Все сидели вместе, но в то же время порознь, разделившись на небольшие группы. Джейн сидела в окружении своих подруг. Сидела, подогнув под себя одну ногу, другую согнула в колене, обвила ее руками и… улыбалась.
Почему, черт возьми, она улыбалась?
Она вообще в курсе, что улыбаться сейчас не совсем уместно? Может это такая реакция на стресс?
А может быть она сдала нас с потрохами?
Я отказывался в это верить, но казалось, воздух потемнел и сгустился от моих дурных предчувствий. Джейн откинула волосы, заставив их золотым каскадом рассыпаться по спине и плечам. Поймав мой взгляд, она отвернулась.
– Кхм. – Каро откашлялась, возвращая меня к реальности. – Итак, Гидеон Татум Хэйл, расскажите мне обо всем, что произошло на вечеринке и, пожалуйста, как можно точнее.
И я скормил ей свою ложь, напичкав ее мелкими деталями, но в меру, да так правдиво, что на мгновенье сам поверил в свои слова, а то, что произошло на самом деле, показалось мне не более чем выдумкой.
Я рассказал, как вместе с Даниэлем, которого я нашел самым последним не считая вышеупомянутых, мы решили осмотреть все номера по второму кругу и обнаружили в одном из номеров распахнутый настежь балкон. Решив удостовериться, что на нем никого нет, мы вышли на него и, рефлекторно глянув вниз, увидели там толпу народа.
– И тут мы поняли, что случилось что-то ужасное.
– И дальше вы с братом поднялись наверх к остальным гостям и сообщили об этом Магдалене Хэйл?
– Все верно. После этого она позвонила в «скорую», хотя люди внизу уже вызвали ее ранее и полицию тоже.
– А та девушка… Джейн?
– А что с ней?
– Почему вы не стали искать ее дальше?
– На какое-то время в этой суматохе мы напрочь забыли о ней. Только когда приехали ваши коллеги, мы занялись ее поиском.
– Кому принадлежала идея закрыть объективы камер видеонаблюдения носками?
– Велэско де ла Серна.
– Что вы можете о нем рассказать?
– Это старый друг семьи и партнер по гостиничному бизнесу.
– Остальные упомянули, что вы негативно отнеслись к его идее.
– Так и было.
– Почему?
Я взглянул на Велэско. Я единственный возмущался, услышав его дурацкое предложение. Я один был против. И что теперь? Если бы не он, нас бы уже везли в участок. Кто бы мог подумать…
– Попахивало паранойей.
Некоторое время следователь, наморщив лоб, обдумывала мой ответ, затем, откинувшись на спинку стула, произнесла:
– Почему носки?
– Мы были пьяны. Носки показались нам неплохой идеей и легкодоступным материалом.
Покончив со старыми вопросами, Россум перешла к новым. Я был весь как на иголках. Буквально на секунду я отвлекся, бросив взгляд на Даниэля, и тут же мне послышалось, будто Россум тихо, но абсолютно четко произнесла: «Ты лжешь». Я перевел взгляд на нее.
– Простите?
Она взглянула на меня так, будто собиралась вскочить с намерением перегнуться через столик и закричать, заплевывая мое лицо слюнями: «Я все знаю, слизняк! Лучше признайся сейчас или я сама выбью из тебя признание!», но вместо этого Россум спокойно повторила свой вопрос:
– Какие у вас отношения с пострадавшей?
У меня возникло почти что физическое чувство того, как ее слова наваливаются на меня невыносимой тяжестью. Она что-то знала? Не могла ли Хайди прийти в сознание на миг и в бреду что-то передать медработникам, а те – Россум? Теоретически могла. Вполне. Но это вряд ли. Иначе бы мне сейчас задавали совсем другие вопросы. Или мы как раз к ним подобрались…
– В хороших. Хайди – мамина лучшая подруга. Они дружат уже двадцать лет. Хайди часто проводила время у нас дома, когда мы были совсем маленькими, и мы постепенно сдружились с ней.
Так, Гид, ты сам себя закапываешь все глубже и глубже. Слишком много слов не по делу. Четкий вопрос – четкий ответ. Шаг в сторону, чуть больше ненужной информации, и твои же собственные слова будут использованы против тебя же самого. Следи за языком.
