Юния расчесывала свои роскошные волосы, сладострастно изгибаясь перед огромным зеркалом. Она ласкала себя, любуясь совершенством обнаженного тела, ее шаловливая ручка скользила по нежному животу вниз к пушистому треугольнику волос, девушка стонала от возбуждения, вспоминая ненасытность плоти возлюбленного. Занавесь ее кубикулы неожиданно откинулась, девушка вскрикнула и едва успела прикрыться покрывалом. На пороге стояла Кальпурния.
– Мне надо поговорить с тобой, Клавдилла, – сказала она.
Всмотревшись при слабом свете лампы в ее лицо, Юния увидела красные опухшие глаза.
– Можешь помочь мне одеться, – надменно произнесла девушка.
Вздохнув, Кальпурния подхватила лежащую на кровати тунику и принялась натягивать ее на падчерицу.
– Я пришла с миром, – наконец сказала она. – Мы плохо ладили с тобой те годы, что я прожила с твоим отцом. Видят боги, я пыталась заменить тебе мать, но с самого начала твой дурной нрав помешал мне это сделать.
– Э, да ты неверно начала, вольноотпущенница Кальпурния, – проговорила девушка. – Твои бесконечные щипки и побои, когда не было рядом отца, я помню прекрасно. Да, характер мой оставляет желать лучшего, но я способна на любовь и привязанность к тем, кто платит мне тем же…
Кальпурния перебила ее:
– Только не говори, что ты любишь отца. Я внимательно наблюдаю за тобой уже давно и пришла к выводу, что, кроме злобного выродка Калигулы да своей собственной персоны, тебя не волнует никто. Помнишь, когда ты тяжело заболела по приезде из Сирии, у тебя открылась горячка, и ты бредила, повторяя имя Гая?
Холодея, Юния кивнула.
– Тогда из твоего тяжкого бреда мне удалось составить достаточно связный рассказ об убийстве Германика.
– Ты лжешь! – выкрикнула Клавдилла. – Это неправда!
– Ты знаешь, что это правда. Имя старой ведьмы Мартины тебе говорит о чем-нибудь? А перстень с ключом на черном агате? Он появился в нашем ларарии после вашего возвращения. Но никто, кроме меня, не знает, откуда он. Маленький негодяй передал его тебе перед вашим отъездом, чтоб не нашла Агриппина.
Юния села на кровать. Повертела задумчиво в руках гребень. Сердце ее билось, точно птичка, пойманная в силок. Надо успокоиться, не показав хладного ужаса, сжавшего когтями разум.
– Почему же ты сразу не рассказала все моему отцу? Зачем столько лет хранила эту чужую страшную тайну?
– Потому что знала, что когда-нибудь настанет момент, когда мне придется просить тебя о помощи, а ты рассмеешься мне в лицо.
– Ты верно все рассчитала, зная, как сильно я тебя ненавижу. Теперь ты хочешь, чтобы я воспрепятствовала вашему с Силаном разводу? Что ж, в моих силах это сделать. Уходи, уходи, ядовитая гадина, пригревшаяся в моем доме.
Кальпурния поспешно выскользнула из кубикулы Юнии, чтобы та не успела заметить ее победную улыбку. Но и она не смотрела на Клавдиллу, иначе пожалела бы о своей откровенности. В прекрасных глазах невесты наследника пылала такая лютая ненависть, что мачеха безошибочно поняла бы, что смертный приговор ей уже вынесен. Ей действительно оставалось жить совсем недолго. Отточенные ножницы безжалостных парок уже вознеслись над тонкой ниточкой ее жизни.
Юния лихорадочно приводила в порядок разбросанные мысли. Она редко вспоминала о тех тяжелых для нее днях, когда они с отцом вернулись в Александрию. Девочка тогда сильно заболела, не вынеся разлуки с любимым Сапожком. Целый месяц она провела между жизнью и смертью, пока наконец искусство эскулапа не вырвало ее из цепких лап Плутона. Предсказание Мартины, что она примет смерть из-за любви к Гаю, не давало ей покоя, она постоянно твердила о нем в бреду, а ловкая Кальпурния, видимо, воспользовалась ее болезнью. Юнии припомнилось, что возлюбленный Гай разговаривал с ней, они обсуждали с ним, как умирал Германик. Ей тогда казалось, что голова у нее была ясной, она отчетливо слышала его голос. А мачеха просто обманула ее, раскрыла все тайны. Надо все рассказать Гаю Цезарю!
