Шторы были задернуты, но восходящее солнце пробивалось по краям тонкими полосками света, и в нем танцевали золотистые пылинки. Вчера вечером, после того, как у всех взяли показания, нас отпустили по своим номерам. К счастью, при этом нас – ну, по крайней мере меня, – не уведомили, что на время следствия, что ведется во всех направлениях, нам не рекомендуется покидать пределы страны.
Это был хороший знак.
Было еще слишком рано, но я больше не могла лежать в постели и разглядывать потолок. За ночь мне почти не удалось нормально поспать, я то погружалась в странные видения, то выныривала из них.
Я встала, стараясь не разбудить Джаки и направилась в ванную. Смыть с лица макияж после плавания в бассейне я не удосужилась, и теперь вокруг глаз у меня чернела размазанная тушь. Приведя себе в более-менее человеческий вид, я надела леггинсы, спортивный топ и, немного подумав, повязала на бедрах толстовку цвета бедер испуганной нимфы и тихо выскользнула из номера.
Можно было бы спуститься вниз по одной из гравийных дорожек, плавно спускающихся к пляжу аккуратной сетью, но для этого пришлось бы сделать большой крюк, точно как и до лестницы, врытой в склон холма, поэтому я воспользовалась узкой песчаной тропинкой, которую отыскала в зарослях неподалеку от отеля.
Трава была влажной от росы и попадала в кроссовки, пока я взволнованно спускалась на пляж, изгибающийся тонким полумесяцем. В столь ранний час вокруг не было ни души. Ни единая птица не летала в необъятном сизом небе, на котором еще были видны полная луна и самые яркие звезды. Ни единый звук не нарушал тишину и покой.
Я сделала гимнастику, разминая затекшие за ночь мышцы и отправилась на небольшую пробежку вдоль тонкой полоски кремового пляжа. А затем долго сидела на песке, глядя, как солнце поднимается над невозможно далеким горизонтом. Я не сводила глаз с водной глади, переливающейся искорками, когда солнце стало отражаться в воде, поднимаясь все выше и выше в небе. Оно делало воздух все горячее, пока я не почувствовала, что оно обжигает мои обнаженные плечи.
На обратном пути к отелю я заметила одного из близнецов. Он стоял, облокотившись о ствол высоченной пальмы, к стволу которой были прибиты небольшие дощечки. Я догадалась, что, если взобраться по ним – сверху откроется отличный вид на океан.
Либо моя паранойя разыгралась, либо все действительно указывало на то, что он поджидал тут именно меня.
– Доброго утречка, Воробушек.
– Доброе. – Я с недоверием покосилась на него.
– Я до последнего думал, что ты сдашь нас, – произнес он, когда я поравнялась с ним.
– Люблю создавать неправильное впечатление о себе.
Он выглядел еще совсем сонным и взъерошенным. Поверх не застегнутой мятой розовой рубашки с голубыми фламинго была накинута тонкая парка цвета берлинской лазури, подол которой едва прикрывал шорты из обрезанных светлых джинсов.
– Не хочешь прокатиться? – внезапно спросил он, когда мы проходили мимо парковки.
– Это еще зачем?
– Хочу тебе кое-что показать, – ответил он, запрыгнув в розовый «Кадиллак» 1959 года. В его манерах была какая-то вальяжность. Словно он давно понял жизнь и никуда не спешил.
– Ненавижу кабриолеты, – бросила я, скрестив на груди руки.
Иди дальше. Повернись и иди в отель! Тупица, он совершил преступление, следил за тобой, а ты стоишь тут и строишь из себя не пойми кого. Разворачивайся и немедленно уходи.
– Ты просто не каталась на моем.
Сесть в автомобиль к преступнику и поехать с ним ни свет, ни заря куда-то в неизвестном направлении? Да запросто. Я сама точно не поняла, почему согласилась. Возможно, это были банальные опрометчивость или любопытство. Возможно, он мне просто нравился. Где-то в глубине души. На самом ее дне. Под люком, что ведет в ее подпол. Я буквально физически ощущала подвох в его предложении, но почему-то от его слов в животе защекотало от азарта вперемешку со страхом: там кружили не бабочки, нет, – стервятники. Это было давно забытое чувство.
Почти всю дорогу мы ехали в гробовом молчании, однако, вскоре он попросил меня закрыть глаза.
– Закрыть глаза? После того, что ты сделал этой ночью?
– Ты это о чем?
– Не прикидывайся.
– Ты в самом деле думаешь, что я собираюсь с тобой что-то сделать? – спросил он, когда я продолжила молча буравить его взглядом.
Я не знала, тот ли это парень, что присоединился этой ночью ко мне в бассейне, но, если судить по его поведению – это был другой. Однако от этого было ничуть не легче.
– Ты странный тип. От тебя можно ожидать чего угодно.
– Хорошо, – сдался он. – Не хочешь закрывать – не закрывай. Но ты многое потеряешь. Решать тебе.
– Я точно пожалею об этом, – пробубнила я, сползая вниз на сиденье.
Мы вышли из машины.
– Ладно. Но если ты меня не будешь предупреждать о каждом моем шаге и что самое главное – каждом своем действии: я ударю тебя по самому драгоценному, сяду за руль и брошу тебя здесь.
