Электричка прогрохотала по мосту через реку и стала притормаживать, вскоре остановившись на станции. Перрон был высоким только у нескольких первых вагонов. Мне пришлось прыгать, как белке. Благо чемодан был не тяжелым. Я перелезла через железнодорожные пути напрямую, проигнорировав мост и таблички с предупреждением о проходящих поездах. Вскарабкалась на платформу и огляделась. День был рабочим, и людей было немного. Приехавшие и встречающие рассосались очень быстро.
Маленькое кирпичное здание с гордой надписью «Вокзал» совершенно не изменилось за эти годы, только, пожалуй, стало чуть ниже. А может быть, это я выросла. Огромные тополя – единственные, кто встретил меня, радостно шелестя листвой. Да еще старый кот, лениво развалившийся на лавочке, наслаждаясь теплом заходящего солнца.
До поселка, в котором жил дед Матвей, было километров семь. Когда на станции останавливались поезда (что случалось не так часто), то их встречал автобус, маленький желтый пазик. А вот электричкам такого счастья не было. И людям приходилось добираться либо на попутках, либо по старинке, пешком. Конечно, если им не посчастливилось и их не встречали родственники на собственных транспортных средствах, которые в основном были лошадьми с телегами. Своих автомобилей в деревне почти не было.
Меня никто не встречал. Но это не огорчало. Пешая прогулка, пожалуй, это было то, что мне сейчас необходимо. Я бодро спустилась со ступеней вниз. На площадке перед вокзальным домиком уже никого не было. Только несколько кур еще что-то активно раскапывали в пыли. Я пересекла площадь, которую уместно было назвать пятачком, и отправилась по накатанной грунтовой дороге, ведущей в лес.
Августовский вечер играл с легким ветерком, собираясь набросить свой плащ на все окружающее пространство. А ветер сдувал его покров просто так, из озорства, стараясь показать свой норов.
Под пологом леса было уже сумрачно, но еще не темно. Вскоре дорога вывела меня на берег реки. Здесь стало светлее, и я остановилась, невольно залюбовавшись открывающимся видом. Река несла свои воды мощно, неукротимо, не обращая ни малейшего внимания на суденышки, изредка бороздившие ее. Как могучий лось не обращает внимания на муравьев, случайно залезших на его копыта.
На противоположном берегу уже можно было увидеть встающее зарево готовящегося к ночи города. Воздух был чист и наполнен ароматами, в которых сплетались запахи цветущих трав, перемешанные с легкой горечью сосновой смолы, исходящей от нагретых за день стволов могучих деревьев.
Дорога лукаво повернула опять в гущу леса. Я еще раз оглядела речной простор и только сейчас почувствовала, что именно этой реки и этого леса мне последнее время не хватало для счастья. Город закрутил меня, замотал в своих узких улочках, обманом заманил в тесную коробку современных высотных домов, закрывая от меня своими искусственными декорациями речной простор и звездное небо. Настроение мое улучшилось. И появилось ощущение, что моя жизнь только начинается, здесь и сейчас.
В лесу уже властвовал вечер, размазывая контуры деревьев и кустов, делая нечеткими все линии. И только дорога серебристой лентой ложилась мне под ноги, будто говоря: «Не бойся, я приведу тебя к дому». Я подобрала палку, пристроила на один ее конец чемодан, а другой конец закинула себе на плечо и бодро зашагала дальше.
Я прошла километра три, когда за моей спиной раздался звук надсадно работающего двигателя и сзади мелькнул свет фар. Я отошла в сторонку, ожидая, когда машина проедет. Тормозить попутку я не планировала. Машина выскочила из-за поворота, гремя старым расхлябанным железом. Проехав мимо меня, древний «газик», который был ровесником моего деда, начал тормозить. Подняв клубы пыли, он остановился. Водитель вылез на ступеньку машины и заорал дурным голосом.
– Варька, ты что ль?!
Голос мне показался знакомым. Я подошла ближе. Круглая физиономия с повислыми, как у запорожцев, седыми усами, глаза в сеточке разбегающихся морщин и неистощимый оптимизм во взгляде. Я радостно гаркнула в ответ.
– Я, дядь Саша!!!
