Небо затянули черные облака. Собиралась гроза, яркие вспышки прорезали небо где-то вдали, глухо рокотал гром. Гай Цезарь в одиночестве сидел в своих покоях. Он до смерти боялся грозы, и больше всего ему хотелось очутиться в объятиях любимой, но Юния уже вторую неделю гостила у Ливиллы в ее загородном доме на Аппиевой дороге. Они провели там дни Цереалий, устраивая роскошные пиршества для друзей, чтобы, согласно обычаю, умилостивить Цереру, дающую сытную пищу. Вся золотая молодежь Рима побывала у них в гостях.
Торжественные дни Цереалий сменили веселые Флоралии. Юния в письмах подробно описывала Гаю, как красиво убран дом цветочными гирляндами и венками, как славно они веселятся, надев разноцветные пестрые платья, и еще… как сильно любит и скучает по своему ненаглядному.
Калигулу же в Риме держали дела, связанные со свадебными торжествами, к тому же на майские календы он, как главный жрец арвалов, должен был объявить братьям о дне начала празднеств.
Он гордился, что недавно возглавил эту древнейшую коллегию, куда входило только двенадцать жрецов из числа знатнейших и влиятельных сенаторских семей. Еще год назад он был рядовым ее членом, но несколько месяцев назад место верховного жреца освободилось, и единогласно избрали его, одного из самых молодых. Сам тщеславный Калигула мало интересовался делами братства, переложив все заботы на плечи Тита Статилия Тавра Корвина, своего товарища по школе. Почти все остальные жрецы были ставленниками Тиберия, и Гай не доверял никому, кроме Корвина и Павла Фабия Персика, друга отца. Персик много лет состоял в братстве, поступив туда вместе с Германиком еще четырнадцати лет от роду. Он относился к Калигуле как к сыну, но весьма своеобразно: они вместе устраивали оргии, состязаясь в выносливости по части выпивки и женщин. Фабий часто уезжал из Рима, предпочитая беззаботную жизнь в Помпеях, где у него было богатое живописное имение, но его приезда Гай всегда ожидал с нетерпением.
Гней Домиций Агенобарб тоже числился жрецом братства, и это были единственные его обязанности, к которым он относился с уважением, потому что, несмотря на дикий нрав, глубоко чтил богов. Гемелл тоже входил в коллегию. Калигула ненавидел этого прыщавого тощего юнца, соглядатая и доносчика. Ирод Агриппа по его доносу продолжал сидеть в заточении, и это побуждало Гая отомстить.
Сегодня Калигула обдумывал свое предложение, с которым хотел обратиться к коллегии. Тиберий в последнем письме изъявил желание, чтобы наследник предложил кандидатуру Марка Юния Силана взамен умершего в марте Луция Сальвия Отона. Отец Юнии гостил на Капри уже вторую неделю, и, к огорчению влюбленных, свадьбу пришлось отложить еще на месяц. Юния пересылала Гаю письма отца, который расточал дифирамбы цезарю, чудесному острову, красивой природе, щедрому гостеприимству, роскошным яствам, винам, которыми его угощали, великолепным виллам Тиберия, сопровождая их ядовитыми замечаниями. Они смеялись над Силаном, не без оснований подозревая, что старый Силан предавался самому гнусному и позорному разврату с любимцами цезаря.
Ливилла увезла Юнию к себе после долгих уговоров. Шутя, сестра намекала, что до свадьбы невесте нельзя видеть жениха, поэтому пусть томятся в разлуке. И прошло уже две недели. Любовная тоска сжигала сердце, но клятву придерживаться обычаев, данную Юнии перед отъездом, Гай нарушить уже не мог, поэтому большую часть времени, забывая о делах, предавался мечтам о первой брачной ночи, раздумывая, какой сюрприз преподнести новобрачной.
В этот вечер мечты его прервал номенклатор. Луч надежды в мгновение погас в глазах Гая – Юния обычно входила без доклада.
– Кто еще? – грубо поинтересовался наследник.
– Ваша сестра, Гай Цезарь, – почтительно доложил раб.
– Пусть войдет.
Опять несносная Агриппинилла. Она еще не может отойти от той оргии, когда они с Домицием соревновались в искусстве пения. Но появилась не она.
– Здравствуй, брат. – Калигула услышал голос Друзиллы.
Она ворвалась как вихрь, шумная, разодетая в яркие одежды, усыпанная драгоценностями, как гетера. Сразу бросилась на шею, принялась целовать.
– Когда ты вернулась? – недовольно спросил Калигула.
– Час назад я въехала в Рим. Кассий уже в нашем доме, а я решила с дороги навестить тебя. Слухи о твоей помолвке дошли до Капуи уже давно. Хочу увидеть твою невесту.
– Как же ты не примчалась сразу? Очередной любовник задержал?
– Угадал. Не хотелось оставлять так хорошо начатое. Одевайся, поедем к твоей невесте. – Друзилла поднялась с колен брата. – Она так же красива, как и я? Помнится, моим ласкам ты всегда отдавал предпочтение.
– Забудь об этом. Ты просто напоминала мне ее. Как я мог так долго заблуждаться, считая, что вы похожи меж собой? Она в тысячу раз прекрасней тебя.
Друзилла гневно посмотрела на него, затем обернулась к зеркалу. Бесстрастный металл отразил прекрасную черноволосую девушку. Ее нежное овальное личико обрамляли затейливые завитки прически, носик, капризно вздернутый, свидетельствовал о переменчивом нраве, а полные чувственные губы, слегка тронутые алым кармином, манили к поцелуям. Друзилла любила себя. Она провела руками по полной груди, изящные руки скользнули вниз, задержавшись на тонкой талии, сладострастно изогнувшись, девушка положила ладони на округлые бедра.
– Скажи, мой неверный, неужели я, признанная красавица империи, могу в чем-то уступить безвестной провинциалке? – Ее тихий хрипловатый шепот всегда сводил мужчин с ума.
– Да, – краткий ответ Калигулы прозвучал как смертный приговор.
– Даже прекрасная Энния уступила ей лавры?
– Сразу.
Друзилла задумалась. Она стремилась увидеться с братом в надежде на преступную близость. Она скучала без его объятий, грубоватых ласк, но, встретив его, поняла, что надежда улетучилась.
– Где она живет? Если ты не намерен ехать, отправлюсь сама, – решительно сказала она. Ей не терпелось увидеть соперницу.
– Они с Ливиллой уехали за город две недели назад. Моя сестра увезла ее, чтоб мы не виделись до свадьбы, согласно обычаям. Если б моя Юния оставалась в Риме, мы бы не расставались ни на миг. Я еле сдерживаюсь, чтоб не вскочить на коня и не помчаться к ней.
– Смотри-ка, какая сильная любовь. Уж не думала, что ты способен на такие чувства. Что ж, вероятно, она их достойна, судя по слухам, доходившим до Капуи.
Калигула недовольно посмотрел на сестру. Любительница сплетен! Друзилла ласково погладила его по щеке:
– Не хмурься, Гай! Все в Риме судачат о вас. Представляю, что услышу еще. Зато, говорят, ее отец очень богат благодаря милостям Тиберия. Ты вернешь все долги.
– Я не беру за Юнией приданого.
– Что?! – Друзилла округлила глаза. – Ты сумасшедший! Почему? Если Тиберий разрешил устроить свадебные торжества за счет императорской казны, то это не значит, что ты сможешь запустить туда руку за деньгами на собственные нужды. Ненормальный!
– Мне не нужны деньги моей возлюбленной!
Сестра подскочила и нервно заходила по комнате. Сломанный золотой браслет со звоном покатился по полу, Друзилла даже не заметила этого. Следом запрыгал второй.
– Не ломай украшения, – сказал Калигула.
Это только еще больше разозлило сестру. В гневе она принялась разбрасывать кольца и рвать на клочки легкую шаль.
– Друзилла, успокойся же наконец, иначе ты уйдешь отсюда обнаженной.
– Я спокойна, брат! А ты – полный идиот! Ты глупей дяди Клавдия!
Калигула схватил ее за руки и насильно усадил в мягкую катедру:
– Какое тебе дело до приданого? Что ты лезешь не в свои дела? Даже Агриппинилла держит подальше свой любопытный нос!
– Ах, моя бедная сестричка! После того, что устроил ее дикий Агенобарб! Не без вашей помощи! Она на улицу стыдится выходить! Я получила ее письмо…
– А, вот в чем дело! – воскликнул Калигула. – Агриппинилла пожаловалась на меня! О боги, я могу умереть со смеху! Моя Друзилла – защитница обиженных! Ты потому и приехала, чтобы усмирить меня и устранить с дороги Юнию, зная, что я испытываю к тебе далеко не родственные чувства. Но ты просчиталась, мудрая. Хочешь, открою тайну моей склонности к тебе? Вы похожи с Юнией, как мне тогда казалось. Теперь-то я вижу, что ты подобна ее отражению в мутной воде. Но я воображал все эти годы, что занимаюсь любовью с ней. Я просто пользовался тобой, Друзилла, чтобы заглушить тоску по возлюбленной!
Жемчуг с шеи молодой женщины рассыпался по полу.
– Я ненавижу тебя, брат!
Друзилла расплакалась и выбежала из комнаты. Вслед ей донесся смех Калигулы. В атриуме она столкнулась с Фабием Персиком.
– Ах, красавица! – воскликнул он, останавливая ее. – Что вызвало твои слезы? О боги! Как такие прекрасные глаза могут плакать? Друзилла, душа моя, не спеши убегать. Тебе известно, что я давно схожу с ума от твоей красоты. Брат расстроил тебя?
Друзилла аккуратно промокнула глаза кончиком алой паллы и приветливо улыбнулась Персику:
– О, просто семейная ссора. Она не стоит твоего внимания, Фабий.
– Все, что связано с тобой, моя прелесть, интересно мне. Не спеши, давай поговорим еще немного.
Он нежно взял ее за руку и провел в огромный благоухающий чудными цветами перистиль дворца. Там они присели у фонтана. Рабы поспешно затягивали толстым полотном комплювий – собиралась сильная гроза.
Фабий сорвал огромную желтую розу и положил на колени своей собеседницы. Она поднесла ее к губам, игриво посмотрев на Персика. Как он красив! Высокий, статный, золотые волосы тщательно завиты, тога безупречна, а синие глаза глядят так нежно. Ее хорошенькая головка закружилась от аромата его волос. Мысленно Друзилла сравнила его с Калигулой! Пусть Фабий годится ей в отцы, но зато он безупречен. Прекрасные манеры, тогда как ее братец нагл и бесцеремонен, редеющие рыжие волосы вечно в беспорядке, тога измята. Павел, несмотря на возраст, сложен как молодой атлет, тогда как у Калигулы чересчур худые ноги, длинные ступни, а торс мощный и волосатый. Друзиллу даже передернуло от отвращения.
– Скажи, Фабий, а эта девушка из Александрии действительно очень красива? Говорят, пол-Рима сходит по ней с ума!
Персик испытующе посмотрел на нее.
– Из-за нее произошла ссора? – ответил он вопросом на вопрос.
– Нет или, скорее, да. Калигула вспылил, стоило мне сказать, что он глупец, потому что отказался от огромного приданого.
– Признаться, смело сказано, – рассмеялся Персик. – Но с Гаем творится что-то непонятное. Я знаю его с детских лет, но никогда не видел таким. Он искренне любит Юнию и столько лет скрывал это от мира, а сам тайком добивался у цезаря возвращения ее семьи. Как-то раз, лет восемь назад, в бане я заметил, что на шее у него болтается железное кольцо, то, что надевают девушке при помолвке. А теперь это кольцо, порядком поцарапанное, носит на пальце Клавдилла.
– Кстати, я спросила, красива ли она, а ты ушел от ответа, – отметила наблюдательная Друзилла, как бы ненароком касаясь рукой колена Фабия.
– Знаешь, прекрасная, мое знакомство с ней состоялось весьма необычно. Ты слышала историю об Агенобарбе?
Друзилла кивнула.
– Мне кажется, тогда я увидел настоящий лик Юнии. Я вышел из-за деревьев и остановился, пораженный, застав конец происшествия. Огромный Домиций лежал, распластавшись на земле, а на его груди сидела, прижав к его горлу короткий меч, тоненькая девушка. Но меня поразила не сама занятная картина, а лицо этой девушки. Будто злобная Мегера явилась предо мной.
Фабий в раздумье замолчал, отрешенно глядя в воду, где плескались золотые рыбы. Друзилла, пораженная сказанным, тоже молчала. Она начинала понимать, что нашла прекрасная александрийка в Калигуле.
Персик первым стряхнул наваждение и почтительно взял изящную руку Друзиллы. Тонкие пальчики скрылись в его широкой ладони.
– О боги, благодарю вас, – напыщенно произнес он, – за это прекрасное мгновение.
Красавица заулыбалась.
– Мы сможем увидеться вечером, несравненная Друзилла? – шепнул Фабий. – Кассий Лонгин не воспрепятствует тебе?
– О, нет! Я собираюсь навестить Ливиллу. Она выехала в свой загородный дом. Почему бы и тебе не нанести ей визит?
– Договорились.
Фабий осторожно привлек к себе Друзиллу и нежно поцеловал ее пунцовые губы. Затем у выхода они распрощались, и Персик направился в покои к Гаю.
Калигулу он застал развалившимся на кровати. Уставившись в расписной потолок, он громко вздыхал.
– Ты грустишь, сынок? – спросил Фабий.
– Приветствую тебя, Павел. Я скучаю по своей невесте. Прождать ее столько лет, чтобы теперь противная Ливилла лишила меня ее общества.
– Я встретил Друзиллу, – многозначительно произнес Фабий.
– А! – протянул равнодушно Калигула. – Мою злобную сестру. Она оставила все свои драгоценности в моей комнате. Будь добр, позови рабынь. Пусть все соберут с пола и отправят ей домой. Это ж надо так бесноваться, чтоб поломать все браслеты и порвать жемчуга.
– Прямо от тебя она поехала к Ливилле.
– Что?!! – Калигулу будто подбросило на кровати.
– Не волнуйся, сынок. Я имел с ней долгую беседу. – Мечтательный тон Фабия заставил Гая насторожиться.
– Ты что, собираешься соблазнить ее? – спросил он.
– Ты против?
Калигула рассмеялся. Фабий по-хозяйски расположился у столика с закусками, налил в чашу вина.
– Угощайся, друг, – запоздало пригласил Калигула. Павел кивнул с набитым ртом.
– Друзилла что-то задумала. Мы всерьез поругались. Она не простила мне, когда я сказал, что Юния красивей ее. Ты представляешь, какой была реакция. Признанная красавица империи! А тут… Ну, сам понимаешь…
– Я сделал попытку, – произнес Фабий, прожевав, – и, оказалось, она благоволит ко мне. Я тоже еду к Ливилле. Напишешь послание для возлюбленной?
– Нет, я еду с тобой.
– Опасаешься за Юнию?
– И да и нет. Но мне уже донесли, что ненормальный Домиций отправил туда полные носилки роскошных роз и собирается вечером сам нанести визит. Агриппинилла в бешенстве, заперлась и никого не принимает. Я слышал, она на коленях вымолила у Макрона свободу для мужа, а тот вместо благодарности вырвал половину ее волос. Если б Юния не вступилась… А тут он еще по уши влюбился в Клавдиллу, которой моя сестра обязана едва ли не жизнью и которую она недолюбливала с первой встречи. Ох, Фабий, слышал бы ты, как ловко осадила тогда ее Юния. Она даже не нашлась, что ответить.
– Расскажи лучше о состязании на пиру у Домиция. Слухи ходят самые противоречивые, – попросил Персик.
В этот момент гроза разразилась над Палатином проливным дождем и грянул мощный раскат грома. Фабий тактично отвернулся, заметив, как побледнел и сжал зубы, пытаясь унять дрожь, Калигула.
– Знаешь, Павел, как-нибудь в другой раз ты услышишь эту историю, – срывающимся голосом сказал Гай. – Сейчас я буду занят, вероятно, не смогу посетить и собрание нашей коллегии. Кроме того, Статилий Корвин сможет вместо меня объявить о дне начала наших празднеств. Я предупредил всех братьев, что после заката мы собираемся в его доме.
– Так ты не поедешь со мной к Ливилле? Я думаю выехать после встречи с братьями.
– Нет, я отправлюсь, как только прояснится небо. Вдруг гроза затянется на всю ночь? Скажи, я могу доверять тебе?
– Конечно, сынок. Я все сделаю, как надо. Твою любимую не обидит никто.
Когда Фабий наконец-то ушел, Калигула приказал рабам зажечь все светильники. Новый раскат грома застал его за пологом кровати с судорожно стиснутыми зубами. Он проклинал свою слабость, но ничего не мог поделать.
Раздался тихий стук, и малиновая занавесь откинулась. По неровной шаркающей походке Калигула догадался, что к нему зашел дядя Клавдий.
– Что тебе нужно, Клавдий?
– Гай Цезарь, приветствую, я вернулся в Рим позавчера, – раздался в ответ тихий, дребезжащий голос, – и пришел скрасить твое одиночество во время этой жуткой грозы.
Раздался новый раскат, заставивший Калигулу еще сильнее втянуть голову в плечи.
– Гай, гроза – это не гнев Юпитера, как толкуют нам жрецы, – вновь послышался голос Клавдия. – Обычное природное явление. Не стоит так бояться. Молнии не причинят вреда, пока у тебя крыша над головой.
– Дядя, оставь меня в покое. Я просто ищу перстень своей ненормальной сестры, она в бешенстве раскидала свои драгоценности.
Косматая голова Клавдия заглянула в его убежище.
– Выпьешь вина? – спросил он, по обыкновению слегка заикаясь. Он грузно уселся на шкуру пантеры около кровати, налил в хрустальную чашу из высокого кувшина и протянул Гаю.
– Совершим возлияние Юпитеру, – сказал Гай. – Пусть быстрее уймет свой гнев.
Они выпили, потом долго молчали. Гром грохотал уже тише, гроза удалялась в сторону Целийского холма. Дождь стучал не так сильно.
– Скоро небо совсем прояснится, – заметил Клавдий и, помолчав, добавил: – До меня дошли последние новости с Капри.
Калигула задумался: к чему клонит этот старый гусь? Брат Германика! Ни тени сходства! Грузный, хромающий старикан на тонких трясущихся ногах, слова не может произнести без мучительного заикания. «Урод, выродок» – так всегда презрительно называла его язвительная Ливия.
– Юний Силан сейчас с визитом у цезаря, он часто пишет дочери о происходящем на острове, – сказал Гай, осторожно высовывая голову из-под кровати.
– Ты не понял, о чем я толкую. Тебе известно, что Тиберий изменил завещание?
Забыв свои страхи, Гай вылез наружу.
– Как изменил?
– Теперь ты не единственный наследник власти. По достижении совершеннолетия вместе с тобой будет править Гемелл. Осталось три года. Харикл, врач Тиберия, утверждает, что цезарь проживет гораздо дольше. А ты же понимаешь, что стоит Гемеллу надеть тогу совершеннолетнего, как Тиберий нанесет удар по последнему из сыновей Германика. Друз и Нерон, твои братья, уже давно блуждают по полям Аида. У тебя есть все шансы, чтобы присоединиться к ним.
Во время речи Клавдий даже ни разу не заикнулся. Но потрясенный Калигула не обратил на это внимания.
– Как ты узнал об этом?
– Разве это имеет значение? Важно лишь то, что источник надежен. И еще мне сообщили, что появился второй документ о наследовании власти над империей. О нем не знает никто, кроме Тиберия и заверивших его. Он спрятан, и ему пока не дают хода. Но мы ведь не сможем предугадать всех событий, как и того, какое из завещаний будет оглашено в сенате после смерти цезаря.
Клавдий не хотел выдавать своего старого друга Фрасилла, сообщившего эти новости.
– Я поеду к себе, племянник. А ты подумай, как тебе поступать. Когда-то давно я дал своему любимому брату клятву защищать и оберегать его детей. Мне не удалось спасти самонадеянного Друза и тщеславного Нерона. Тиберий долго выжидал, прежде чем нанес удар. Но теперь я хочу спасти тебя, спасти любой ценой. Ты должен продолжить славный род моего брата, имя Германика не будет потеряно.
Хромая, точно Вулкан, Клавдий вышел. Калигула остался в одиночестве. Гроза уже ушла из Рима, оставив на прощание несколько сгоревших от молнии домов. Гай размышлял недолго и, хлопнув в ладоши, вызвал Ботера:
– Мою тунику, панцирь. Вызови преторианцев для сопровождения! И вели седлать Инцитата. Я уезжаю, пока тьма не окутала город.
Ему надо было срочно увидеть Юнию и сообщить ей тревожные новости.