– Тонь, ну не реви.
Я закрыла глаза ладонями, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. Внутри все стягивалось в болезненный узел. Моя подруга, сидевшая напротив, нежно укачивала своего второго сына на руках, который, казалось, не замечал ничего вокруг, издавая радостные звуки.
– Он меня бросил, понимаешь? – произнесла я с такой горечью, что слезы вновь хлынули из глаз, а к горлу подступил ком тошноты. – Выбросил на улицу… как и двадцать лет нашей жизни! А я хотела сделать ему сюрприз… Не звонила специально, что выписали меня раньше. Что теперь я ношу его ребенка под сердцем… – взвыла я. – Зашла в квартиру как ни в чем не бывало, а он с ходу выталкивает меня. Говорит какие-то глупости, и в нашей квартире витает аромат чужих женских духов. А потом она… тварь эта, черноволосая. Глазками хлоп-хлоп на меня…
– Боже мой, какая проблема, – с досадой в голосе произнес муж подруги, который зашел на кухню, шаркая тапочками, чтобы выпить воды.
– Ты давай, Федь, не комментируй, – рявкнула подруга на мужа. – Ей и без твоих нравоучений тяжело.
– Молчу-молчу, – проронил он и взяв стакан с водой, поспешно вышел из кухни.
Ну а что, Машка права. Мне было чертовски тяжело сейчас.
– А… – заикаясь, мямлила я сквозь слезы, – а эта тварь… С вот такой грудью… – показала я на себе, а после вновь залилась истерикой. – Пялилась ехидно, как змеюка!
– Ну, Тонь, не плачь, – повторяла подруга, словно заевшая пластинка. – Жизнь продолжается, а твоя истерика может навредить малышу.
– У меня нет больше дома… – пропищала я. – Нет никого родного… – взывала я, как белуга.
Подруга нежно положила тёплую руку мне на плечо и слегка сжала его.
– Ну как же нет, Тонь. У тебя теперь под сердцем ребенок… Да и тетка у тебя в Мурманске осталась. Все-таки хоть какая-то родная кровушка…
– Ребенок от него, – добавила я, не в силах сдержать слёзы. Истерика не утихала, а лишь усиливалась. – Я ненавижу этого предателя! Ненавижу!
Маша – так звали мою подругу, с которой мы были знакомы и дружили всё время, пока я была замужем за Костей. Мы познакомились в университете, на филологическом факультете. Она была моей единственной подругой, которая всегда поддерживала меня, несмотря ни на что.
– Что мне делать? – спросила я, шмыгая носом. Машка нежно вытерла слезы с моих щек.
– Ну, во-первых, не реви, – сказала она, чуть сильнее качая ребенка на руках, который, кажется, хотел присоединиться ко мне в истерике. – Во-вторых, ты сможешь снять квартиру, сначала подешевле, потом уже нормальную. Да и с чего ты взяла, что я тебе не помогу?
Её кареглазый малыш, нахмурив брови, смотрел на меня, словно просил перестать плакать.
– У тебя самой вон сколько дел, – утирая слезы бумажным полотенцем, кивнула в сторону неподмытой посуды в раковине. – Да и скоро новый год на носу… Куда тебе там до меня…
– В такое непростое время гора немытой посуды может подождать, – произнесла Машка, сверкнув своими зелеными глазами. – Давай-ка лучше поешь, – предложила она, пододвигая тарелку с двумя бутербродами. – Тебе нужно беречь себя.
– Знаю – знаю, – выдохнула из себя, но все равно внутри было паршиво. Даже кусок хлеба в горло не лезло. Но все-таки, пришлось заставить себя съесть один бутерброд.
Телефон завибрировал в кармане джинс и я нехотя его подняла. На экране высветился незнакомый номер.
– Он звонит?
Я мотнула головой.
– Нет, не он. Какой-то незнакомый номер.
Я машинально сбросила звонок, вновь уткнувшись в тарелку.
– Может быть еще чаю? – предложила подруга, и я одобрительно кивнула головой. Но не успела сделать еще один надкус от бутерброда, как этот же самый номер вновь позвонила. Я снова сбросила. Потом все повторилось еще раз.
– Может быть ответишь? – спросила подруга, посадив ребенка за детский стульчик. Я проглотила кусок бутерброда и подняла трубку.
– Алло?
– Антонина Вострякова?
– Да, – ответила я. – А кто спрашивает?
– Вам звонят из городской больницы города Мурманска. Ваш номер был указан на экстренный случай.
Я окаменела, когда это услышала. Легкие будто бы перестали наполняться воздухом, а тело сковало неприятное ощущение ноющей боли.
– Что случилось? – спросила я, зная, что в Мурманске у меня осталась родная тетка, но мы с ней давно не общались.
– Мне очень жаль, но Нина Вострякова скончалась. Примите мои соболезнования.
Белый шум заполняет барабанные перепонки. По спине пробегает холодок от услышанного, и я чуть ли не роняю телефон из рук.
– Антонина Петровна, – обращается ко мне мужской голос из трубки. – Вам нужно приехать в Мурманск, чтобы похоронить вашего родственника. Семь дней тело будет находиться в городском морге при больнице, а дальше…
– Да-да, – выдыхаю из себя. Подруга заметила, что меня охватил шок от услышанного. – Я… Я выеду, как только смогу.
– Еще раз примите мои соболезнования, – говорит мужчина, и звонок разъединяется.
– Что случилось? – спрашивает подруга, а я, уставившись в одну точку, практически не дыша, говорю:
– Тетка умерла. И я совершенно теперь не понимаю, что мне делать…