– Насколько сильно?
Мне совсем не нравилось, в какую степь пошел разговор.
– Достаточно сильно, чтобы считать ее членом семьи, – уверенным, чуть дрожащим от переживаний голосом ответил я и чертовски возгордился собой.
«Из меня бы вышел отличный драматический актер, – подумал я. – Может быть подать документы в театральный, когда это все уляжется?»
Эта неожиданная мысль согрела меня изнутри, будто я сделал глоток крепкого напитка и воспроизвела на меня потрясающе успокаивающий эффект.
«Размечтался, – встрял внутренний голос, почему-то ужасно напоминающий по интонации бессменного ведущего теленовостей. – По тебе плачет не театр, а одно специализированное заведение, где каждому подбирают удивительные рубашки…»
«Заткнись, – подумал я, а сразу после: – Ну вот, я только что велел заткнуться самому себе. Чертов псих».
Интересно, насколько сильно происшествие было похоже на несчастный случай? Думает ли об этом Россум? Возможно ли, что полиция сосредоточит внимание на чем-то, полностью отличном от истины?
– Была ли Хайди склонена к самоубийству? Может как-то вскользь говорила о трудностях, с которыми, возможно, сталкивалась в последнее время?
Ага, стало быть они рассматривают случившееся как попытку самоубийства. Чудненько.
– Я не уверен, но предположу, что в ее жизни что-то случилось несколько лет назад. Она стала другой. Мне кажется, она так и не пришла в себя с тех пор. Не знаю. Но вам обязательно нужно спросить об этом маму. Если кто и был в курсе ее душевного состояния, так это она.
– Вы не заметили в номере ничего странного? Следов борьбы, к примеру?
Я сделал вид, что задумался. Задумался над тем, что ж я маленький не сдох.
– Нет, ничего такого. – Я знал, что ее задача – задавать вопросы, а не отвечать на них, но все же отважился прощупать почву: – Вы предполагаете, что ее кто-то столкнул с балкона?
– Ей вполне могли помочь в этом. – Россум лукаво улыбнулась мне и продолжила что-то записывать в блокнот. Я не смог разобрать, что именно. Хотя очень хотелось.
То, что она ответила мне – было тактическим действием, знаком, что мы в одной команде. Пока. Пасом партнеру, шагом навстречу в обмене личной информацией: я тебе, а ты мне.
Но от ее слов я весь похолодел. Точно такие же слова произнесла Джаки, когда мы наконец «нашли» Джейн. Не дословно, конечно, но все же… Твою мать.
Могла ли Джаки знать что-то? Слышать? Нет, не могла. Совершенно точно нет. Я помню, что нашел ее в одном из номеров на противоположном конце коридора. Хотя она вполне успевала перепрятаться… Если так, то дело дрянь. Ее уже допросили, и она вполне могла, да что там, она наверняка поделилась своими сведениями с Россум! И та теперь сидела и забавлялась со мной, как кошка с мышкой, а пара полицейских у входа только и ждали от нее специального знака, дающего команду задержать меня.
Мне показалось, словно мое судно потерпело кораблекрушение и вот он я, из последних сил хватаюсь за раскачивающийся плот, который неумолимо уносит в открытое море.
Я ясно представил, как я сижу на скамье подсудимых, а потом – в тюремной камере и поймал себя на том, что мое учащенное дыхание можно вполне принять за доказательство вины.
«Сейчас бы помереть скоропостижно», – мелькнуло в голове.
В этот миг я был близок к тому, чтобы вскочить со стула и кинуться прочь, и только чудовищное усилие воли удержало меня на месте. Физически я был совершенно спокоен. Прямо бодхисатва. Но внутри я весь вопил и трясся от страха.
Успокойся, чертов параноик.
Женщина молчала, старательно записывая что-то в блокнот.
– Я могу еще чем-то помочь? – поинтересовался я, нацепив на лицо маску максимального участия.
Каро Россум оторвала взгляд от чернил, подняв голову, и на секунду пристально взглянула на меня. Я не был уверен, что она поверила хоть одному моему слову.
– Спасибо. Можете идти, – сказала она.
«На данный момент» – мелькнуло в голове.