Для нечистой силы у Господа Бога выделена преисподняя, а у каждого дьявола свой ад со своими сковородками. Даже Вельзевулу нет туда входа. Вот так, как чёрт из табакерки, впрыгнул в жизнь Семёна дядька жены Михаил. Соблазнил жильём, заработками, охотой, рыбалкой, как змей-искуситель. В целом нормальный мужик, но ему бы не водителем работать, а вербовщиком в царской России, во времена Столыпина. Пообещав сделать вызов, накупавшись в море, дядька напоследок снова посетил племянницу. Семён проявил инициативу – затащил дядьку в гости к своим родителям. Тут уж отличился его батя Фёдор.
Угощали дядьку два дня. И хоть был он мужик крепкий насчёт выпивки, но на второй день начал отнекиваться. Но Фёдор не угомонился, стал уговаривать попробовать вина, оставшегося после свадьбы Семёна. Вино ставил ещё дед Емельян. Простояло двадцать один год. Половину столитровой бочки осилили на свадьбе, а остальное было убрано до лучших времён. Тут и соблазнил отец «змея-искусителя», мол, ты такого вина в своей жизни не пробовал, но предупредил, что вино коварное. «Змей» недолго кочевряжился и, выпив пару стаканов, заявил:
– Так, квасок… – и попробовал встать, но его повело в сторону, да так, что он ухватился за беседку.
Следующая фраза прозвучала как извинение:
– Да, квасок, который бьёт в висок.
Налили в дорогу четверть – вези на севера, а молодые приедут, привезут ещё немного. Отправили дядьку и стали ждать вызова. Он пришёл недели через три, и начались сборы в дорогу. Бедному жениться ночи мало: то рубашка коротка, то х… длинен. Продал Семён мотоцикл, благо покупатели были. Батька грошей подкинул. И выпало ехать как раз тогда, когда отдыхающие северяне возвращались из отпусков, чтобы детвора пошла в школу. Решили ехать поездом до Красноярска, а там уже пробовать сесть на самолёт. Немудрёные пожитки погрузили в контейнер. Батя привёз маленько домашнего вина (это в его понятии «маленько» – столитровую бочку засунули в контейнер). Батя дал наказ Семёну вином не увлекаться – это для дела, на магарыч. Как в воду глядел.
До Красноярска плелись трое с половиной суток: поезд петлял по всей стране, будто это не поезд, а пригородная электричка. Добрались до Красноярска и в аэропорту столкнулись с толпой норильчан – отпускников. Казалось, весь Норильск сюда переселился. Жена в шоке: застряли между небом и землёй. Сутки провели в аэропорту и взяли билет на рейс, который будет через неделю. Жена с дочкой в комнате матери и ребёнка, а Семён по аэропорту шарахается. Водился за Семёном грешок: летать боялся. Да и сейчас боится. Летал он не раз, а откуда этот страх – чёрт его знает. Хоть матерись, хоть богу молись, а лететь надо. Ходит Семён, сон не идёт. Жене о своих страхах не говорил, «понты колотил» – такой бесстрашный хлопец ей достался! Одолеваемый неприятными мыслями, пошёл Семён пивка хлебнуть. Присоединился к компании мужиков. Пиво по сравнению с крымским или новороссийским – пойло, моча мустанга. Оказалось, компания грузит самолёт Ан-2 грузопассажирский. Семён мужиков пивом угостил, объяснил ситуацию. Мужики поняли, спрашивают:
– А жена согласится в грузовом лететь?
– Она сейчас согласится лететь хоть в ступе с Бабой-ягой!
Дал мужикам задаток, чтобы те с лётчиками переговорили, а сам пошёл сдавать билеты и будить жену. Так они и попали на борт самолёта. Шабашки и авиация сбивала – заработать все хотели.
Приземлились в Алыкели. Семён, привыкший к лесам Кавказа, был поражён выжженной тундрой: газ от заводов выжег. Ветер большей частью дует со стороны плато Путорана. Поэтому вся тундра от Норильска до Дудинки загублена. Печальное зрелище. Жена была в шоке: куда ж мы заехали?!
Был конец августа. И, слава богу, было где остановиться. Приютились на первое время у дяди Миши с тётей Валей. Прибыли под вечер, как говорится, с корабля на бал. Посидели, обсудили планы. Да какие там планы: работать, работать и ещё раз работать. Дядька поинтересовался:
– А квасок привезли?
