Выполняя указание медсестры, спешу, что есть мочи по коридору в детское торакальное отделение. У меня в руках каталка, на которой находится годовалая малышка, и мне безумно горько, когда я смотрю на нее.
Ей больно. Ей плохо. А я никак не могу помочь!
Сердце обливается кровью…
Если бы не ее непутевая мать, то Евочке уже давно могли оказать грамотную профессиональную помощь, но та отказывается, блин, от всего! В особенности, от операции, которая просто жизненно необходима ребенку.
Матери Евы по голове хочется надавать. Вот честное слово!
Я даже подумать не могла, что бывают такие ужасные матери, как она. Как хорошо, что в нужный момент рядом с малышкой, помимо нее, оказалась бабушка, которая не стала спускать произошедшее на самотек, вызвала «Скорую», и девочку доставили в больницу.
Жаль, что мать врачам сделать ничего не дает.
Единственное, что нам остается – это верить в лучшее и надеяться, что все разрешится. Мы ждем врача, который сможет спасти Еву, и надеемся только на чудо…
– Ты совсем из ума выжила?! – до моего слуха доносится мужской голос, который я просто не могу не узнать.
Резко поворачиваю голову на звук, вижу Кирилла и застываю на месте. Ноги тут же врастают в пол.
– Подписывай! – Игнатов сует под нос сидящей в кресле женщине документы. – Если не подпишешь, твоя дочь умрет! – говорит грозно, у меня мурашки бегут по рукам.
В полном шоке смотрю на заведующего детского хирургического отделения больницы, в которой работает мой старший брат, и не могу поверить глазам.
Его не должно быть здесь! Ни при каких обстоятельствах!
– Наша, Кир, – зло ухмыляется сидящая перед ним женщина.
Наша?.. У Игнатова есть ребенок?..
Как так?!
Мир рушится на тысячи мелких осколков. Я пытаюсь собрать разбитое сердце, но у меня ничего не выходит. Боль сковывает грудную клетку, становится трудно дышать.
И вдруг я понимаю, про кого именно говорят…
Пол из–под ног уплывает.
– Девушка, с вами все в порядке? – спрашивает стоящая рядом медсестра.
Перевожу на нее расфокусированный взгляд и едва заметно киваю. Во рту пересохло, сказать ничего не могу.
– Лифт сейчас приедет, – продолжает медсестра. – Вам дальше нельзя будет.
– П–почему? – с трудом выдавливаю из себя.
– Только родственники, – отрезает.
Блин… Как же Евочка там будет одна?
– Ты скрыла от меня дочь и теперь не даешь мне ее спасти! – до меня доносится полный злости мужской голос. – Думаешь, я буду просто стоять и смотреть, как она умирает?!
Широко раскрыв глаза, смотрю на хирурга, которого здесь в принципе быть не должно, это частная клиника. Кирилл оперирует совсем в другом месте.
Врач малышки заверил, что вызовет лучшего хирурга, но я и подумать не могла, что это будет Он.
Очень хочется помочь… Очень! Но я понятия не имею как.
Игнатов нависает над мамой пострадавшей девочки, от него исходит такая сильная ярость, что страшно показываться на глаза.
Хочется спрятаться.
Малышка на каталке начинает плакать. А ей, блин, нельзя!
В операционную нужно отвозить. Спасать срочно! Реанимация переполнена, я вообще в шоке, как девочка жива до сих пор.
Ей нужно немедленно проводить операцию, а мамаша все не желает участвовать в спасении жизни дочери.
Блин, вот бывают же твари!
Кому–то свыше детей не дают, а у кого–то есть столь щедрый подарок, а они его готовы в могилу свести.
Лишь бы никогда не всплыла горькая правда…
– Ш–ш–ш, – нежно улыбаюсь малышке, пытаюсь хоть как–то её подбодрить. – Все хорошо, – произношу сквозь слезы.
Я все пытаюсь успокоить страдающую кроху, но разве это возможно? Препараты, что ей дали, лишь слегка притупили адскую боль.
Меня аж трясет от гнева и злости от осознания, что я ничем не могу ей помочь.
– Ты сейчас немного поспишь, а когда проснешься, то у тебя ничего не будет болеть, – обещаю, стараясь не плакать, хоть это невероятно тяжело.
Кирилл спасет ее. Я ему верю!
Если кто способен на чудо в торакальной хирургии, так это он!
В противном же случае, как дальше жить, просто не знаю… Бедная, бедная Евочка… Ах, малышка, как же мне жаль…
– Ты ничего не сможешь сделать! – шипит мать пострадавшей крохи в ответ на слова Игнатова. – Я согласия на операцию не давала и не дам! – цедит зло.
– Свет, ты же ей всю жизнь поломала, – говорит Игнатов не своим голосом.
Мне не нужно находиться рядом и видеть его лицо, чтобы понимать, оно переполнено болью.
Лифт приезжает. Медсестра, не дожидаясь меня, завозит малышку в металлическую кабину и уезжает прочь.
Я стою на одном месте и боюсь даже пошевелиться. Так хочется, чтобы все это оказалось чудовищным сном.
– Теперь, когда ты здесь, я четко понимаю, для чего это все, – женщина описывает рукой круг в воздухе.
– И для чего? – уточняет Кирилл.
– Чтобы тебя уничтожить! – отрезает жестко.
Каждое слово, как тысячи осколков в сердце.
– Мне плевать на девчонку! Возмездие – наше все! – шипит и принимается злорадно смеяться.
– Ты не в себе, – Игнатов от шока отшатывается в сторону.
А Света тем временем принимается истерично хохотать.
– Теперь посмотрим, какой ты выбор сделаешь! – кричит, размахивая руками. – Согласие на операцию тебе никто не даст! Никто! – ее срывает.
– Ты так уверена в этом? – Кирилл не опускает руки.
– Никто! А–ха–ха! Только я могу спасти твою дочь! – продолжает гоготать, а у меня аж мурашки по коже бегут.
– В графе «отец» стоит прочерк, – произносит убийственным тоном. У меня по сердцу словно ржавым ножом проходят, так больно становится из–за него. – Знаю, – замолкает. Делает шумный вдох, собираясь с мыслями.
Игнатов – шикарнейший врач! Он ежедневно спасает детские жизни, проводит в операционной много часов. Я столько читала о нем, столько слышала! Никто и подумать не мог, что у него есть маленькая дочь…
Как же жестока Светлана! Она своим отказом уничтожает сразу две жизни.
Как земля только носит таких?!
Кирилл крепко сжимает челюсть, аж желваки ходуном ходят. Я даже при всем желании не смогу прочувствовать, насколько ему сейчас тяжело.
Он качает головой, ни на секунду не отрывает пристального взгляда с некогда своей женщины, но не отступает под гнетом обстоятельств. Я вижу, как тяжело даётся мужчине принятие решения. Но я прекрасно понимаю, что иначе он не поступит.
Это же Игнатов!
– Все равно я прооперирую ее! – заявляет твердо и прямо.
– И сядешь! – тварь продолжает ржать.
У меня чешутся кулаки, и я впервые с трудом себя сдерживаю, чтоб не сорваться.
Как она смогла так поступить вообще? Неужели подстроила?
Покалечила свою дочь, чтобы отомстить бывшему? Разве такое возможно?!
– Выбирай! – шипит, тыча Кириллу в грудь пальцем с длинным острым маникюром. – Лишиться дочери или лицензии, – цедит едко. – Хирургия – это же твоя жизнь. Да?
– Да пошла ты! – рычит.
– Ты ее не спасешь! – заключает злорадно.
– А вот это мы еще посмотрим! – отрезает Кирилл.