– Уходи от него, Лера! Разве так можно жить?!
Подруга, с которой Валерия дружила с третьего класса, смотрела на нее со скорбным осуждением. Она не жалела ее – нет. Почему она должна была ее жалеть? Что такое с ней случилось? Безнадежно заболела, слегла, по миру пошла с котомкой, ни кола ни двора разве нет? На работу не берут? Или проказа поразила лучшую подругу в ее младые двадцать семь лет?
НЕТ! Ничего такого с ней не случилось, за что следовало бы пожалеть и пригреть на груди несчастную. Все у нее и при ней было. И здоровьем отменным бог наградил, и деньги какие-никакие, но всегда водились. И квартирка имеется однокомнатная. Своя собственная квартирка, между прочим. Ни в каких залогах у банка не находится или у иных прочих кредиторов. Без работы сейчас? Так потому, что не хочет работать. Захотела бы, сразу взяли. С руками бы оторвали. У нее вот лично до сих пор о Лерке справляются, потому что такое бесподобное знание трех языков иностранных не каждому дано. Что еще? Ах, о красоте позабыли! Да, не модель. Но и не уродина. Далеко не уродина. Очень мила, подвижна, ладно скроена. Кожа такая, что хоть в рекламный ролик запускай про крем с этим, как его, коллагеном, во. Глазищи необыкновенные. Чего еще надо для счастья?
– Любви тебе надо, милая?! – зашипела подруга. – Ах, любви!
– Да, любви, и что такого?! – огрызнулась Валерия.
Она приехала к Катьке только потому, что та позвонила ей именно отсюда. Старый бабкин дом хоть и трещал по ночам, и кряхтел надсадно в ураганы, и протекала иногда крыша в проливные дожди, но простоять мог еще лет сто точно. И летом в нем было прохладно, а зимой тепло. И камин Катькин муж рукодельный смастерил им в кухне такой красотищи, что возле него сидел бы и сидел, и не уходил никуда. Они даже в нем на углях шашлыки ухитрялись жарить зимними метельными субботними вечерами.
А еще в доме была огромная русская печка, на которой они все лечили свои ангины и простуды. Большие по деревенским меркам окна с красивыми резными наличниками. Пол был из некрашеных досок, которые все тот же Катькин муж зачистил до блеска, покрыл лаком и застелил красивым лохматым ковром ручной работы. Два кресла плетеных поставил возле камина, столик между ними. А еще он сделал широченные подоконники из искусственного камня. И девчонки очень любили сидеть на них, свесив ноги в сад.
Катька позвонила и сказала, что она на даче, так теперь именовался старый бабкин дом. И Лера моментально собралась, наврав домработнице про тренировку и что-то еще. Приехала, напилась кофе, нажаловалась, искренне надеясь на понимание. А в ответ…
– Если хотела любви, выходила бы замуж за Овчарова, – достала из рукава свой последний козырь вредная Катька.
– Ну при чем тут Овчаров?! При чем тут Овчаров, Кать?! Что ты опять, а?!
– Да, опять. Опять и снова! А потому, что Саша любил тебя так, как… – Катька на мгновение запнулась, подбирая подходящие слова, но не нашла ничего лучшего, как сравнить со своим Степкой. – Как мой Степка меня любит, вот!
– Не сравнивай несопоставимые вещи! – взорвалась Лера с обидой.
– Это не вещи, это мужики. Они либо любят, либо нет. И это очень заметно, как бы они ни пытались это скрыть внутри себя.
– Есть такие, что просто играют в любовь. Либо притворяются влюбленными, – возразила Лера.
– Это не мужики, милая моя. Это альфонсы, приспособленцы и… козлы. – Катька ловко перевернула на блюдце чашечку из-под кофе кверху донышком. Очень уважала она подобное гадание. – И вранье это тоже очень заметно. Его распознаешь так или иначе. Разве нет?
– Может быть. Вот и с Овчаровым.
– Что с Овчаровым, что?! – тут же встала на его защиту Катерина, Саша ей очень нравился.
– Мне казалось, что он мне врет, – робко заметила Лера.
– Саша врет, а Сетин твой говорит правду! – зашлась криком лучшая подруга. – Да такие люди, как твой Сетин, он!.. Я не знаю даже, как его охарактеризовать! Это же чудовище! Это машина с планеты Железяка! Саша ей врет! А Сетин говорит правду! Какую же правду он хоть говорит тебе, милая моя?! Вы вообще-то с ним разговариваете? За те два года, что ты прожила с ним, вы хоть раз поговорили с ним по-человечески?!