Семён ответил, что «квасок» в дороге, но о количестве умолчал.
Разница во времени – четыре часа. Поэтому Семён встал рано, ещё все спали, и отправился бродить по городу. Центр города занимали трёхэтажные здания а-ля сталинский ампир. Дворы скомпонованы так, чтобы меньше гуляла пурга. Семён обошёл город за час.
У Норильска три города спутника: Талнах, Оганер, Кайеркан. Всё вместе – Норильский промрайон. Полуостров Таймыр занимает площадь, как две Франции. Народ разношёрстный, со всего Союза. Город был закрытым, въехать можно было только по пропускам. Для людей было сделано буквально всё. Существовал институт Севера, изучавший влияние полярной ночи на человека. В каждом городе были бассейн, каток, солярии, спортзалы. На предприятиях в каждом цеху была сауна. На руднике «Таймырский» участки даже соревновались: у кого сауна и бильярдная круче. Жена до сих пор с ностальгией вспоминает Север. Продумано было всё по планировке улиц и дворов, снабжение «ленинградское», талоны были только на сигареты. Сейчас можно сказать, что жили при коммунизме, только резко его проскочили, и остаётся лишь сожалеть. Долго прожившие в Норильском промрайоне уже боялись выезжать на постоянное жительство на материк: резкая смена климата кончалась весьма плачевно.
Судьба свела Семёна с интересным человеком – Новиковым Михаилом Михайловичем. Сам он был из Курской области. Посадили его за анекдот, впаяли десятку по 58-й статье. Посадили в 1950 году, амнистировали в 1954-м. Посадили молодым парнем, и провёл он всю жизнь в Норильске. Уезжать никуда не собирался, говоря:
– Похоронят в вечной мерзлоте и пролежу тысячелетие, как мамонт.
Он действительно был как, мамонт или динозавр. Мерзлота – наилучший холодильник. По лету земля отмерзает на полметра, так что Михалыч сохранится на века.
Благодаря анекдоту и стукачам, говорил Михалыч, судьба свела его с актёром Георгием Жжёновым. После освобождения Михалыч на родину возвращаться не стал. Пока сидел, мать умерла, а комнату в коммуналке стукачи отжали. Устроился Новиков на рудник «Медвежий ручей». Начинал слесарем, дошёл до механика в гараже. Потерял четыре пальца на левой руке – отморозил в тундре. Сохранившимся большим показывал, что дела у него отлично – и этим же пальцем приглашал выпить. Несмотря на отсутствие пальцев, мастерски играл на бильярде. Равных ему не было. Играл всегда на интерес. Однако к бильярду мы ещё вернёмся.
А познакомился Семён с Михалычем при таких обстоятельствах. Устроиться сразу на подземку Семёну не удалось, и ему предложили в кадрах НГМК (Норильский горно-металлургический комбинат) поработать водителем на руднике «Медвежий ручей». С одного комбината на другой. Приехал на рудник – всё ново, незнакомо, интересно. Завгар глянул на права, на трудовую книжку. И надо же было кинуть в общую кипу документов корочки на автопогрузчик! Увидел завгар корочки, обрадовался Семёну, как родному:
– Тебя нам сам бог послал! Нам как раз нужен водитель на погрузчик, на базу «ВВ» (взрывчатых веществ). А в нагрузку ЗИЛа 131-го будешь кладовщиц и стропальщиков возить.
Ну что ж, будем возить, где наша не пропадала! Семён согласился, не подозревая, какую свинью ему подкладывают. Восемнадцатого сентября он первый раз выехал на линию. Эту дату никогда не забудет: во-первых, у бати день рождения; во-вторых, была пурга страшенная, в десяти метрах ни хрена не видно; в-третьих – серпантин. ЗИЛок, слава богу, не сильно убитый. По тем временам Семён не дюже верующий был, но после этого рейса в Бога уверовал. Сам-то хрен с ним, но позади, в кунге[13] шесть человек плюс будущий начальник. Куда ехать, чёрт его знает. Сказали, с правой стороны указатель на базу будет. Хоть бы кто из мужиков в кабину сел в качестве штурмана.
Эта дорога показалась вечностью: ничего не видно. Хорошо ещё, что пристроился за БЕЛАЗом – эту дур-машину из виду не потеряешь. Пока ехал, два раза чуть в отвал не ушёл. Проклял всё и вся, пока доехал до указателя, весь в поту. От указателя только стрелка из снега торчит, слава богу, не проехал. Прибыли.
