Женитьба – дело сложное и тонкое. Кто-то женится по любви, кто-то по расчёту, ну а кто-то по залёту, как говорил потом Семён. Изделие № 2[8] кардинально изменило его жизнь. Вот так чей-то брак на работе приводит к другому браку. Как говорится в известной шутке, хорошее дело браком не назовут. А может, будущая супруга булавкой поработала, это тоже не исключено. На женщинах столько булавок и заколок! Женщин Семён подразделял на три категории: красивых в одежде, без одежды и «столько не выпьешь».
Все действия этого рассказа происходили во времена «царствования» Михаила «Меченого»[9], когда одна из советских участниц ляпнула во время телемоста Ленинград – Бостон, что «в СССР секса нет». Ну а мы, мужики, доказывали противоположное: «нет женщин не дающих, есть мужики плохо просящие». Ладно, об этом позже.
Армия угробила первую специальность Семёна. Дал он подписку о невыезде и о неразглашении, а болтаться в каботаже[10] не захотел. На первой специальности был поставлен большущий крест. Погулял дней десять после армии, съездил в пароходство. Перед ним встал выбор: сельхозтехника, то есть конвейер; сборка двигателей или консервный комбинат; транспортный цех.
Устроился на комбинат, в транспортный цех. Руководил транспортным цехом Чуприна Виктор Николаевич. Начинал он с самых низов, знал все тонкости работы. Было ему в то время около сорока лет. Мужик здоровый, рост два метра с копейками.
Кадры подбирал в свой коллектив своеобразно. Когда Семёна из отдела кадров послали на собеседование с будущим начальником, он не подозревал, что его ожидает. А собеседование заключалось в следующем: задавался первый вопрос «Есть ли спортивный разряд?». Разряд по шахматам не подходил. А потом следовало испытание. Около цеха лежал двухметровый кусок рельса, один метр которого весил шестьдесят килограммов. И Семёну было сказано:
– Видишь, парень, пилораму? Так вот, отнеси эту хреновину к этому зданию.
Семён взвалил эту «хреновину» на плечо, нашёл центр тяжести и понёс. Шёл, матюкался, но нёс. Донёс, сбросил и крикнул:
– Обратно нести или нет?
Обратно «хреновину» нести не пришлось. И будущий шеф отправил в кадры:
– Иди, проходи медкомиссию! – и добавил: – Хотя на кой чёрт она тебе нужна?! Если не будешь водку без меры жрать, то сработаемся.
Был Николаевич председателем общества трезвости – на лацкане пиджака красовался значок общества.
Стояли времена дурные, но весёлые. Молодость и дурь лезли во все щели. Ну да ладно. Оказывается, рельсу нужно было просто поднять. На весь этот цирк вышли посмотреть две бригады. Как раз шла пересменка.
Попал Семён в бригаду Кости Лавринтиади, подпольная кличка «Пендос», ростика небольшого, возраста предпенсионного, характера скверного. По утрам вечно орущего, не отходчивого, пронырливого и пробивавшего хорошие наряды. Зарплата по советским временам была отличная – двести семьдесят, триста руб лей.
Пришла пора объяснить, кто такие эти транспортники, с чем их едят и чем запивают. В порту уважаемые люди – докеры, а на комбинате – транспортники, то есть грузчики.
Один критик достал Бернарда Шоу угрозами, что из-за своих произведений он попадёт прямиком в ад. На что тот ответил:
– И рай, и ад имеют свои преимущества. В раю чудесный климат, а в аду – изысканное общество.
Семён прислушался к классику. Коллектив подобрался спаянный и споенный. Чтобы работать в нём, надо было обладать крепким здоровьем. Вот Николаевич и производил своеобразный отбор. Почти как по Дарвину: слабые, проработав неделю или дней десять, увольнялись, слабейшие отмирали. Дней пять у Семёна ломило спину, гудели мышцы, как после тренировки. Влился Семён в бригаду, поставил «вступительные», и потекла жизнь своим чередом. Народ в бригаде был интересный, интернациональный, и почти все, кроме стариков, имели высшее образование.
Самым ярким в этой бригаде был Саня Харлов. Роста был гренадёрского, немного полноват, но силы неимоверной: прокат в палец толщиной завязывал в узел, гвоздь-стопятидесятку голой рукой забивал в доску и пальцами его вытаскивал. Был Саня инженером-нефтяником, а стал транспортником. Семён был в восторге от такого напарника. Взял Саня шефство над новеньким. Через месяц Семён швырял двадцатикилограммовые коробки, что баскетбольные мячи, а подвыпивший Саня грохотал:
– Моя школа! Мне бы такого зятя!
