главный ветеринар. А вас как, мальчики?
Вилли представился обычно, Иван Вильямс, он вообще всегда старается придерживаться протокола, а я сказал, что меня зовут Ёжик. Сам не знаю почему, захотелось Алёну эту удивить.
Она и вправду удивилась – глаза стали большие, круглые, но потом сообразила, посмотрела записи в смарте.
– Ев-се-вий, – произнесла с расстановкой, – всё понятно.
Не знаю уж, что ей там понятно.
– Меня все Ёжик зовут, даже в школе, – сказал я угрюмо. – С самого детства.
– Окей, Ёжик, – сказала Алёна насмешливо, – а ты почему такой мокрый?
Вот у некоторых есть такая привычка – очевидные вопросы задавать. Наверное, понятно, что я под утренний дождь попал, а не купался прямо в одежде.
– Док, – позвал Алёну Сава. Пока мы разговаривали, он заходил в боксы по очереди, как потом оказалось, заставлял зверей перейти в человеческую форму. – Все готовы, можно осматривать.
– Ладно. Вы, мальчики, меня в кабинете подождите, я быстро, – сказала Алёна.
– А можно с вами, Алёна Алексеевна? – спросил я. – Мы только посмотрим, только от входа. Пожалуйста.
– А ты тоже хочешь, Иван? – спросила Алёна у Вилли.
– Да, – ответил он, почему-то хриплым басом, – тоже. Если это не нарушает инструкций, Алёна Алексеевна.
– Тогда слушайте внимательно, и если только хоть что-то сделаете не так, всю практику будете поддоны от звериного дерьма отмывать, понятно? Входит в бокс сначала Сава, потом я, только потом вы. Кнопка двери внизу справа. Вот ты, – Алёна ткнула пальцем Вилли в грудь, – входишь последним и нажимаешь на неё сразу же. Стоите у двери, смотрите, молчите. Никаких контактов с животными, понятно?
Мы сказали, что, конечно, понятно, что же тут непонятного.
В первом сидели лисицы в гомункулярной форме. Ветеринарный бокс – это просто узкая комната с маленьким окошком под самым потолком. У стены – приваренная к полу лавка с фиксаторами, на всякий случай. В углу у окна стояли миски с недоеденным рыбным фаршем и водой.
Лисы, все три штуки, сбились в такой плотный клубок, что не сразу разобрать можно было, где чья рука или нога.
Сава подошёл к ним почти вплотную, угрожающе навис, так что одна из лис затряслась крупной дрожью, словно в лихорадке.
– Боится… – сказал я невольно.
Алёна резко обернулась ко мне, строго сводя брови.
– Никаких разговоров!
– Да-да, простите, – поспешно ответил я и даже отступил на полшага назад, упёрся мокрой рубашкой в стеклик. Вилли посмотрел на меня осуждающе.
Алёна села рядом с лисицами, осторожным, плавным жестом отстранила Саву.
– Всё хорошо, – сказала она тихо, но отчётливо. – Я доктор, я вам помогу.
Одна из лис подняла голову и посмотрела на Алёну узкими азиатскими глазками. Конечно, смысла слов она не понимала, но интонацию, как любой зверь, улавливала.
– Я доктор, – повторила Алёна очень спокойно. Лисица, которая смотрела на неё, выпростала тонкую ручку и осторожно потрогала медицинский анализатор, который та держала в руках.
Анализатор, кстати, был крутой, я таких ещё никогда не видел. Сразу можно не только температуру, давление, пульс измерить, но и параметры роста и веса, и даже предположительный диагноз поставить по радужке глаза. Я решил, что потом обязательно попрошу его и разберусь подробнее.
Любопытная лисица уже сидела у Алёны на коленях, а остальные тоже расслабились, только самая маленькая всё ещё подрагивала время от времени.
Конечно, принять гомункулярную форму оборотней за настоящего человека можно только в темноте или сослепу. Особенно это понятно было сейчас, когда лисы перестали бояться. Ноги и руки у них были слишком тонкие, а тела, наоборот, раздутые. Они скорее походили на странных, явно нездоровых детей…
Я не удержался и спросил:
– Сколько им?
Алёна глянула на меня сердито, но всё-таки ответила:
– Лет восемь, точно неизвестно, потому что их уже взрослыми выловили в дикой природе. Какой-то коллекционер. Хорошо хоть, вовремя понял, что не справляется, – в целом они здоровы, но сильно истощены, видимо, так и не привыкли к корму. – Алёна вздохнула. – Назначу им пока второй рацион, слышишь, Сава? И витамины проколем, а там видно будет. В порядок их приведём.
В коридоре, пока не вошли в следующий бокс, Вилли подал голос:
– Алёна Алексеевна, можно спросить?
– Спрашивай, Вильямс, – она улыбнулась.
– Ведь это звери для лабораторий, так? Всё равно они для опытов, зачем их в порядок приводить?
Я даже задохнулся от такой глупости, думал, сейчас Алёна ему задаст. Сунулся на практику такой неуч! Но она только ещё сильнее разулыбалась, так что на щеках появились ямочки.
– А это, Вильямс, наша миссия и есть. Для чистоты экспериментов нужны здоровые животные. Сейчас вот мы закончим осмотр, а потом покажу вам заявки на них. Кому-то нужны только самые здоровые, в лабораторию Громова например. Они регенерацией занимаются сейчас. А кому-то, как когнитивистам, подойдёт и старое животное, зато контактное, расположенное к человеку.
– И вы решаете, кого куда направить? – спросил Вилли и поправил очки. В его голосе так ясно слышалось восхищение, что мне стало стыдно.
Алёна тоже покраснела.
– Не совсем так. Я даю характеристику, как можно более полную, и рекомендации. Решает всё-таки руководство. – При этих словах она так прищурилась, что я едва сдержал смех – очень похоже на Медузу вышло.
В следующем боксе были два кролика, сверкавшие красными злыми глазами, потом енотовидные собаки, у одной из которых оказалась повышенная температура, лабрадор по кличке Чарли, совсем старый чёрный медведь, списанный из цирка, и, наконец, в последнем ждал гризли.
Честно говоря, к этому моменту я даже устал от впечатлений. Столько зверей, столько новых сведений! Алёна-то все показания анализатора записывала в смарт, а у меня голова вовсе не так хорошо обрабатывает информацию, уже ощущалась перегрузка. А тут ещё гризли! Может быть, поэтому к последнему боксу я позабыл уже все строгие инструкции и вошёл первый, сразу, как только дверь из стеклика отъехала в сторону. Вошёл и обомлел! Гризли лежал прямо на полу, не на кушетке, и был в аниме! Огромный, он занимал почти половину комнаты; я только один шаг сделал вперёд, подталкиваемый Савой, а очутился почти рядом с его огромной мордой. Вытянутые челюсти явно могли перекусить пополам мою руку одним махом. Шерсть медведя была темнее на холке и становилась светлее ближе к носу. Но больше всего впечатляли длинные, в полфута, жёлтые когти на лапах.
Сава рывком, довольно грубо отодвинул меня к стене и в одну секунду схватил зверя за загривок.
– Ах ты дрянь! – заорал он так, что у меня сердце в пятки ушло. – Сказано в человека превращаться, тварь! – Он приподнял голову медведя за шерсть и ударил его тяжёлым ботинком с железными набойками в челюсть.
Честно скажу, я зажмурился. Я уже говорил, что трусоват? Ну вот. Но зато всё слышал: Сава ещё несколько раз его ударил, а потом зверь начал трансформацию.
Вилли схватил меня за локоть – мои глаза открылись сами собой.