Хорошо, в этот день погрузки машин не было. Познакомился со стропалями, с начальником – весьма своеобразным человеком. Пошёл смотреть технику и ахнул: техника убитая насмерть, постройки со времён царя Гороха. Глянул Семён на технику и ошалел: всё на соплях, на проволочках, хомутах. Пошёл к начальнику, попросил лист бумаги, а тот смеётся:
– За последние три месяца ты – пятый. Двое сразу заявления написали, а двое других проволоками подвязывали. Что, тоже заявление писать будешь?
Семён тоже засмеялся:
– Да нет, я вас расстрою: буду писать список запчастей, озадачу завгара.
Появился в обед с исписанным листком, показал начальнику базы взрывчатых веществ Андреевичу. Тот почесал в затылке и указал на телефон: мол, пробуй, злодействуй. Созвонился с завгаром и начал читать, что требуется для ремонта. На второй минуте завгар его прервал:
– Знаешь, гони этот чермет в гараж. А если по дороге он у тебя в отвал свалится, никто жалеть не будет. Ты меня понял?
На следующий день, доставив людей на базу, Семён завёл технику и погнал вниз. Слово «погнал» тут не подходит – пополз: тормозов нет, коробку передач выбивает каждые двести-триста метров. До начала серпантина всё ещё шло более-менее терпимо. Семён уже привык к скрежету коробки, хотя и морщился, как от зубной боли. С горем пополам коробка включалась. Хорошо, пурга утихла, и видимость была отличная.
Всё началось на серпантине. Перед последним спуском он решил перейти на первую передачу. Остался затяжной спуск непосредственно перед гаражом. И началось! Передачу выбило, и включить уже не получалось. Понесло по спуску – техника скользила, что чугунный утюг. Поднимавшиеся вверх машины тормозили и ждали, чем закончится это скольжение. Сколько раз повернуло погрузчик вокруг своей оси, Семён не знал. Потянул ручник до последнего щелчка, открыл дверцу и приготовился прыгать, если поднесёт близко к отвалу. Лететь вниз порядка сорока метров. Оттуда не одну машину достали. Спустился. Трясущимися руками воткнул передачу и доехал до гаража. В гараже нос к носу столкнулся с завгаром и механиком. Механик мотнул головой в сторону своего кабинета: заходи. Зашли. Механик достал из шкафа бутылку, разлил по стаканам и произнёс:
– Меня Михалыч зовут. Пей!
Семён залпом опрокинул стакан: дыхание перехватило, запил из графина – там тоже спирт! Михалыч засмеялся, сунул яблоко – закусывай. Сели. Закурили.
– Что же ты не прыгал? Он трижды списанный! Тебе было сказано, если что, то погрузчик в отвал. Дам запчасти, ремонтируй. – Налил ещё: – Пей и домой!
За неделю Семён привёл технику в порядок, перезнакомился с водилами, слесарями. В скором времени получили комнату в семейном общежитии. Пришёл контейнер, и жизнь начала налаживаться. Семён притащил вина на работу, угостил коллектив (предусмотрел ведь отец!).
На погрузчике Семёну работать не впервой, но вот груз – взрывчатка. Поначалу боялся лишний раз качнуть контейнер. Стропаля психуют, мёрзнут, матерят почём зря Семёна с его осторожностью. Говорили: прислали «сыкло»! Был у них водитель, за полтора часа шесть машин обслуживал. Объяснили, что от удара взрывчатка не рванёт. Значит, не рванёт? Ну, держитесь! Показал им класс: шесть машин за час! Не успевали лестницы переставлять от машин к площадкам с контейнерами. У Семёна стало появляться свободное время, и стропальщики успокоились.
Рудник «Медвежий ручей» – один из старейших, разработка велась открытым способом. Глубина около километра, а сейчас, видимо, и до полутора доходит. Рвали скальный грунт селитрой. Бурили скважины в шахматном порядке, потом заходила специализированная машина, плавила селитру и заливала эту массу в скважины. Подрывники кидали в скважины детонаторы с проводами, всё соединялось, и происходил подрыв. Техника перегонялась под другой борт карьера, звучала сирена и рвали.
Семёна съедало любопытство, хотелось глянуть на это зрелище. Как говорится, любопытство кошку сгубило, а удовлетворённое любопытство её воскресило. Подрыв происходил один раз в неделю. О нём заранее знал весь рудник. Нормальные люди держались подальше, а Семёна понесло посмотреть. Оставив ЗИЛок в ста метрах от края карьера, Семён подошёл поближе. Прозвучала сирена, и через пару минут земля вздрогнула, как при землетрясении: клубы дыма, град камней и страшный грохот. Семён метнулся к машине уносить ноги и дурную голову – напугало здорово.