– Договорились, – пожав плечами, согласился парень. – Разъяренный Воробушек.
– Силы небесные, как же ты меня утомляешь, – сказала я, вопреки своему здравому смыслу, закрывая ладонью глаза.
– Руку давай.
Я чувствовала сильный порыв ветра, пока парень осторожно вел меня куда-то за собой. Через некоторое время я почувствовала, что он остановился.
– Еще рано, не смотри. – Он отпустил мою ладонь. – Сейчас я приобниму тебя за талию, – произнес он и я поняла, что он встал позади меня. – Можно?
Услышав его слова, я чуть было не отняла ладонь от лица и не посмотрела на то, куда он меня привел. У меня зудело все тело от нетерпения.
– Ну рискни.
Я почувствовала, как он крепко обнял меня за талию. От такой внезапной близости волоски на затылке встали дыбом.
– Еще пару небольших шагов… Все! Стой. Теперь можешь смотреть.
Я открыла глаза и закричала бы, если б только страх не сжал мое горло. От увиденного перехватило дух – мы стояли на краю длинного, как змеиный язык, обрыва, а под нами был океан, напоминающий волнистое нефритовое одеяло. Я слышала, как волны бились о подножье скалы с такой яростью, что я могла почувствовать мелкие капельки на своих щеках даже на такой высоте. Слева от нас расстилался ковер зелени, отливающей на солнце малахитовым цветом.
От адреналина мороз продрал по коже, словно по ней ползали сотни муравьев. Сердце бешено забилось в груди. Страх комом стоял в горле и не хватало дыхания. Я схватилась за руки парня, как за спасательный круг, потому что мне вдруг показалось, что земля начала уходить из-под моих ног.
– Я боюсь высоты, – призналась я и с паникой взглянула вниз.
Пенящиеся волны сражались друг с другом, нападали, яростно вколачиваясь в изножье обрыва, а затем пятились назад, обнажая каменистые валуны, обласканные водой. Водоросли блестели в то краткое мгновенье, когда вода отступала, прежде чем накатить на них снова.
Ветер вдруг стал сильнее и мне показалось, что он забивает мне рот и не дает дышать. Перед глазами все вдруг поплыло, я словно вознеслась из собственного тела, лишилась плоти и дыхания, не в силах ни пошевелиться, ни сказать хоть слово. Все, что я слышала, свое судорожное и неровное дыхание. Мне казалось, что я стою на краю пропасти бесконечного падения.
– Я тебя держу, – сказал он мне на ухо, и его руки еще сильнее сжали меня в своих объятьях. – Хочешь уйти?
Осознание происходящего обрушилось на меня ледяной волной. О чем я вообще думала, когда соглашалась на эту авантюру? Но вот что странно: у меня не возникло желания вырваться и убежать. Равно как и хорошенько вмазать ему между ног за то, что он меня сюда приволок. Мне почти нравилось стоять там вместе с ним. Сама бы я ни за что на такое не решилась. Я испытывала странное мазохистское наслаждение.
– Нет. – Мой голос прозвучал хрипло. Я откашлялась и добавила: – Вроде терпимо.
– Когда мне плохо, я часто прихожу сюда и кричу.
Соленый ветер раскидывал мои волосы, отчего они хлестали нас по лицам. И кажется со мной приключилась тахикардия.
– Помогает? – спросила я, часто, прерывисто дыша.
– Да, становится легко и свободно. На время.
Стоило последнему слову сорваться с его губ, он задрал голову и заорал в небо. Его внезапный крик ударил прямо в мои барабанные перепонки. Я слушала, как ветер, подхватив его голос, размывал его, унося все дальше и дальше от нас.
– Попробуй. – Его дыхание щекотало мне ухо.
Я почувствовала жар, ползущий по задней стороне шеи. Парень дышал сбивчиво, его сердце стучало так громко, что на мгновенье мне показалось, будто это мое собственное.
Вдохнув полной грудью, я закрыла глаза и держала в легких морской воздух так долго, как только могла. Он напомнил мне запах гуаши. Я вспомнила, как совсем маленькая сидела на полу, макала мохнатую кисточку в банки с перемешанной гуашью и рисовала уродливых зверей на обратной стороне обоев, что остались после ремонта. Я вспомнила как красиво оседала краска в стакане с чистой водой. И вспомнила, почему однажды бросила рисовать на столько, что казалось, что уже никогда больше не вернусь к этому.
Подумав о неудачах, печалях, страхах и старых обидах, поселившихся в моей душе и постоянно напоминающих о себе тупой, непрерывной болью, я закричала что есть сил. Замолчав, я почувствовала, что мне как будто стало легче дышать. Словно я, измучившись, проходила весь день с застегнутым до последней пуговицы воротником, впивающимся в шею и в конце долгого дня, расстегнув все до единой пуговицы, – наконец-то смогла выдохнуть.
– Гляди, – громко произнесла я, медленно и осторожно поднимая в стороны одну руку за другой, доверяя парню свою жизнь, который, вполне вероятно, еще и суток не прошло, как почти убил женщину. Аплодисменты мне. – Мы как Роуз и Джек. – Я немного повернула голову, чтобы взглянуть на парня. Его лицо оказалось катастрофически близко. От него пахло… фломастерами? – Только Джек спас Роуз. – Его глаза смотрели прямо в мои. – А ты, боюсь, хочешь меня утопить.