Была у Сани семья да распалась. Был у него один небольшой недостаток, но не он в том виноват – природа. Наградила она Саню и ростом, и силой. Голосом он обладал протодиаконовским и гривой такой же. Ему бы в церкви певчим быть, так свечи бы дрожали и тухли. Бабы липли на Саню, что пчёлы на мёд. Нравом он был кротким, добряк. Орал только на начальство, но так, что те обмирали. Не дурак был и выпить. Чуприна только умолял его:
– Саня, я тебя знаю, весь комбинат тебя знает, но эти придурки, командированные со всей страны, не знают, куда лезут. Не зашиби кого-нибудь! Будешь бить, так бей в полсилы.
Саня хохотал:
– Николаевич, да упаси бог, я же никого не трогаю!
Тут уж ржала вся бригада. Уж они-то знали, что в прошлый сезон он двух придурков через забор выкинул. Николаевич продолжал инструктаж, уже для бригады:
– Будут к Сане лезть, так вы, хлопцы, бейте сами, но по уму! Это я для Семёна говорю, а он на девок уставился! Слышишь, Семён! Вот уж пара в бригаде!
Бригада опять издевательски ржала. Ну так вот, о небольшом недостатке: храпел Шурик. Так храпел, будто под окном пускач на тракторе запускают – стёкла вибрировали, ей-богу! Не выдержала жена Харлова, забрала шестилетнюю дочь и ушла к матери.
В смену с двенадцати ночи до восьми утра иногда случались простои часа по три-четыре. Бригада укладывалась спать. Кто успевал, занимал лавки, столы, а оставшиеся мостились на полу. Заносились камышовые маты, стелились в два-три слоя – благо склад был рядом с цехом. Саня мостил отдельно от всех. Вынимал из нагрудного кармана беруши и кидал на стол, мол, разбирайте. Вставал в дверном проёме, заполняя его почти полностью, и басил:
– Вам час! Я в комнату мастеров. Вернусь, кто не уснул – я не виноват!
Уходил, чтобы через час вернуться. И горе тому, кто ещё не уснул: приходилось подниматься, собирать свои манатки и перебираться в раздевалку, где по зимнему времени было холодновато.
Подросла у Сани дочка, а тут Семён нарисовался на горизонте. Приезжала дочка к отцу на лето, приглянулся ей Семён. И завёлся Шурик:
– Глянь, Семён, какая дивчина, каких славных внуков настрогаете! Хлопцы будут крепкие, ну а девки гарные, як дочка! Я вам и полдома выделю!
Он даже попёрся к отцу Семёна, Фёдору: давай, мол, обженим детей. Фёдор смеялся. Выпили они вина, но батя Семёна упёрся:
– Хай Сёмка нагуляется, а то ничего доброго из этой затеи не выйдет. Загуляет от твоей дочки, а ты его покалечишь! Хай гуляет! Я должен к тебе идти с таким разговором.
Семёна при этом разговоре не было, по девкам шлялся. И не подозревал, что его чуть не женили.
Бригада «пахала». Именно пахала – отдыха им не было, только вагоны отлетали. На обработку одного вагона отводилось четыре часа. Так звено из шести человек обрабатывало вагон за полтора. И доигрались. Пришла комиссия и сделала фотосъёмку рабочего дня. Захотели срезать расценки, но начальник отстоял – пашут, так платите!
Дело было летом. Чуприна завёл комиссию в вагон и закрыл их. Так те через пять минут взвыли – дышать нечем! Выпустили их растрёпанных, мокрых от пота, а Чуприна им:
– Вы просто стояли, а они работают! Коробки по двадцать килограммов летают под потолок вагона, как мячи.
Комиссии крыть было нечем, отстали. Да и профком на защиту встал – не трогайте транспортников! Много дыр на комбинате и все транспортниками затыкали. По всем цехам на погрузчиках «летали». В сезон с мая по ноябрь пригоняли до пяти тысяч командировочных со всего Союза. Жили они в школах, спортзалах – всем находилось место. А работы было выше крыши.
Послали Семёна в секцию на разгрузку машин, дали в помощь студентку. Прыгает, словно козочка, с машины на машину. Между делом договорились на дискотеку вместе пойти. Студентка зацепила сетки на машине и спрыгнула вниз, как раз под сетки. Семён в этот момент отъезжал назад и почувствовал, что задние колёса оторвались от земли. Ещё секунда и сетки раздавят девчонку. Он крикнул, чтобы она бежала, дёрнулся ещё раз и почувствовал, как погрузчик заваливается вперёд. Студентка успела отскочить. Прыгал Семён в левую сторону. Левая нога вышла, а правую зажал вылетевший из-под сиденья аккумулятор. И завис Семён вниз головой. Мышцы на правой ноге разрубило, да вдобавок и электролитом заливает. Как встал, как в горячке в триста пятьдесят килограммов аккумулятор оттолкнул, и как прыгал под пожарный гидрант, Семён почти не помнил. Пока лежал на больничной койке, девчонка ходила его проведывать. Ну и допроведывалась. Даже не состоявшиеся танцы иногда кончаются постелью. И пришлось Семёну, как порядочному мужчине, жениться. Не захотел в зятья к наставнику, а женился. Родилась дочка. Семён за дочку проставился. Добрый магарыч поставил.
Пришло время рассказать ещё об одном члене бригады, очень примечательном. Высокий, худощавый, усатый, довольно симпатичный, лет тридцати семи, два высших образования. Знал три иностранных языка, один из них – фарси. Холостой. Кроткий, как овечка. Не пивший, не куривший, никогда не матерившийся. Можно было бы ещё долго перечислять добродетели, которыми обладал сын татарского народа, доселе здравствующий Ришат. Ну, истинно правоверный. Пришёл он в бригаду после Семёна. Ранее не употреблявший алкоголь и всегда отказывавшийся от рюмки, Ришат был напоен и окосел от стакана вина. И тут его понесло!
Выяснилось, что ко всем этим добродетелям он обладал малюсеньким, но в то же время очень значительным «недостатком» – он был девственником. Проболтавшийся о том Ришат был обескуражен потоком предложений – познакомить его с доступным женским полом. Протрезвев, он зарёкся выпивать. Заявил, что по Корану можно капнуть каплю вина в чашу с водой и быть от этого пьяным.
Бригада озадачилась проблемой татарина: он был ужасно робким с женским полом. На это благое дело скинулась вся бригада. В одной из секций работала великая мастерица по части секса. Вникнув в суть проблемы, от денег она отказалась, проявила инициативу в решении, и поход в ресторан приняла благосклонно. И настал день! Встретившись с мастерицей, потребовали от неё отчёта. И она поведала, что Ришат – галантный кавалер с замашками из прошлого века. В ресторане ухаживал, вёл себя безупречно, не пил.
Но когда перебрались к ней домой, всё пошло не так, как она рассчитывала. Два часа он читал стихи. А когда она решила взять инициативу в свои руки и ускорить процесс, он вырвался и убежал в одних трусах. Она со смехом вернула «трофеи» – штаны несостоявшегося любовника.
Так и прожил Ришат девственником. Бригада успокоилась. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Проработал Ришат в цеху до самой пенсии.
Везли на комбинат всё, включая уголь и дрова. Лесной склад был рядом с транспортным. Как туда попала ёмкость – цистерна на четыре куба из нержавейки, никто не знал. Идея пришла Харлову: такая хорошая вещь, а пустая! Была осень. На комбинат возили виноградное сусло. Его уваривали до 70 % и закатывали в здоровенные банки. Виновозника долго уговаривать не пришлось – водителю всё равно, куда сливать, главное, в очереди стоять не надо. Залили цистерну, добавили сахар, и процесс пошёл. Через две недели продегустировали молодое вино. Получился весьма недурной напиток.
Три месяца цех ходил подшофе, а начальство голову ломало: с территории никто не уходит, с собой не приносит (проверяли сумки), а работают слегка пьяные – где берут? Искали долго… и нашли. Говорили, что слили, но мужики сомневались, что тонна такого добра ушла в землю.
Ладно, транспортники винище хлестали, было и другое средство массового поражения – «флокс». Не те цветочки, что на клумбах, а вещь более жестокая и страшная. Было это производное лака, воды, соли и уксуса, и вонял «флокс» на километр. Ни один сезон не обходился, чтобы этим «флоксом» не травились три-четыре человека. Половина умирала, выжившая половина слепла. Как не боролась администрация с «флоксом», он всё равно процветал и брал свои жертвы. Гибли от этой заразы в основном командировочные.
Территория комбината была огромной. Там, где сейчас находится микрорайон «Платан», располагался стеклотарный склад. Ненавидели эту работу транспортники: в лабиринтах стеклотарного можно было заблудиться. От пирамид банок отражались лучи солнца, слепили водителей «ГАЗонов» и погрузчиков. Бывали случаи – врезались в пирамиды. Бою, звону, мату… и оставался водитель на смену, а то и полторы разгребать то, что осталось от пирамиды. Если транспортник, то бригада придёт на помощь, гуртом разгребут. А шофёру из гаража приходилось действовать в одиночку.
Рядом находился материальный склад. Вот туда и попали Семён с Харловым. Кидали мешки с сахаром на поддоны. На погрузчике работал дядя Петя Харченко, мужик предпенсионного возраста. Работали быстро, слажено – три машины не успевали отвозить. Кладовщик доволен, дело движется. Раздобрился кладовщик, спиртика принёс. Хлопнули спирта, и понеслась работа дальше, даже на обед не пошли. В конце смены кладовщик подсчитал и говорит:
– Мужики, вы здесь наворотили по семьдесят тонн на человека, это рекорд! Такого ещё не бывало.
Позвонил Чуприне, рассказал о рекорде. За начальством не заржавело – выписал премию:
– Смотрите, мужики, не всю премию в ресторане оставьте. Завтра ваша бригада в колхоз едет.
По советским временам все предприятия ездили и на сапанку[11], и на уборку. Когда ехали транспортники, к ним прибивались люди и с других цехов. Знали, что после работы те поедут купаться на водохранилище, и купание будет с продолжением. Раз в месяц выпадала цеху поездка в колхоз. Перед проходной стоял автобус «ЛИАЗ», собирался народ, грузили две молочные фляги: одну полную, другую пустую. Заезжали на родник, заполняли пустую флягу водой, и ехали на поле. Перед началом ряда подходили к первой фляге и старший отпускал всем по кружке вина. Флягу переносили на середину рядов. Доходили до середины, причащались, и флягу уносили в конец рядов. Процедура повторялась.
Потом ехали на водохранилище, дербанили раков. Пока часть народа занималась раками, другие начинали кипятить воду во фляге. Возвращался автобус с гонцами, и начинался пикник. Купались, ели раков. Женский пол, поехавший с транспортниками, знал, что не будет обойдён вниманием. Парочки расходились по кустам собирать «ползуниху». Секс на комбинате процветал, смешанный коллектив способствовал этому. В вечерние и ночные смены все укромные места были заняты. Залазили даже на крыши цехов. Да что там крыши! Около цеха стояли два паровоза ещё дореволюционной постройки, и туда лезли.
Но были два «кайфоломщика»: участковый Железный и охранник Адольфыч. Охраннику постоянно «прилетало»: совал свой нос в самый неподходящий момент. Семён сам дважды подносил ему, но Адольфыч был неугомонным и, наверное, извращенцем – били его за это неоднократно. Участковый рыскал по территории, что волк, ну и нарывался на парочки. Искал он несунов, но чаще мешал парам. Железный переодевался в спецовку и под видом рабочего шарахался по территории. Местные узнавали его фигуру за версту, а командированные попадались. Над участковым подсмеивались, транспортники открыто издевались. Не дурак он был и выпить, а если перебирал, то закрывался на опорном пункте. Когда приходила очередь транспортников идти на ДНД[12], для участкового наступал чёрный день. Весь инструктаж сводился к просьбе дружинникам:
– Ради бога, не бейте командированных, я же знаю, вы сейчас разбредётесь по женским общагам. Сдадите повязки после дежурства.
Дружинники доходили до женского общежития и исчезали. Заранее договорившись с девчатами, несли с собой спиртное, хотя девки сами готовились к встрече. Но бывало, что шло не по плану.
Однажды с ними увязался парторг цеха Николай. Пока шла пьянка, Коля поддерживал все тосты. Дело продвигалось к кульминации, и тут произошла заковыка. Пьяный парторг заявил:
– Я своей жене никогда не изменял и изменять не буду, – и удалился из комнаты.
Одна дивчина осталась без пары. А тут и началось. Свет выключили, дело продвигается, а она свет включает. Так продолжалось раз пять. У всех настроение пропало. Хлопцы вышли на улицу. Николай с невозмутимым видом сидел, курил. Ему популярно объяснили, что он чудак на букву «м». Наутро Коля объяснял Чуприне, что он отбился от группы и ему «прилетело» от неизвестных. Над фразой Чуприны: «Не отрывайся от коллектива, Николай» бригада ржала, как табун жеребцов. Над Колей прикалывался весь цех. Довели мужика – уволился из цеха, а потом и с комбината.
Вскоре приехал дядька жены Семёна из Норильска. Было застолье, и, поглядев на скитания молодых по квартирам, он предложил:
– Бросайте Кубань и поехали в Норильск! Вызов я вам сделаю. Через год квартиру получите. И заработок у Семёна будет больше.
Соблазнил молодых, старый чёрт, и понесло Семёна по Красноярскому краю.