Сейчас вручают премию Дарвина за нелепую смерть, у него был шанс стать номинантом этой премии. Потом он по пьяни рассказал об этом Михалычу, тот бросил фразу:
– У дураков, как ни странно, желания совпадают. Я тоже смотрел. Ты уехал, а я бежал. Не одни мы с тобой такие любопытные. И завгар наш тоже совался, ему булыжником крышу на «Жигулях» пробило. А шефу твоему, Андреевичу, ключицу поломало. Так что мы с тобой лёгким испугом отделались. У нас на руднике можно целый Клуб Любопытных открывать.
Сводила жизнь Михалыча с разными людьми. О зоне он не особенно распространялся. Говорил:
– Кто сидел по-крупному и за дело, даже по синьке об этом болтать не будет. Это только шелупонь, которая год-полтора отсидела, в компаниях понты колотит. Таких не бойся. Если что, бей самого наглого, остальные утихомирятся и зауважают.
Следовал Семён советам старика. В карты играть не совался, а бильярдом увлёкся, благо учитель был великолепный. Главный урок заключался в принципе: никогда не лезь в игру пьяным. Можно выпить граммов сто для куража. Без куража хорошей игры не будет. Объяснил, как выстроить игру, что главное – глазомер и знание геометрии. Многим тонкостям он научил Семёна. В один из вечеров Михалыч выдал:
– Кончай дурака валять! На следующий год поступай на заочный, иначе всю жизнь будешь баранку крутить и по смотровым ямам лазить.
Семён засомневался: мол, армия, да столько времени прошло после школы, что подзабыл. Работа, семья, какая уж тут учёба. Михалыч обнадёжил:
– В техникуме у меня старый кореш, вместе сидели. Так что не переживай. А что забыл, вспомнишь!
Было у него ещё одно увлечение – делал он замки, и замки были с секретом, не каждый домушник откроет. Дома у Михалыча был музей замков. Уезжал он в отпуск, отдыхал и заодно искал новые экземпляры для своей коллекции. Жена его умерла, трое детей на материке по стране раскиданы. Раз в неделю приходила соседка, мыла полы. Пыль не вытирала, этим занимался хозяин. Замки занимали всё свободное место в доме. У каждого замка была своя история. Кроме замков, была у него коллекция карманных часов, и многие в отличном состоянии. На маленькой кухонке соорудил верстак и копался с металлом, если не играл в бильярд. Выигрыши тратил на свои коллекции. Он признавался Семёну:
– Если бы не замки и часы, спился бы к чертям собачьим. Боюсь, после моей смерти сыновья распродадут моё богатство.
Управлялся Михалыч со всем хозяйством одной рукой. Заготовки к замкам помогал ему делать Семён, а потом Михалыч колдовал над очередным «шедевром». Сталь закалял так, что ножовка по металлу скользила по дужке замка, не оставляя следа. Только болгаркой можно было осилить изделие Михалыча. Колдовал он и на работе – предлагал новшества, получал патенты на изобретения. Он давно был на пенсии, но продолжал работать. Говорил:
– Только работой и живу, привычка. Перестану работать – помру.
Он научил Семёна разбираться в марках стали, закалять сталь.
Не прошло и года, Семёну предоставили квартиру в Талнахе. И тут, наверное, не обошлось без участия Михалыча. Хоть и на девятом этаже, зато своя квартира, о чём и мечтали молодые. Праздновали новоселье. Михалыч толкнул Семёна в бок:
– Знаю, хочешь на подземку. Корешей у меня много, помогут, только за учёбу не забывай!
Оказалось, не такая уж дурная память, чтобы забыть школьную программу. Помогла протекция Михалыча. И на подземку помог перейти, и пошло, и поехало: работа, сессия, гулянки, а тут вторая дочь родилась. Дурное дело нехитрое. Полярная ночь длинная, чем ещё заняться, вот и настрогали. Хотел Семён сына, но снова дочка, куда денешься – судьба такая. Да и что на судьбу жаловаться, жить надо, работать.