– Очень смешно, – сказал он и еще сильнее прижал меня к себе, боясь ослабить хватку.
«Не начинай, – пресекла я саму себя. – Если бы он хотел убить тебя, то уже давно бы столкнул с края. К тому же, от плохого человека пахнуть фломастерами попросту не может», – додумала я и эта неожиданная и совершенно абсурдная мысль в конец меня успокоила.
– Нас любовь однажды на миг лишь коснее-ется, – тихо запела я, прикрыв глаза, позволяя поющему ветру нежно обвевать лицо и играть в волосах. Я услышала, как парень усмехнулся и на пару секунд уткнулся лбом мне в затылок. – Словно лучик света из тьмы… – Его левая рука отцепилась от моей талии, медленно скользнула по моей руке и коснулась ладони.
– Даже после смерти эта нить не прервется. – Неожиданно для меня он начал петь вместе со мной. – Ведь в ней продолжаемся мы…
А потом я почувствовала, как он набрал в грудь воздуха и поняла, что будет дальше. Я улыбнулась.
– Зна-ай! – закричал он.
– Ве-ерь!
– И пу-у-усть ты тепе-е-ерь не со мною-ю, – мы закричали в унисон, но уже намного громче и смелее, чем до этого, – но сердце стучит[7]…
Когда наши легкие были опустошены, мы умолкли, слушая, как нашим крикам вторили парящие в небе чайки. Они парили над морем долгими, ленивыми кругами. Казалось, что им очень больно.
Я широко распахнула глаза и отважилась снова посмотреть вниз, не обращая внимания на участившееся дыхание. От эмоций и сильного ветра на глазах выступили слезы, но я улыбалась, понимая, что во мне что-то изменилось. Нет, страха я не лишилась, но теперь меня как будто больше ничего не сковывало.
С каждым новым вдохом я становилась свободнее. С каждым выдохом я становилась ближе к себе.
– Как тебя зовут? – спросила я, ощущая теплоту и силу парня, стоящего за спиной.
Я поймала себя на мысли, что жадно вдыхаю его запах и никак не могу надышаться.
– А это имеет значение?
Обратный путь мы проделали в молчании, слушая музыку. Когда зазвучала какая-то совершенно сумасшедшая песня в жанре регги-метал, парень выкрутил громкость на максимум и начал подпевать, ладонями отстукивая на руле ритм. В этой какофонии звуков мы подъехали к отелю. Было еще рано, и я подумала, что у некоторых постояльцев утром будет весьма скверное настроение.
– Гидеон, – сказал он, когда я вышла из машины, старательно делая вид, что ничего не было, что этот парень несколько минут назад вовсе не держал меня над пропастью. Что не чувствовал моего страха и не видел слез.
– Гидеон, – повторила я и вдруг почувствовала во рту вкус спелой клубники.
Я решила немного прогуляться, обдумать все, прежде чем вернуться к себе в номер и позавтракать. Я брела с восточной стороны отеля, когда заметила небольшой деревянный шалаш на дереве. Мне нравилось, что его выстроили вокруг секвойи, пробивавшейся стволом сквозь шатровую крышу.
Под деревом сидел бомж и, прищурившись сквозь густой дым трубки, разглядывал лежавшие перед ним карты с эротическим содержанием. Вдруг из кустов выбежал огромный попугай жако и с воплем «Чо вытаращилась, коза непокрытая?» побежал на меня, агрессивно растопырив в стороны серые крылья.
Сначала я потеряла дар речи, а потом поняла, что окончательно и бесповоротно влюблена.
– Рик! – гаркнул бомж. – А ну п-шел вон, негодяй!
Он кинул в птицу рваный шлепанец, но не попал. Я поняла, что он не целился, а лишь хотел припугнуть сорванца. Попугай, нахохлившись, резко остановился и, как ни в чем не бывало, гордо вышагивая, направился в другом направлении.
– Девушка, великодушно прошу у вас прощения, за столь неподобающее поведение моего друга, – обратился тот ко мне хриплым голосом завзятого курильщика. – Не хотите ли выпить со мной чаю? – Он указал на стоящую рядом кружку с кипятком, в котором плавало не меньше пяти чайных пакетиков «Липтон». – Пытаюсь завязать, – пояснил он и поскреб затылок.
– Вы гадаете на картах?
– Да, несмотря на то, что этот матершинник постоянно отпугивает новых клиентов. Хотите погадаю вам?
Я не верила в гадания. Для меня это были лишь знаки и символы, которые судьба или вселенная – уж не знаю, чьих эфемерных рук это дело, – посылает нам, чтобы некоторые из нас толковали их так, как им было удобно, а другие – придавали им значения, которые сами по себе абсолютно ничего не означали. Всего лишь фантазии.
Однако от моего внимания не скрылось, как практически умоляюще мужчина смотрел на меня в ожидании положительного ответа. Было понятно, что ему очень одиноко.
– А давайте.
– Как вас зовут?
– Джейн. А вас?
– Вильтон. – Он потянулся к моей руке и вместо того, чтобы пожать ее – сжал ее между своих грубых ладоней. – Очень приятно, Джейн, – сказал он, улыбнувшись. – Что хотим узнать?
– Взаимно. Будущее, – ответила я, усаживаясь напротив него.
Теплый ветерок любовно ласкал кожу. Вильтон быстренько собрал в кучку эротическую колоду и взял в руки какой-то мешочек. Вытряхнув из него карты, передал их мне:
– Перетасуйте.
На несколько секунд я прикоснулась пальцами к картам, водя по обтрепанным краям, по нежной гибкости состарившегося картона, затем тщательно перемешала колоду и передала Вильтону.
– Джейн, держите в голове вопрос, на который хотите получить ответ и укажите мне на одну карту, – профессионально произнес он, разложив таро на покрывале длинной дугой.
Я внимательно пригляделась к колоде, держа в голове один-единственный вопрос. Вскинув руку над картами, не дотрагиваясь до колоды, я указала пальцем на предпоследнюю слева.
– Эта карта, – произнес Вильтон, вынув из разложенной колоды выбранную мною карту и положил ее «лицом» вниз, – говорит о нынешней ситуации, о важной проблеме. Теперь выберите следующую.
– Вот эта, – сказала я, ткнув пальцем в центр.
– Эта означает препятствия, с которыми вы столкнулись. И последнюю.
Немного подумав, я щелкнула пальцами над картой с правого края дуги и Вильтон положил ее рядом с остальными двумя, тоже лицом вниз.
– Эта карта – совет, который дают вам карты, – сказал он и перевернул первую карту «рубашкой» вниз.
На открывшейся карте я увидела молодого человека в пестром одеянии. Закинутую на плечо палку, с которой свисал небольшой узелок, он придерживал одной рукой, а в другой нес розу, весело размахивая ею в воздухе. Глядя в небо он горделиво шагал к крутому обрыву, не обращая внимания на белую собачонку, вьющуюся у его ног. Все, что оставалось в душе от взгляда на карту, несмотря на яркие краски и обманчиво веселое настроение – была безысходность.
– Карта-ситуация «Дурак» или «Шут» говорит о незапланированных переменах в вашей жизни. Сейчас вы находитесь в самом начале нового цикла и у вас впереди новые возможности, начинания, отношения, в которых вам предстоит сделать важный выбор, – коротко пояснил Вильтон и перевернул вторую карту.
Карта открылась вверх ногами. Колесо, расположенное в середине карты, украшали различные буквы, знаки и алхимические символы. Сверху на колесе сидел сфинкс, слева вилась змея, а снизу его поддерживало какое-то существо, немного похожее на собаку. По углам карты были изображены – фигурки ангела, быка, льва и орла.
– Перевернутое «Колесо Фортуны» или «Колесо Судьбы» говорит о какой-то неудаче, препятствии на вашем пути. Возможно, вы совершили какую-то ошибку, что привела вас к душевному беспокойству и теперь из-за этого вы ощущаете себя опустошенной и несчастливой. Возможно, на вас повлияли некие обстоятельства, которые вы не в силах контролировать. Однако, не стоит отчаиваться, Джейн. Все еще может перемениться, – мягко сказал Вильтон. – «Колесо Фортуны» вращается постоянно, часто ввергая нас в крайности и противоположности. Исходя из этого, оказаться в нижней точке «Колеса» не так уж и ужасно, как может показаться на первый взгляд. Именно это «Колесо» может возвести вас на гребень успеха.
Отхлебнув чаю, Вильтон перевернул последнюю карту и в задумчивости поскреб густую бороду, из которой на покрывало и карты посыпались хлебные крошки.
На этой карте была изображена женщина с лунным серпом в ногах и свитком в руке, сидящая на троне между черной и белой колоннами.
– Так, последняя карта означает возможное направление действий и у вас это «Верховная Жрица». В раскладе на ситуацию такая карта может предупреждать о том, что вам не следует слишком активно вмешиваться в происходящее. Слишком большая активность с вашей стороны может принести вам вред и еще больше неприятностей. Карта советует выждать немного, позволить обстоятельствам самим измениться в благоприятную для вас сторону. Если на данный момент времени у вас существует некая дилемма, «Жрица» советует прислушаться к своему внутреннему голосу и собственной интуиции. Вы уже сделали правильный выбор, вам только осталось его осознать.
Пораженная слишком очевидным совпадением, я задумалась, соображая, что это в общем и целом могло для меня означать.
Ясно было одно – это не значило ровным счетом ничего хорошего.
– Как ты считаешь, Хайди действительно кто-то мог столкнуть с балкона? – спросила Джаки, пока мы вдвоем спускались в лифте на первый этаж.
– Нет, – ответила я, замешкавшись всего на долю секунды. – Думаю, она просто перебрала с алкоголем и потеряла ориентацию в пространстве. А ты?
– Не знаю. Представь только, что это может быть кто-то из них, – сказала она, когда мы вошли в ресторан и направились к столу, где уже сидели все остальные и добавила: – Абсолютно. Кто. Угодно. И даже ты.
Она слегка толкнула меня плечом и улыбнулась, я ответила ей тем же.
– Не забывай, тебя тоже пока никто не списал со счетов.
Здесь вкусно пахло деревом и специями, все время раздавались разные звуки с кухни: стук лезвий ножей о разделочные доски, шипение масла на сковороде, указания шеф-повара. Официанты возникали словно призраки из затянутой паром кухни, разнося еду.
Завтрак проходил в густой, тяжелой тишине.
– Ребята, а когда у вас начинаются соревнования по серфингу? – спросил Джон, пытаясь разбавить напряженную атмосферу.
– Через три недели, – ответил Гидеон.
Я знала, что это именно он из-за его розовой рубашки.
– Джейн, – начала Эйдан, – а ты не хочешь поучаствовать?
Ну спасибо. Все тут же посмотрели на меня так, будто бы им действительно был интересен мой ответ. Или они были готовы обсуждать что угодно, лишь бы не возвращать к теме случившегося этой ночью.
– Да я сто лет уже не серфила… – неуверенно начала я, поморщившись от воспоминания о том, как в последний раз сломала нос о доску.
– Если в турнире будут участвовать все, кто научился стоять на доске, – перебил меня Даниэль, – то это превратится в цирк.
Я глянула на него исподлобья и снова увидела все тот же ледяной взгляд, как бы говоривший, что дальше развивать эту тему не стоит.
– Что даст победа? – спросила я, обращаясь к Магдалене.
– Кучу денег, славу и шанс создать собственный спортивный бренд, – ответил Гидеон с набитым ртом.
Я несколько секунд пялилась на дрожащие на столе цветные рефлексы от графина с водой и лимонными дольками, расщепляющего солнечный луч.
– Куда нужно подать заявку?
– Даниэль! – Просияв, Магдалена обратилась к сыну. – Поможешь Джейн отправить заявку и выбрать доску?
Я видела, с какой силой он сжал в руках вилку и нож, и на секунду мне показалось, что он зашвырнет ими в меня.
– Конечно, – спокойно ответил он к моему изумлению. Отложив столовые приборы, Даниэль сложил под подбородком пальцы шпилем и встретился со мной взглядом. – Сразу после завтрака этим и займемся.
Через полчаса я стояла перед дверью номера 89 G и разглядывала нацарапанную на ней надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий», пока Даниэль открывал дверь своего номера.
Это был не номер – полноценная квартира в индустриальном стиле с его грубоватостью, темными красками в оформлении и преобладанием металлических фактур. В этом большом открытом пространстве в холодной цветовой гамме наедине с Даниэлем и его враждебным ко мне настроем, который я ощущала физически, я чувствовала себя очень дискомфортно.
Парень, не произнеся ни слова, поднялся на второй этаж, служащий спальней. Через перилла в виде арматуры я видела, как он подошел к рабочему столу и запустил компьютер. Я поднялась вслед за ним по матовой металлической лестнице со следами потертости на рифленых ступенях и подошла к гигантского размера кровати.
– Кому нужна кровать, рассчитанная на троих? – спросила я, особо не рассчитывая на ответную реакцию.
Однако его ответом мне было ухмылка и подмигивание. Кроме этой чудовищной штуки, стола с огромным монитором и полок, впритык забитых настольными играми, здесь больше ничего не было. Я живо представила, как братья сидят здесь ночами. Смеются. Несут всякую чушь. Стараются перехитрить друг друга.
– Заполнишь форму и отправишь ее на электронный адрес, указанный в конце документа. – Голос Даниэля оборвал мои мысли. Он уступил мне компьютерное кресло и спустился вниз, почесывая пыльную щетину на щеке.
Через несколько минут, заполнив и отправив заявку, я спустилась вниз и застала Даниэля, вальяжно сидящим в коричневом кожаном кресле и сосредоточенно затачивающим опасную бритву под песню «99 проблем» Джей-Зи. Замешкавшись на секунду, я направилась к выходу, как вдруг он окликнул меня:
– Куда собралась?
Парень прекратил свои манипуляции, положил инструменты на стеклянную столешницу, лежащую на спине у кричаще красного цвета женщины, стоящей на четвереньках, и снял с себя черную футболку:
– А как же поездка за доской?
– Я подумала, что ты собрался бриться, – ответила я, когда он вновь взял бритву и неспешно направился ко мне, проверяя подушечкой большого пальца ее остроту.
– Верно, – подтвердил он, продолжая наступать, вторгаясь в мое личное пространство.
Он приближался ко мне до тех пор, пока я не вжалась в стену. Подойдя вплотную ко мне, он уперся руками по обе стороны от моей головы и наклонился ближе.
– Только вот этим займешься ты, – сообщил он, почти нависая надо мной.
Даниэль прикоснулся к моей щеке кончиком бритвы, и я непроизвольно задержала дыхание. Он медленно провел им вниз до самой ключицы и от щекочущего ощущения я вздрогнула, словно дотронулась до оголенного провода.
– Должна же быть от тебя хоть какая-то польза за то, что я сюсюкаюсь с тобой, как с бестолковой младшей сестричкой? М? – произнес он в считанных сантиметрах от моего лица.
– Я в состоянии и сама прекрасно купить себе доску, – парировала я, оттолкнув его руку. – И я не просила ни твоей, ни чьей-либо еще помощи.
– Супер. Езжай и купи себе одноразовую дощечку за уйму денег, в то время как благодаря мне тебе достанется доска наилучшего качества, да к тому же практически задаром.
Он меня чертовски бесил, но он был прав. Качественная доска сейчас на вес золота, и перспектива потратить последние деньги на серф, который развалится на куски при первом же моем падении с волны меня отнюдь не радовала. Это будет унижение похлеще, чем бритье этого мерзавца.
– Ну, и что же ты выберешь? – спросил он, заметив мое замешательство.
– Перерезать тебе глотку. – Оттолкнув его, я направилась в ванную. – Если я попорчу упаковку, то не обессудь, – бросила я, схватив флакон геля для бритья, стоящего на раковине.
Хорошенько его встряхнув, я выдавила немного пены на пальцы и грубо растерла по щекам и подбородку парня. Затем взяла из его пальцев бритву и, натянув кожу, медленно провела лезвием по щеке, опасаясь не дай бог порезать этого придурка. Кто знал, какой фортель он выкинет?
Мне было крайне неудобно стоять сбоку и тянуться к его лицу, и я уже хотела попросить его сесть на стул, но он, будто прочитав мои мысли, схватил меня за талию и усадил на столешницу рядом с раковиной. От неожиданности и быстроты его действий я даже ахнуть не успела.
– Готов поспорить, – сказал он, раздвинув своими бедрами мои колени, – что так тебе будет гораздо удобнее.
Встав между моих ног, он положил руки на столешницу по обе стороны от моих бедер и наклонился ко мне так, что теперь наши лица были на одном уровне. Он был так близко, что я видела, как пульсируя, сужались и расширялись его зрачки, когда он разглядывал мое лицо. От этого мне стало не по себе, и все, чего я хотела, – чтобы все это как можно скорее закончилось.
– Ты боишься меня?
– А стоит?
Я протянула руку, открыла в раковине кран с теплой водой и смыла с бритвы гель, а затем поднесла лезвие к его горлу и слегка надавила на кожу.
– Я вовсе не такой монстр, каким ты меня представляешь.
Я не смотрела парню в лицо, но чувствовала, как он прожигал во мне дыру своим взглядом. Я надавила сильнее: ему еще не было больно, нет, однако на его месте мне бы уже было страшно вдохнуть. Затем еще и так до тех пор, пока не услышала резкий вдох и только после этого, удовлетворенная, я как ни в чем не бывало, ослабив давление, провела бритвой линию вверх по шее, соскребая с нее щетину.
– Что вы собираетесь делать дальше? – спросила я, стараясь не обращать внимания на исходивший от парня приятный древесно-цитрусовый аромат, вводящий меня в состояние близкое к эйфории.
Значит, это его нагого я видела у себя в номере. При воспоминании об этом у меня начали гореть щеки. И судя по всему это именно он плавал со мной в бассейне. Дела мои были плохи.
Даниэль возвел глаза к потолку, поморщившись, словно я была ему противна.
– Знаешь, что делают с теми, кто сует нос в чужие дела?
– Сбрасывают с балконов?
Мои слова повисли в воздухе облаком ядовитого газа. Воздух между нами уплотнился, наэлектризовался, как часто бывает перед грозой.
– Займись делом, – наклонившись ближе ко мне, произнес он, словно придушенным криком. Эта интонация была отлично мне знакома. – Хватит попусту сотрясать воздух.
– Вы ожидали, что ваша проблема в случае ее смерти исчезнет вместе с ней как пятнышко от дыхания на холодном стекле? – продолжила я, не обращая на него внимания. – Но она вполне может прийти в себя. И рассказать, что произошло там на самом деле. Вам будет уже не выкрутиться.
– Или не прийти в себя, – заметил парень с ноткой самодовольства в голосе. – А может и вовсе очнуться не в состоянии что-либо вспомнить. В любом случае, это не твоя проблема. Я повторяю, не лезь в это, веди себя тихо и все будет хорошо.
– Вы двое – полные отморозки.
– Можно подумать ты святая и когда ложишься спать, кладешь свой нимб на соседнюю подушку. – На какую-то долю секунды между нами проскочила искра высокого напряжения. – Еще одно слово на эту тему, и я откушу тебе язык.
– Ты не в том положении, чтобы разбрасываться подобными угрозами в мой адрес, – напомнила я, намекая на опасную бритву в моей руке.
Тот ответил мне драматическим вздохом:
– Ой ли. Мы оба знаем, что ты ничего мне не сделаешь.
Как же он раздражал меня своим поведением. Мне хотелось врезать ему. Поэтому я взяла и порезала его плечо. Не сильно. Это произошло так быстро, что, наверное, мы оба не до конца поняли, что именно только что произошло. Когда я увидела кровь, которая поползла вниз по его бицепсу, оставляя за собой, как хвост кометы, яркий след, – я испугалась. Я пожалела о том, что сделала, ведь от этого неприятного типа можно было ожидать чего угодно.
Даниэль нахмурился, наклонил голову и, все также пялясь в зеркало у меня за спиной, уставился на свое левое плечо. Рана была не глубокая, но наверняка после заживления на коже останется небольшой шрам. Так ему и надо. Будет смотреть на него, вспоминать обо мне и закатывать к потолку свои глаза, которые так и хотелось чем-нибудь проткнуть.
– Ладно. Сделала. – Даниэль отошел, открыл ящик под раковиной, достал бутылек перекиси водорода и полил на порез. – Возьмешь с полки пирожок, когда закончишь работу, – спокойно сказал он, вернувшись на прежнее место.
Я несколько секунд смотрела на порез и слушала, как шипит перекись, обеззараживая рану. Каким-то чудом мне удалось пробежать с завязанными глазами через минное поле спиной вперед и остаться невредимой.
– И что теперь? – спросила я, закончив. – Погладить ворох твоих рубашек? Приласкать?
– Не сегодня, – произнес Даниэль с улыбкой на губах словно карточный блеф и подошел к раковине чтобы ополоснуть лицо от остатков пены.
Как только мы вышли на парковку и направились вдоль рядов машин, каким-то внутренним чутьем я поняла, что из всех автомобилей, жарящихся на солнцепеке, именно черный двухдверный «Форд Мустанг Босс» принадлежит Даниэлю.
Всю дорогу мы ехали в гробовом молчании и ни разу друг на друга не взглянули. Прибыв на место, мы обошли небольшой магазинчик, напомнивший мне собой по цвету мятные пастилки, вокруг которого красовались доски для серфинга и зашли в здание, напоминающее гараж. В мастерской было шумно, пахло древесными опилками и лаком.
Я прошла в глубь помещения следом за парнем и увидела девушку, полностью сконцентрированную на формовке будущей доски. Не хрупкая, как модель, но мускулистая, фигуристая и жилистая.
Заметив Даниэля, девушка отключила шлифмашинку и сняла наушники.
– Снова ты, – вместо приветствия прохладно бросила она, стащив с лица респиратор.
– Привет, Мари-Энн, – улыбнувшись, сказал Даниэль, растягивая слова и махнул себе за спину: – Это Джейн.
Он двинулся к ней с явным намерением обнять.
– Привет, – поприветствовала она меня, оттолкнув от себя парня.
Судя по ее тону и манере, Даниэль давно перестал быть здесь званным гостем.
– Салют, – сказала я, чувствуя себя так, будто меня пытались устроить на работу «по связям».
– Ей нужна самая лучшая доска.
– И в чем проблема? Вон магазин. – Она махнула рукой в сторону темной двери, исписанной разноцветными мелками. – Выбирайте самую лучшую и покупайте.
– Зачем покупать, когда есть ты? – Даниэль закинул ей руку на плечо и заправил за ухо выбившуюся из пучка прядь волос.
– Да, как удобно, когда есть кто-то, на кого можно просто сесть, свесив ноги и поехать! Я что, по-твоему, похожа на гребанный рог изобилия?!
– Не кипятись! Ты же знаешь, я в долгу не останусь…
На миг я задумалась, чем же он намерен отплатить ей долг, уж не натурой ли? Но потом осеклась, вспомнив, что мне все равно.
Несколько бесконечно долгих секунд они меряли друг друга взглядами и в итоге девушка кивнула головой в сторону двери, а затем молча нацепила респиратор с наушниками и продолжила свою работу.
– Спасибо, – произнес Даниэль, чмокнув ее в щеку, но Мари-Энн на него даже не взглянула.
Он развернулся и направился в сторону двери, на которую указала девушка, бросив мне:
– Пошли.
В магазине из динамиков под потолком лилась музыка. Джек Уайт из «Белых полос» пел что-то про то, что мне следует собрать все свои неудачи в одну кучу, а он разберет ее за меня. Ах, если бы все было так просто, Джек. Несколько человек присматривались к гидрокостюмам. Парочка разглядывала доски, выставленные на витрине.
– Лоренцо. – Даниэль кивнул какому-то парню, объясняющему посетителю отличия софт-топа от шотрборда и лонгборда и направился к полкам с досками.
Несмотря на то, что Даниэль был высокий и мускулистый, ему пришлось изрядно постараться, чтобы снять с верхней полки доску, засунутую между несколькими другими.
– Держи. – Он передал мне доску насыщенно фиолетового цвета с яркими желтыми полосами по бокам. – Костюм выберешь сама.
– Почему именно эта? – возмутилась я. – Я ненавижу этот цвет!
– Ты еще захнычь.
– Осторожнее с этим, – произнес подошедший к нам Лоренцо, весело чавкая жвачкой. Он оттопырил свой указательный палец и ткнул им в мою доску, указывая на ее фиолетовую часть. – Это его любимый цвет.
К моему удивлению, Даниэль хохотнул глубоким горловым смешком и с силой пихнул Лоренцо в плечо, а парень пихнул его в ответ. От таких ударов я бы могла отлететь в другой конец помещения, но эти двое лишь стояли и смеялись, как психи.
Фиолетовый, стало быть. Да, с Даниэлем мы были слишком разными. Словно из разных миров. И не важно, на чьем языке мы общались – на его или на моем, – складывалось впечатление, что мы совершенно не понимаем друг друга. Я люблю зеленый и ничуть бы не удивилась тому, что он ненавидит его так же сильно, как я фиолетовый. Но в фиолетовом, как и в зеленом присутствует синий, поэтому, и у нас все-таки имелось что-то общее. Просто никто из нас пока не пытался это как следует поискать.
– Моя помощь нужна? – обратился ко мне Лоренцо, задумчиво потирая дневную щетину.
– Мне нужен костюм, – сказала я худосочному парню, облокотив доску о стену.
Не прошло и десяти минут, как он готов был хоть своего будущего первенца в жертву принести, лишь бы я уже сделала выбор и отстала.