– Дак чего стоим?! Залазь в кабину!!!
Он спрыгнул со ступеньки машины, одним непочтительным движением к моей собственности закинул чемодан в кузов. Я оббежала ветерана автомобилестроения и, сумев открыв дверцу, залезла в кабину. Старые пружины под истертым дермантином жалобно скрипнули подо мной, будто здороваясь. Дядя Саша залез на водительское место и хлопнул дверью. «Газик» весь содрогнулся, но, к моему удивлению, не рассыпался. Мотор протестующе взревел, и мы помчались по дороге.
– Ты никак к деду в гости? – радостно спросил водитель, отчаянно крутя баранку и стараясь переорать звук работающего двигателя.
Машина подскакивала на ухабах, едва-едва успевая вписываться в повороты. Я, вцепившись в железную ручку сбоку двери, прикрыв глаза от страха и ожидая, что вот-вот очередная сосна начнет перебегать дорогу, невнятно промычала:
– Да, к деду. Только я не в гости. Я насовсем.
– Иди ты!!! – с восторгом выдохнул дядя Саша и уставился на меня во все глаза.
Внутри у меня все сжалось в комок от страха, потому что в этот момент он совсем не смотрел на дорогу. Умненький старичок-«газик» чудом обогнул очередное препятствие и, поскрипывая железом, понесся дальше. А я на чем свет стоит проклинала мысленно свою покладистость. Шла бы сейчас по лесу, наслаждалась видом, дышала бы чистым воздухом. Долго ругать себя у меня не вышло. Машина скрипнула тормозами и остановилась, как конь на всем скаку. Я чуть не вышибла лобовое стекло головой, но обошлось без увечий.
– Приехали! – радостно провозгласил лихой водитель, а я, с трудом разжав пальцы, вцепившиеся в ручку, с облегчением выдохнула. На дрожащих ногах я спустилась на твердую землю. Господи!!! Да американские горки в парке аттракционов нервно курят в сторонке по сравнению с поездкой по ночной лесной дороге с дядей Сашей! Тем временем водитель извлек мой чемодан из кузова, по-молодецки спрыгнул, протягивая мне мое запыленное и слегка покоцанное от подобного обращения имущество.
– Ну, бывай, Варька. Небось еще увидимся! Деду – привет!
Я каким-то жалким голосом проблеяла в ответ:
– Спасибо! Обязательно! – последнее слово включало в себя ответ сразу на все, и на «привет», и на «увидимся».
«Газик» взревел и, дернувшись, поскакал дальше, как норовистая лошадь, управляемая твердой рукой опытного ковбоя. И вскоре его габаритные огни растаяли за поворотом. Я вздохнула всей грудью и поздравила себя с удачным прибытием.
Дом деда стоял почти на самом краю высокого берега в окружении огромных тополей, двух черемух и одной старой яблони, усыпанной густо румяными плодами. В реке уже отражались первые звезды, когда я взялась за калитку, отворяя ее. Из-под крыльца лохматым клубком выкатился Джульбарс (в просторечии, Жулька), пес неизвестной породы и смешанных благородных кровей сразу нескольких родов. Огромный, лохматый, черно-коричневого окраса с белыми пятнами, с небольшими купированными ушами и похожим на волчий хвостом. Радостно повизгивая, он принялся скакать вокруг меня, пытаясь лизнуть по лицу. Я трепала его по лохматой башке и растроганно шептала:
– Я тоже рада тебя видеть!
И тут дверь на крыльцо растворилась, падающий из сеней свет улегся приглашающей дорожкой мне под ноги, и на пороге возникла высокая крепкая фигура моего деда. Увидев меня, он радостно воскликнул:
– Варька!!! Вот уж порадовала деда сюрпризом! Чего встала, заходи в дом, а то, вон, мошки на свет налетят.
Я подхватила чемодан и заспешила внутрь. Дом меня встретил уютным тиканьем старых ходиков на стене, запахом пирогов и терпким ароматом заваренного на травах чая. На мгновение я прикрыла глаза. Как будто ласковые руки моей бабушки погладили меня по голове и знакомый тихий голос прошептал мне в самое ухо: «Ну, вот ты и дома. Теперь все будет хорошо». На душе стало тепло и покойно. И я сразу поверила – да, теперь все будет хорошо.