Земля у нас богатая, но главное богатство России – люди. Север шуток не любит: приходит весна и появляются «подснежники». Да не такие, как в средней полосе: вытаивают из-под снега трупы. Талнах и городом-то с трудом назовёшь, так что десяток тел уже много. В основном гибли по пьяни. Нажрётся мужик до поросячьего визга, и если милиция не подберёт, то хана мужику. Идёт человек по дороге, не голосует. Обязательно притормозит машина, абсолютно чужие люди предложат подвезти. Попадал в такие ситуации и Семён. Возвращался из гостей пьяненький. Пройти недалеко, метров семьсот. Тормозит милицейский УАЗик:
– Садись, земляк, подвезём! – крикнул сержант.
У Семёна мелькнула мысль: «Ну всё, попал! На работу сообщат!» Деваться некуда, сел. Сержант спросил адрес, и довезли к самому подъезду. Совал Семён бутылку – не взяли, чем вогнали его в изумление. На Кубани в вытрезвитель точно бы увезли. Вроде советская милиция, а ведёт себя как-то странно. На праздники: День шахтёра, День металлурга от администрации поступило указание – пьяных не брать, если не дебоширят и пластом на земле не валяются. И бродили в четырёх городах пьяные мужики: попробуй разбери, кто из них шахтёр, кто металлург. Вели себя нормально. Были, конечно, уроды, да тех сами угоманивали.
Неоднократно наблюдал Семён следующую картину. Зима, остановка. Из автобуса вываливается мертвецки пьяное тело и начинает моститься на лавке. Подходит следующий автобус, выходят только женщины. Посмотрят на тело, поматерят его, точнее, предстоящую работу, и вдвоём или втроём цепляют бездыханного и тянут в подъезд к батарее. Если в течение получаса автобус не появлялся, то Семён звал соседа и они проделывали ту же операцию. Водка и мороз – страшная сила.
Другая беда пришла, откуда не ждали, и эту беду люди организовали себе сами. Увезти собаку самолётом несколько проблематично: надо получить справку от ветеринара и заплатить за вес животного и дополнительный билет. Но то ли народ жадный, то ли безжалостность толкала людей на предательство. Самое главное – сам человек страдал от своей жадности. Бросали собак. На что надеялись, не понятно. Что мороз поубивает животных? Да не тут-то было. Дома в Норильске строились на сваях, коммуникации проходили под зданиями, в коробах труба холодной воды шла рядом с трубой горячей. Вот стаи и обосновывались под зданиями. Зима в Норильске девять месяцев – приспособились; плодились и размножались.
Помесь в породах была необычайная. Главное, бросали и собак бойцовских пород. Бультерьеры, стаффордширские терьеры – вот от них пошла смесь бульдога с носорогом. Началось с малого: вначале просто покусывали людей, пробовали на вкус. А затем стаи начали наглеть. Волк человека и огня боится, а собаке огонь привычен, да и вкусна им показалась человеческая плоть. Вначале грешили на волков, а потом разобрались.
У Семёна и его соседа Петра был выходной день. Пока жёны на работе, а дети в садике, решили мужики побаловаться водочкой. Побаловались, потом ещё. За этим занятием их и застали жёны. Бабы белее снега, детвора плачет. Дублёнки на женах разорваны в клочья. Оказывается, вышли жёны из садика и нарвались на стаю собак. Те принялись за женщин. Прикрывая собой детей, женщины прижались к стене. И неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы на выручку не подоспели мужики, забиравшие детвору. Собак отогнали. Те дублёнки разорвали, но до тела не добрались. Семён сразу полез в сейф за ружьём, Пётр побежал за своим. Расспросив, под какой дом забилась стая, мужики отправились мстить. Не прошло пяти минут, раздались выстрелы, визги, маты, а потом звук милицейской сирены. Прибывший наряд разоружил мстителей и увёз их в отдел. Мужики уж думали, что придётся ночевать в отделе. Нет, взяли с них объяснения и с миром отпустили домой, а за ружьями велели прийти к участковому через пару дней. После этого случая за собак взялась администрация, и стаи извели под корень.
Другой напастью стал спирт «Рояль» и другие суррогаты. Больницы были переполнены отравленными. Приводились данные, что по стране от поддельной водки умер город в пятьдесят тысяч человек. И снега, снега. И губили людей, и спасали.
Компания мужиков на восьмом этаже играла в карты и употребляла её, родимую. Игра шла своим чередом. Раздался звонок в дверь. Открыли. В дверях стоял один из игравших. У него поинтересовались, куда он ходил и почему раздетый. Тут Жека заявляет, что он с балкона выпал. Хор голосов:
– Заливаешь! – и это слово было самым мягким среди других эпитетов.