Юния отбросила гребень и резко поднялась. Но неожиданно приподнялся занавес и перед ней предстал Невий Макрон. Девушка в испуге попятилась. Глаза префекта метали такие молнии, что ей стало не по себе.
– Юния Клавдилла! – Он схватил ее за руки, выворачивая тонкие кисти. – Мне надо с тобой поговорить, сядь и выслушай.
Силой он усадил ее на кровать. Юния была испугана не на шутку. Ее волновало, слышал ли он разговор с Кальпурнией. Но то, что начал говорить Макрон, ее отчасти успокоило – речь шла о любви.
– Я не могу жить без тебя. – Голос мужчины дрожал от волнения, он придвинулся ближе к девушке, и та отшатнулась – так сильно от него разило вином. Макрон был пьян. – Этот гнусный мальчишка недостоин твоей красоты…
– А ты достоин? – ехидно прищурясь, поинтересовалась Юния.
– Я положу к твоим ногам богатство, власть, свою жизнь, буду заботиться о тебе, ты станешь купаться в золоте, пить растворенный жемчуг, как Клеопатра.
– Калигула уже это положил к моим ногам. Но я топчу все с презрением, потому что, кроме его любви, мне в подлунном мире не нужно ничего. Пойми же наконец, Невий Серторий, что мы с ним связаны навек вечной неземной любовью до самой смерти. Оставь глупые мысли, что ты можешь обладать мной. Ни один мужчина, кроме Гая, не коснется меня.
Макрон придвигался все ближе и ближе, пока Юния не прижалась к спинке кровати. Он горячо зашептал ей в самое ухо:
– Ты наслушалась от него глупых признаний. Но ты задумывалась над тем, что ждет тебя после свадьбы? Твоя постель будет пуста, а очаг холоден…
– Ты говоришь, как мой глупый отец, – возразила девушка. – Я не желаю слушать пьяные бредни. Уйди, пока я не позвала рабов. Я не хочу скандала. Представляешь, что будет, если цезарю станет известно о твоем поведении? Тиберий благоволит ко мне, и одного слова моего будет достаточно, чтобы тебя лишили головы.
– Не надейся на помощь цезаря. Безумному Тиберию нужны лишь его спинтрии да имущество казненных. Я увезу тебя силой, спрячу так, что никто не найдет. Я достаточно богат, чтобы бросить Рим и уехать так далеко, чтоб о нас забыли. А ты разделишь со мной это добровольное изгнание. Забудешь своего Калигулу со временем, полюбишь меня. Я сделаю все, чтоб ты была счастлива.
Юния вздохнула. Глухая злоба начала подниматься в ее душе. Если бы Гай в этот миг появился в ее спальне! Но… надо было самой спасать себя, а дальше они придумают, как уничтожить врагов. Яд, ложное обвинение – способов много. Под руку попался гребень. Юния сжала его в руке, спрятав за спиной. Массивный черепаховый панцирь с деревянными зубьями сможет оглушить на время этого сластолюбца. Только б ударить посильней.
– Этот сопливый юнец не способен подарить тебе настоящее блаженство любви, – продолжал Макрон, глаза его все более затуманивались диким желанием.
Он клонился все ниже и ниже, Юнии уже некуда было отодвигаться. Ее бесило, что Макрон посмел уничижительно отзываться о ее любимом. Для нее он был самым прекрасным в мире, самым желанным. И когда желание Макрона и ее ненависть к нему достигли высшей точки, он грубо рванул тунику, впившись зубами в ее нежное плечо, а она со всего размаху опустила на его затылок тяжелый костяной гребень.
Макрон взвыл, ослабив медвежьи объятия. Девушка проворно вскочила, он вновь схватил ее за полу туники, но, оставив кусок ткани в его мощных руках, она выбежала из спальни. Пробежав перистиль, Юния забилась за занавес ойкоса и стала глядеть в щелку. Ей было видно, как через какое-то время появился Невий Серторий, вытирая кровь полой короткого плаща, и крадучись ушел.
Юния облегченно вздохнула и вернулась в триклиний. К ее удивлению, многие уже разъехались. Отец с кем-то разговаривал, размахивая руками, Агриппинилла танцевала с Ганимедом, Виниция и Ливиллы уже не было. Неожиданно в глаза ей бросились беседующие в нише Гай Цезарь и Энния. Юнию передернуло, едва на ум пришли слова Макрона о неверности возлюбленного, она буквально впилась глазами в лицо Калигулы, но с облегчением увидела смесь презрения и брезгливости, сквозившую в его взгляде, повороте головы и жестах. Глупая, как посмела на миг усомниться! Она тихо приблизилась. Конец подслушанного разговора вывел ее из себя, и, уже не задумываясь о последствиях, она схватила кувшин, на счастье оказавшийся пустым, и ударила Эннию по спине.
Затем они с отцом провожали гостей, каждому вручая красивый драгоценный подарок. Уехавшим ранее Юния отослала подарки с рабами. Валившийся с ног от усталости Паллант тоже получил свое вознаграждение – Силан остался весьма доволен роскошным обедом. «От яйца до яблок!» – торжественно провозгласил он, подавая управляющему увесистый кошель.
Гемма омывала Юнию в чане с теплой водой, когда появился Гай Цезарь. Не стесняясь присутствия рабыни, он поспешно разделся и плюхнулся рядом, подняв тучу брызг.
– Гемма, вон! – приказала Клавдилла, жадно обнимая любимого и притягивая его к себе.
Рабыня послушно вышла.
Калигула ласково погладил синяк на плече.
– Макрон? – только и спросил он.
Юния кивнула. Глаза Гая разгорелись гневом.
– Он заплатит за это, клянусь Марсом, – произнес он.
– Я лично мечтаю перерезать его бычью глотку, – мрачно сказала Юния, – или отравить его самым страшным ядом, чтобы полюбоваться агонией.
– Он должен умереть вместе со своей надоедливой женой. А мы будем заниматься любовью на их неостывших телах.
Юния сладостно застонала.
– Чудесно! Но, знаешь, – лукаво улыбаясь, проговорила она, – возле тела Тиберия мы бы достигли наивысшего экстаза.
– Да уж, старик слишком зажился на этом свете, – задумчиво протянул Калигула. – Он отклонил приглашение на нашу свадьбу. Боится до смерти Рима с его, как он выразился, заговорщиками и кинжалами. Может, и не зря. Эх, нельзя сейчас избавляться от Макрона. На его стороне преторианцы, на моей – народ. Сейчас вместе мы – сила, но поодиночке нам не захватить власть. А мне еще надо нейтрализовать осторожного Гемелла. Знаешь, а он принимает противоядия.
– Но постой, Гай, любовь префекта претория ко мне мы всегда можем использовать. Я смогу сделать так, что он станет игрушкой в наших руках. Пусть уберет Тиберия с твоей дороги, а там он может и жизни лишиться за подобное деяние. Я сумею достойно разыграть свою роль.
– Ты умна, как Ливия. Иди же ко мне, я безумно хочу тебя, моя половинка.
Они занимались любовью, пока не перевернули чан с остывшей водой. Смеясь, выскочили и принялись брызгаться, как дети. Потом, успокоившись, заснули, растянувшись на тигровой шкуре, сняв простыни с кровати.
В таком виде их и застала розоперстая Аврора. Хлоя зашла в комнату позвать Юнию завтракать, но испуганно выскочила, увидев госпожу в объятиях мужчины.
– Наша госпожа совсем стыд потеряла, – запричитала она, столкнувшись в коридоре с Геммой. – Они спят прямо на полу, обнаженные, чан разлит, кругом полно воды.
Решительная Гемма влепила ей звонкую оплеуху:
– Сколько раз тебе говорить, держи свои мысли при себе! Приготовь завтрак, подай госпоже в комнату неслышно. Воду потом затрешь. Смотри не разбуди!
Хлоя, всхлипывая, побрела на кухню. Там она наткнулась на Кальпурнию.
– Что ты, глупая, хнычешь? – Вид у Кальпурнии был не из лучших. Повязка со льдом на лбу, отекшие глаза, красное лицо, нос распух от слез. Она уже успела отругать повара. Теперь ей на глаза попалась Хлоя.
– Гемма дала мне пощечину за глупость.
– В чем дело?
Хлоя замялась, испугавшись расспросов.
– Госпожа Кальпурния, мне надо подать завтрак госпоже Юнии.
С этими словами рабыня проскользнула мимо Кальпурнии и принялась ставить на поднос блюда. «Странно, – подумалось Кальпурнии, – неужели Юния так много ест? Куда столько еды?» Но вслух она ничего не сказала, а лишь молча забрала у Хлои поднос и пошла сама в комнату Юнии.
Хлоя принялась молиться своим галльским богам. Казалось, сам Тартар разверзся у ее ног.
Кальпурния давно уже заметила, что в доме творится неладное. Юния прежде не была соней, а тут спит каждый день, никогда не выходит к завтраку, вечером никого не принимает, даже отец редко видит ее. Она не стесняется выезжать одна на прогулку, встречается с женихом, на несколько дней уезжала в Капую одна осматривать дом. Подозрение, закравшееся в душу, Кальпурния захотела проверить лично.
Стучать она не стала, попросту откинула занавесь и вошла, держа впереди поднос. Холодная вода обдала ее с ног до головы. Поднос полетел на пол. Смех, раздавшийся вслед за этим, смолк.
– Моя мачеха! – раздался голос Юнии. – Что тебе надо, Кальпурния?
Кальпурния открыла глаза. Падчерица, полуодетая, стояла перед ней. Рядом стоял Калигула, держа в руках пустой кувшин. Туника его едва держалась на плече, застегнутая на фибулу.
– Я принесла завтрак, – робко ответила мачеха. От воинственной решимости не осталось и следа.
– Зачем же тогда раскидала его по полу? – нагло поинтересовалась Юния. – Вернись за новым. Мы жутко голодны.
Кальпурния как ошпаренная вылетела в коридор. Вслед ей донесся новый взрыв хохота. Она столкнулась с Силаном.
– Что с тобой? Куда ты бежишь? – спросил он, остановив ее. – Почему слезы? Опять поругалась с Юнией?
– Они вылили на меня кувшин холодной воды, когда я принесла завтрак…
– Кто они?
– Твоя дочь предается блуду со своим женихом, она подобна развратной девке.
Она ожидала, что Силан схватится за плеть, чтобы наказать Клавдиллу, но неожиданная пощечина повергла ее наземь.
– Не смей им мешать! – закричал Марк Юний. – Ты будто заноза! Никому не даешь жизни! Пусть боги проклянут тот день, когда я решил на тебе жениться, сама Ата, видно, затуманила мне разум. Иди в свою комнату, можешь собирать вещи, я отправляю тебя обратно в Александрию. Может, купец, у которого я купил тебя, возьмет обратно в прислуги.
Несчастная женщина громко зарыдала, заломив руки. Но Силан грубо толкнул ее, чтоб не слышать жалоб. Неожиданно появилась Юния.
– Отец, я услышала твой голос, – сказала она. – Почему рыдает Кальпурния? Ты обидел ее?
– Я велел ей собирать вещи, сегодня я дам ей развод по всем правилам и отправлю в Александрию. Эмилий согласен на мою помолвку с их дочерью.
– Не спеши, Марк Юний Силан, – медленно проговорила Юния. – Ты всегда был порядочным и справедливым человеком, таким, по крайней мере, я тебя знала всю жизнь. Мне надо серьезно поговорить с тобой, пойдем в таблиний.
Она взяла отца за руку, он, удивленный, молча последовал за ней. Они не заметили, как глаза Кальпурнии торжествующе заблестели: она решила, что падчерица теперь полностью у нее в руках. Подслушанная много лет назад и надежно сохраненная тайна принесла наконец свои плоды. Повеселев, она отправилась на кухню, заменила поднос и понесла его в комнату Юнии.
Калигула дремал, свесив ноги с кровати. Он приоткрыл глаза, услышав шорох.
– А, госпожа Кальпурния, – произнес он, – прощу прощения за недавнюю выходку, мы с Юнией решили подшутить над глупой рабыней. Забудь обиду, позавтракай со мной, моя невеста сказала, что у нее срочный разговор с отцом, а мне скоро в курию на очередное заседание. Через неделю наша свадьба – еще надо уточнить детали с коллегией жрецов. Все-таки я понтифик.
Кальпурнию удивило столь вежливое и мягкое отношение со стороны обычно грубого Гая Цезаря. Видимо, решила про себя она, Юния сообщила ему, что их тайна известна и они полностью теперь зависят от нее.
Лицо ее приняло обычное гордое выражение, она присела рядом с наследником, и они, мило болтая, принялись опустошать поднос. В надменном ослеплении, успокоенная, она не замечала умело скрытой иронии в словах хитрого Калигулы и блеска ненависти в его глазах. Научись она лучше разбираться в людях, она бы и не уезжала из Александрии, предпочтя обеспеченную жизнь покинутой жены, и уж тем более никогда бы не призналась падчерице, что за страшная тайна известна ей. Но она поймет это позже, уже на смертном одре.
Юния же завела отца в таблиний, усадила в кресло.
– Что ты, дочка, затеяла? – удивленно спросил Силан.
Клавдилла некоторое время молчала, расхаживая по таблинию, затем с гневным блеском в глазах смела рукой свитки со стола на пол.
– Ты что? Ты что? Это же письма цезаря! – возмутился Силан.
– Волнуешься лишь за деньги? А человеческую жизнь не ставишь ни во что? – ехидно поинтересовалась Юния.
Силан рот открыл от удивления.
– Какое право имеешь ты выгонять из дома свою супругу? Чем она не угодила тебе? Тем, что, деля с тобой полунищенскую жизнь в Александрии столько лет, успела состариться? Она была тебе верной женой, искренне пыталась заменить мне мать! Это я виновата, что не приняла ее, в своей слепой гордыне не желая замечать добрые намерения какой-то вольноотпущенницы. Но ты… Отец, ты же искренне любил ее и женился, презрев гордость патриция! А нынче, на старости лет, ты стыдишься происхождения своей супруги! Не имеешь права! Да кто из твоих новоявленных друзей, пришедших вчера поесть и попить за твой счет, может похвастаться своей родословной? Единицы! Да, единицы! У многих в третьем, пятом, десятом колене предки – бывшие рабы. Ты собираешься обрюхатить молоденькую девчонку, а подумай, каково ей будет делить ложе со стариком? Я – против твоего развода, да и Гай Цезарь придерживается того же мнения.
Силан молчал, обескураженный словами дочери. Она уязвила его в самое сердце. Прикрыв неожиданно заслезившиеся глаза, он размышлял. Образы прошлого вставали перед ним, призывая опомниться. Вот молоденькая Кальпурния с косой до пят несет по улице кувшин – так он увидел ее впервые и влюбился. Скромная свадьба вспомнилась ему, они были тогда так счастливы. Марк не видел, погруженный в воспоминания, лица своей дочери. Буря чувств овладела ею. Ненависть, злоба, презрение переполнили сердечко, глаза сверкали. О, с каким удовольствием она своею рукой перерезала бы горло старой фурии, которую сейчас была вынуждена защищать от бедности и позора, хотя сама бы с удовольствием ввергла ее туда. Злилась она и на старика отца, вмиг исполнившись презрением к тому, кто долгие годы вызывал лишь уважение. Его слабость возмутила Юнию. Заполучив богатство и власть, он наконец-то обрел истинное величие римского патриция, но всего-навсего несколько глупых слов о долге заставили его позабыть все честолюбивые мечты и устремления. Нет, он не настоящий римлянин, а тряпка в руках женщины!
Клавдилла уже не могла более себя сдерживать, ей захотелось выплеснуть свои чувства, но нельзя было делать это сейчас… Она резко развернулась и выбежала из таблиния.
Кальпурния была совсем очарована учтивостью Гая Цезаря, потому полностью расслабилась, даже изредка позволяя себе ядовитые замечания в адрес падчерицы и уже совсем не замечая злых огоньков в глазах собеседника. Она интимно положила Калигуле руку на колено, не устояв перед его змеиными чарами. Вошедшая Юния, застав эту картину, усмехнулась.
– Ты можешь оставить нас вдвоем, – сказала она мачехе. – Я выполнила свое обещание, вырванное тобой силой. Отец не разведется с тобой.
Впервые Кальпурния была от души благодарна Клавдилле. Она низко склонилась перед ней, поцеловала ей руку и удалилась гордой походкой, не забыв, однако, пожелать Калигуле удачи.
– Моя сирена, ты превзошла себя! – вскричал Гай, нежно целуя ее надутые губки.
– О боги, все-таки я превосходная актриса! Отец едва не разрыдался, стоило мне воззвать к его лучшим чувствам. Знал бы он, что ожидает его супругу! – Девушка рассмеялась своим чудным смехом. – Любимый, достань мне самый страшный медленный яд. Я хочу видеть, как эта гнусная гиена умирает в агонии. Я сама хочу сидеть у ее смертного одра и вытирать запекшуюся пену на ее губах.
Калигула кивнул, привлекая к себе Юнию. Они занимались любовью еще час, прежде чем распрощались до вечера.