Дом ей от родителей достался добротный, отец был мастер на все руки. Сам руководил постройкой просторного пятистенка, без всяких там архитекторов и прорабов. Большие окна, с весёлыми, узорчатыми наличниками, русская печка на пол – кухни, пышущая жаром и поднимавшая хлебы и пироги, как ни у кого больше в их деревне. Почти сказочное, резное крылечко с козырьком. Над коньком вычурный петушок, крутящийся в разные стороны. Куда дул ветер, в данный момент, туда петушок и клювик свой направлял. Расписной хвост, да уборы на груди. Бородка с гребешком кровенели и сверкали на солнышке лаком. Только петь не умел он, а, так вылитый был, живой петух, что важно расхаживал у них во дворе.
Чистоту Настя любила с самого детства, переняв у своей покойной мамани, тихой и не умевшей никому и ни в чём перечить, женщины. Дом её сверкал просто чистотой и опрятностью. Средств к существованию, хватало. Здоровьем она была не обделена природой. И, всё бы было ничего, только вот не хватало ей счастья. Счастья материнства. Это бы компенсировало её за всё, что в жизни у неё не случилось. Хотя и, жизни – то той было тридцать с небольшим. Но, всё же. Хотелось ей не спать ночами и, не от любовных утех с очередным мужиком, а от заботы о малюсеньком комочке живой плоти, что появляется от этих утех. Хотелось баюкать этот комочек, пеленать, кормить тугой, налитой тяжестью от обилия молока грудью. Вот по этому – то и принимала она на постой, этих командировочных, пусть и во вред себе. Ведь она отлично знала, какая слава за ней идёт. Распутная девка. Никакой любви к ним, у неё и в помине не было. Если, только симпатия мимолётная, не более.
И, вот, это счастье постучалось в её дверь, она поняла, что беременна. Беременностью это было – то, ещё рано назвать, несколько недель, но, она точно знала, что сделает всё и выносит свою кровиночку здоровенькой. Накупив пластинок с всякими там ВИА и, слушая зажигательные песни о красивой чужой любви, она вязала вечерами малюсенькие, красивые вещички, больше похожие на вылупившихся цыплят. Они были пушистые, яркие, мяконькие, словно пуховки.
Все постояльцы, были отвергнуты ею напрочь, через посредство заявления председателю колхоза «Светлый путь.» А, тех, кто был по наглее и, по самонадеяннее, ждала вывеска огромными буквами, на стене её дома,: «Жильцы не принимаются».
Сначала, никто из односельчан не мог понять, что это Настька фордыбачит. Ведь всегда за этим товаром, она была в первых рядах. А, тут, вдруг монашкой заделалась, что ли. Наверное, втихаря замаливает грехи свои, непутёвая. Но, вскоре причина стала ясна всем, Настя ждала ребёнка.
Ребёночка этого, ждали всем селом, уж больно хотелось увидеть сельчанам, на кого похож этот ребятёнок. Белявый, аль чернявый, а может сразу в очках родится, как последний постоялец её. Вот, ведь деревня – матушка, интересно, а, кому какое дело то до этого? Это забота и головная боль, только самой Настасьи, но, раз уж так в деревне повелось, то, что поделаешь. В общем, всё Добродеево ждало появления смысла жизни для Насти, как своего дитятю.