Жека махнул рюмку и говорит:
– Спорим на ящик коньяка, что я сейчас снова сигану!
Слово за слово – дело пьяное, заспорили. Ну и что? Сиганул, парашютист хренов. На этот раз не так удачно – поломал рёбра и руку. Медики смеялись:
– Мужики, вы что, дети малые? То лампочки в рот суёте, то с восьмого этажа сигаете!
Если бы не синька и не сугробы до второго этажа, не было бы Жеки. Бывало, и обмораживались конкретно, и опять по пьянке.
Напротив девятиэтажки Семёна, через дорогу, располагался посёлок геологов. Это было нагромождение балков. С них начинался Талнах. Балок – это вагончик на санях. Соединяли их дощатыми коридорчиками и отапливали электричеством. От этого они и горели. Не было года, чтобы там не загоралось. В один год посёлок выгорел без остатка. Да и сам пятый микрорайон был расположен по-дурному. Построили его на месте зоновского кладбища. Когда бурили скважины под сваи, из-под бура летели человеческие кости.
Каждые полгода на рудниках читали лекции по туберкулёзу и по оказанию первой медицинской помощи. Медики сами признавали тот факт, что лучше всего лёгкие очищает кружка-другая пива. Медичка тут же спохватывалась и добавляла:
– Но вы же этим не удовлетворяетесь?! У меня самой муж работает на «Октябрьском».
Всех, кто ростом выше 180 сантиметров, предупреждали – берегитесь троллей[14], 380 вольт. Несмотря на предупреждение, Семён дважды попадал под удар током. Ощущение не из приятных. Мышцы сокращаются, и человек падает на задницу. Сидит минут пять-семь, и ко всему этому усыкается. Так что, под удар лучше не попадать.
Электричество было повсюду, особенно статическое и особенно во время северного сияния. Северное сияние – зрелище красивое, завораживающее. Можно смотреть бесконечно. Но когда начинаешь подносить руку к выключателю, между ним и пальцем проскакивает дуга. В темноте её хорошо видно и чувствуется. Семён, чтобы не страдать от этих ударов, достал и установил звуковое реле. Первое время дети развлекались, бегая по квартире и хлопая в ладоши.
Жена с детьми улетела на Кубань, полярный день в самом разгаре, с сигаретами напряг – по талонам, и тут приходит посылка от бати: ящик, набитый листьями табака. Семён почувствовал себя богатейшим человеком. Сигареты по талонам выдавали, но это была капля в море. На подземке курить строго запрещено, но курили все и курили всё. Курили «Приму» – кинул в воду и от неё ничего не осталось. Семён сшил себе кисет и чувствовал себя кумом королю. Запах ароматного, крепкого табака распространялся по всему подземному проезду, и мужики по запаху определяли, где машина Семёна, хоть на машине были выключены фары. Так батя и обеспечивал табаком, пока не наладились поставки сигарет.
Раньше я уже писал, как Семён с другом перебрались на другую машину, кровлеуборочную. Обучались и сплавлялись по Енисею. Машине и друзьям нашлась работа на поверхности. В начале лета машина перегонялась на рудник «Октябрьский». Там находилась грузовая клеть. Машина поднималась на поверхность, и начиналась свистопляска. Машина была оборудована отвалом и выдвижной стрелой. Стрела выдвигалась на высоту четырёхэтажного дома. От организации Талнахспецшахтремонт (ТСШРТ) выделялись женщины-штукатуры и маляры. И начинался ремонт фасадов. Ремонт продолжался круглосуточно – нужно было отремонтировать здания четырёх рудников. И всякий раз попадались новые женщины, поэтому каждый раз приходилось обучать новую группу, как пользоваться люлькой. Поначалу бабы боялись, визжали, матюкались на все лады, но постепенно осваивались. Работа налаживалась. Семён только успевал переставлять машину, загружать в бадьи раствор. В течение смены приходил черёд матюкаться Семёну или его напарнику Теймуразу. Начальство уезжало по домам или спускалось под землю, и бабы, недавно визжавшие на уровне второго этажа, на четвёртом этаже отстёгивали монтажные пояса и лезли на край люльки, чтобы дотянуться до края и лишний раз не переставлять машину. Работали, как сумасшедшие. А когда дело доходило до покраски, случались казусы. Если не хватало растворителя, орали: