Страх, мучивший ЛюдовикаVII после битвы под Дорелеей, заставил его изменить заранее намеченный маршрут и двинулся через малопроходимые горы, где у турок не было больших сил. К французским крестоносцам присоединился и небольшой отряд германских рыцарей и ратников, сохранивших после разгрома боеспособность, во главе с королем Конрадом и герцогом Швабским.
В Эфесе германский король расхворался и был вынужден отказаться от дальнейшего участия в походе. Он сообщил Людовику, что возвращается морем в Константинополь, где перезимует, а по весне со свежими силами (набранными за зиму вербовщиками) возобновит «заморское паломничество». Ранним туманным утром союзник французского короля уплыл из Эфеса, забрав с собой племянника Фридриха Швабского и всех своих людей, уместившихся на одном греческом судне. Уехал и Андрей Юрьевич, который уже не стремился в Палестину, а хотел вернуться на родину. Прощаясь с Борисом, князь сказал ему:
– Помни, что, коли у тебя с царем Мануилом ничего не выйдет и не будет иных поборников, ты всегда найдешь приют у меня.
– Спасибо на добром слове, – поблагодарил Борис.
Они разъехались каждый в свою сторону: один отправился в столицу Византийской империи, другой – к Святой земле.
Отпраздновав на берегу реки Каистр Рождество, французские крестоносцы продолжили свой путь. Больших боев пока не было, случались лишь мелкие стычки. Турки нападали небольшими отрядами и, нанеся мелкий урон, тут же скрывались в горах. Гораздо опаснее конников были сидящие в засаде лучники, из-за которых король велел всем дамам надеть шлемы и длинные кольчуги.
Первое серьезное столкновение крестоносцев с врагом произошло у реки Меандр, где турки заняли равнину и окрестные горы, а главный их отряд защищал переправу. И все же войско магометан было меньше христианского.
Борис, Векша и Угрин находились в передних атакующих рядах, и когда был дан сигнал к наступлению, они бросились вперед. Тут же навстречу им полетели стрелы, одна из которых пронзила Матвея. Угрин взмахнул руками и упал с коня.
– Матюша! – воскликнул Векша.
Матвей лежал в неестественной позе, весь залитый кровью, а из его левого глаза торчала стрела.
– Упокой его, Боже, – прошептал Борис.
А стрелы продолжали сыпаться. Среди крестоносцев случилось замешательство, многие из них стали занимать оборонительную позицию, и только тамплиеры во главе с магистром де Баром продолжали скакать к бурлящей реке.
– Рассчитаюсь с погаными за Угрина, прими Господь его душу! – со злостью воскликнул Борис и поскакал за тамплиерами.
Многие рыцари последовали его примеру, увлекая за собой остальных. Рено де Шатильон стремительно обогнал вначале Бориса, затем тамплиеров и первый набросился на неприятеля.
Началась схватка. Крестоносцы теснили турок к реке, а те отчаянно сопротивлялись. И все-таки численное превосходство христиан не замедлило сказаться на ходе битвы. Продержавшись около получаса, турки дрогнули, а поскольку отступать в боевом порядке мешала река, то началось беспорядочное бегство. Турецких воинов, пытавшихся спастись вплавь, уносил быстрый поток, остальных убивали крестоносцы.
Вскоре по обоим берегам Меандра валялись трупы, а среди них разъезжали довольные рыцари. Успех в первом большом бою вселила во французов уверенность в то, что их ждут одни победы.
А Борис и Векша хоронили Угрина, упокоившегося под грудой камней в небольшом овраге. Векша соорудил другу крест.
– Вряд ли он долго простоит, – заметил Борис. – Поганые его сломают.
Векша горестно вздохнул:
– Хоть недолго, а полежит под христианским крестом Матюша, да будет милостив к нему Господь.
Похоронив своего товарища по скитаниям, они сели на коней. Векша бормотал себе под нос:
– Родился Матюша в угорских землях, почитай два десятка лет прожил в Киеве, а помер за морем, и некому будет его могилку навещать.
– Хватит тебе мою душу рвать! – прикрикнул на слугу Борис.
Мимо них проехали король и магистр тамплиеров. Борис услышал, как Людовик спросил:
– Много ли рыцарей мы потеряли?
– Только одного, – ответил де Бар. – Рыцарь де Ножан утонул.
– Бедняга! – посочувствовал король. – Он был так молод! Даруй ему, Господи, вечный покой!
«И моего верного гридя прости, Боже, за все его прегрешения», – пожелал Борис.
К нему подъехал Лупо.
– Я слышал, что мессир Конрад потерял одного из своих оруженосцев. Приношу свои соболезнования мессиру.
– Для меня погибший Угрин много значил, – горестно произнес Борис.
– Я знаю, мессир. Иной оруженосец становится для рыцаря ближе родного брата.
Их внимание было привлечено происходящим на реке – там начали переправу женщины во главе с королевой. И дамы, и их служанки сидели верхом на лошадях по-мужски, ибо выяснилось, что дамские седла не годятся для путешествия по горным дорогам. Почти всем всадницам помогали мужчины, без посторонней помощи обходились только королева и Агнесса де Тюренн, причем, если девушка глядела на бурный поток расширенными от ужаса глазами, то Алиенора казалась совершенно спокойной.
Лупо пробормотал:
– Я не вхожу в число поклонников нашей королевы, но иногда начинаю ее уважать и готов искренно ею восхищаться. Да простит меня Творец, но Он ошибся, создав Алиенору женщиной.
Дело шло к вечеру, и надо было располагаться на привал. Крестоносцы остановились неподалеку от места недавней битвы. Возбуждение, вызванное победой, понемногу утихало; уставшие люди спешили поужинать и лечь спать.
Векша поставил шатер в защищенном от ветра месте – возле скалы. После ужина слуга сразу уснул, а его господин еще сидел у догорающего костра, глядя, как утопают в сумерках окрестные горы. Внезапно слух Бориса уловил звуки легких шагов. Резко повернувшись, он разглядел в сумерках закутанную с головы до ног фигуру, по очертаниям которой было нетрудно догадаться, что это женщина.