Полпути, что мы ехали обратно, телефон Даниэля, лежащий на приборной доске, все время вибрировал, оповещая о все новых и новых сообщениях. В конце концов сдавшись, он взял его и, пробежав беглым взглядом по экрану, что-то быстро «настучал» в ответ. Через пару минут телефон в его руке снова завибрировал и вдруг машина резко замерла на месте. Меня швырнуло вперед, я уперлась руками в приборную доску, ремень безопасности больно вгрызся в грудь.
– Выходи из машины, – сказал Даниэль, быстро печатая что-то в ответ.
– Что? – спросила я в надежде, что мне послышалось.
– Мне нужно съездить в одно место. Без тебя, – быстро добавил он, все еще не отрывая взгляда от экрана мобильника.
– Почему я не могу поехать с тобой?
– Потому что я так сказал! Пошевеливайся. Я позвоню Гиду, он тебя заберет, – чуть мягче добавил он, заметив выражение негодования вперемешку со страхом на моем лице.
Несколько секунд я не двигалась, а затем отстегнула ремень, рывком распахнула дверь и вылезла из машины. Но, к сожалению, не успела как следует хлопнуть дверцей, как Даниэль нажал на газ, и его «Мустанг» тут же сорвался с места. Я смотрела на то, как он резко развернулся и проехал мимо меня в обратном направлении.
Я смотрела вслед автомобилю и все ждала, что он сейчас затормозит и сдаст назад. До меня все никак не могло дойти, что он совершенно серьезно оставил меня жариться в одиночестве на раскаленном пыльном асфальте посреди автострады.
Я молча шла по узкой твердой дороге, скрестив на груди руки. Тишину нарушало лишь тихое щелканье моих шлепок. Взгляды проезжающих время от времени водителей и их пассажиров жгли мне спину похлеще дневного солнца. Парочка притормаживали и предлагали мне такие суммы, которые я в своей жизни за час никогда и нигде больше не заработаю.
По моим примеркам где-то через двадцать минут к пыльной обочине на которой я сидела подкатил Гидеон.
– Поверить не могу, что он сделал это. Твой брат – настоящий кретин, – заявила я, сев в салон.
Гидеон не ответил, и я решила, что он разделял мое возмущение. Парень нажал на газ и двигатель неистово взревел, набирая обороты. Положив голову на руку, я вдыхала липкую сладость крема от загара и бездумно смотрела на мир, просящийся за окном, пока ветер играл прядью моих волос. На меня навалилась страшная сонливость, все снова стало казаться неважным и скучным.
Когда мы вошли в лобби, рядом с информационной стойкой стояла Магдалена.
– Черт, – прошипел Гидеон.
– Позволь узнать, почему ты не на своем рабочем месте?
Только сейчас я обратила внимание на то, что на нем были брюки и выглаженная рубашка. Похоже, чтобы вызволить меня из беды, ему пришлось бросить рабочий пост.
– Магдалена, – встряла я, – извините, но это я виновата.
– Ты же уехала с Даниэлем? Что произошло?
– Да, но… Ничего страшного. Мы поссорились, я разозлилась и попросила его остановить машину, когда мы возвращались обратно. Я думала, что доберусь сама, но пришлось звать на помощь Гидеона.
Минуту она разглядывала нас, пытаясь поймать на заговоре, но в итоге сдалась.
– Ладно. Джейн, если ты еще не передумала, пойдем оформлять документы о трудоустройстве. Кстати, чтобы не возвращаться, – она развернулась и направилась к боковой двери, цокая каблуками по плитке.
Магдалена приоткрыла дверь в маленькое помещение и моему взору предстали высокая спинка кресла с висящим на ней стального оттенка пиджаком, закругленный стол и три монитора, попеременно транслирующие изображения с камер видеонаблюдения из вестибюля, лифтов, на входе в отель и из большинства мест общего пользования.
Мужчина, сидящий в кресле, обернулся и коротко кивнул.
– Знакомьтесь, – сказала она. – Джейн. Тэкито.
На вид ему было лет тридцать максимум. И он был чрезвычайно привлекателен. Своей точеной азиатской внешностью он напоминал харизматичного главаря мафиозного клана, «управляющего» этим городом. Что он здесь забыл? Ему было самое место в домах моды или на съемках блокбастеров.
Кинув на меня полный снобизма взгляд, Тэкито протянул мне широкую ладонь с длинными, как у пианиста, тонкими пальцами:
– Рад знакомству, – произнес он низким, благородным голосом в котором не было и намека на эту самую радость.
– Взаимно.
– Собственно, вот суть твоей работы. Сидеть, следить за порядком. Смены два через два, так что время подготовиться к соревнованиям у тебя будет. Ну, не будем отвлекать Тэкито. Чуть позже он посвятит тебя во все подробности и нюансы.
Когда мы вышли, я бросила взгляд на Гидеона. Тот регистрировал какую-то пару на вселение, но, заметив нас, подмигнул мне и произнес одними губами «спасибо», когда я, чуть отстав от его матери, следовала за ней к лифтам.
Интересно, он уже догадывался о том, чем я собиралась заняться в свою же первую рабочую смену? Вероятнее всего, да. И что-то подсказывало мне, что мое занятие не увенчается успехом, однако, попытаться все равно стоило.