Меж тем дед стоял посередине комнаты и разглядывал меня, как будто я вернулась домой после боя, вся израненная, а он оценивал мое состояние: надо ли мне просто отдохнуть, или придется делать операцию, извлекая осколки и пули из моего тела.
Потом удовлетворенно крякнул. Значит, обойдемся без операций. Подошел и крепко обнял меня, тихо проговорив:
– Ничего, все будет хорошо. Главное, ты дома.
Отстранившись, совсем другим, нарочито бодрым голосом спросил:
– Голодная? Мой руки и за стол. Я как раз ужинать собрался.
Вот за что я любила своего деда, так это за то, что помимо прочего ему не надо было никогда и ничего объяснять. Как будто он видел меня насквозь и мог читать мои мысли. Порой я задумывалась над этим. А вдруг так и есть? И он каким-то непостижимым образом умеет это делать. По его словам, его дед был деревенским знахарем и колдуном, так что я бы не удивилась, если бы дед Матвей и вправду обладал подобными способностями, а по ночам превращался в огромного черного кота.
Есть мне совершенно не хотелось. Это была особенность моего организма. Если другие люди стресс «заедали», то у меня в такое время кусок в горло не лез. Но, чтобы не обижать деда, я усердно жевала пирог с рыбой, совершенно не чувствуя его вкуса. Дед Матвей глядел на меня из-под лохматых бровей внимательным, проницательным взглядом. И в конце концов пробурчал:
– Чаем запивай. Не ровен час подавишься. – А потом ни с того ни с сего выдал: – В нашем леспромхозе тебя с руками оторвут. Специалистов не хватает, сама знаешь. Да, я еще могу с нашими речниками поговорить. Им на сплав тоже инженеры нужны. Тебе решать. Пока не торопись. День-два отдохни, а там видно будет.
Я чуть не подавилась чаем, закашлялась. Дед с усмешкой похлопал меня по спине своей узловатой сильной ладонью. И добродушно пробурчал:
– А вот торопиться не следует. Ешь не торопясь. Да, потом, если не устала, сходим на реку.
Надо было сказать, что всю свою жизнь, как только он вернулся с фронта, дед прожил здесь на реке. Здесь и бабушку мою встретил, местную отчаянную девку-красавицу. За ней вся округа бегала. Но бабушка выбрала деда. И в этом доме они прожили всю свою жизнь. Здесь и сына, отца моего, родили. Здесь и похоронили его. Дед говорил, что его река забрала. Я была маленькой и все никак не могла понять, зачем реке мой папа. И иногда прибегала тайком на берег и со слезами просила у Реки вернуть моего папу, а взамен я кидала в ее неторопливое течение свои любимые игрушки. Бабушка недолго пережила сына. Истаяла, как свеча, за два года. Умерла бабушка тоже здесь и была похоронена на местном кладбище, рядом со своими родителями и любимым сыном.
А дед так и остался жить в этом доме. Он был военным инженером и строил мосты. А после ранения и выхода на пенсию остался здесь и работал на реке обычным бакенщиком. Мама уехала за лучшей долей в город. Появлялась она крайне редко. Я относилась к этому с детской философией и спокойной рассудительностью. И вскоре мама стала для меня скорее каким-то символом, нежели живым человеком. У всех детей должны быть мамы. Ну вот, пожалуйста, у меня она есть, все, как полагается. И мы остались вдвоем с дедом. И меня это ничуть не огорчало. В этом доме прошло все мое детство.
Мы молча шли вдоль берега реки. Дед смотрел на зарево, которое алело на противоположном берегу, обозначая Город. И вдруг проговорил с улыбкой:
– А ты знаешь, Венька-то твой вернулся. Помотался по свету. Говорят, на больших кораблях плавал, по морям-океанам. А вот, гляди ж ты, вернулся сюда. Сейчас он в нашем речном порту работает, баржи водит. Притихший какой-то. То ли жизнь его побила, то ли тоска по родным местам заела.
Радость вспыхнула в моем сердце при упоминании имени друга. А память стала услужливо рисовать мне картины из моего детства.