– Да ну тебя! – вспыхнула Лера от такой правдивой дружеской беспощадности и спрыгнула с подоконника в сад.
Приземлилась неудачно, даже в щиколотке что-то хрустнуло, и нога заныла тут же до самого колена. Дошла, прихрамывая, до скамейки под старой грушей. Села на нее, привалилась спиной к стволу.
И чего это Катька такая прямолинейная? Всю жизнь она такая. Ни разу не соврет во благо. Все режет правду-матку. Могла бы и пожалеть подругу, и посочувствовать. И наговорить могла чего-нибудь бабского, погладив по плечу.
Все ведь как-то живут, как-то друг к другу приспосабливаются. И Сетин не самый плохой в жизни Леры вариант, могла бы вообще на алкоголика или наркомана нарваться. У ее соседки, между прочим, синяки с лица не сходят. А у приятельницы по работе и вовсе у мужа вторая семья на соседней улице. А Сетин не пьет, не колется, не дерется, не изменяет. Подумаешь, жизни ее учит! Цаца какая, не поучи ее! Подумаешь, смотрит свысока и снисходительно. Мог бы и вообще не смотреть в ее сторону, потому что ему вечно некогда. А он ведь смотрит. И так порой смотрит, что Валерии хочется в окно выпрыгнуть, как вот сейчас. И секс у них бывает. Пускай не часто. И все больше случайный какой-то. Будто шел себе Сетин по дому, шел, нечаянно наткнулся на нее, взял и затащил ее в спальню. Но ведь тащил же, не обходил, как пальму в кадке.
Почему было этого Катьке не сказать ей? Почему?! Зачем надо было снова напоминать об Овчарове? О нем уже позабыто давно, два года прошло, не два дня. Ну, или почти позабыто.
Лера вздохнула, вспомнив, каким несчастным выглядел Овчаров, узнав, что она выходит замуж.
– Валерочка, ты же его совсем не знаешь! – повторял он все время одну и ту же фразу, считая ее самым главным аргументом. – Вы же только месяц назад познакомились! И как познакомились?!
– Как? – Она тогда еще могла беспечно улыбаться.
– Странно, Валерочка! Вы очень странно познакомились!
– Почему же странно, Саш? Мы столкнулись с ним на улице.
– Вы не столкнулись! Он спихнул тебя на проезжую часть! – задыхался от ненависти Овчаров, без конца дергая себя за длинные волосы на затылке. – Это… Это как в дешевой мелодраме, Валерочка! Он это устроил специально, поверь мне. Он увидел тебя, понял сразу твою натуру.
– Какую натуру?
– Романтическую! – с укором ответил Саша, ее романтизм иногда выводил его из себя, а зачастую приводил в недоумение. – Эти олигархи любят таких вот восторженных романтических простушек, как ты.
– Я не простушка, – оскорбилась тогда до глубины души Лера. – И встреча наша совершенно не отдает мелодраматизмом. Это просто… Это просто судьба, Саш. И я ничего не могу с этим поделать. Я выйду за Сетина замуж.
– Ты еще об этом пожалеешь, – предрек он ей тогда и ушел насовсем.
Больше Лера его не видела. Если честно, то старательно его избегала, боясь снова увидеть несчастные глаза. Катька встречалась с Овчаровым регулярно. И даже на дачу к себе зазывала. И в Леркино кресло возле камина усаживала, утешая тем самым. И беседы с ним душещипательные вела, зализывая рваную рану его души. Это Степка однажды Лере проболтался. А потом чуть ли не на коленках умолял Катерине ничего не рассказывать.
Лера не проболталась, но на Катьку потом дулась целых три недели. И не звонила ей даже. Она и сейчас на нее немного обижена. Его, значит, утешать способна, а ее нет? Он бедный и несчастный, а она – Лера – ее лучшая подруга, счастлива, что ли?!
Ей тоже очень, очень, очень плохо. Ей невыносимо тяжело и душно в сетинском доме. И одиноко ей там, и невыносимо безрадостно.
Ты еще пожалеешь…
Эту фразу обронил Саша Овчаров, когда уходил из ее дома насовсем.
Пожалела она или нет? И если пожалела, то почему?
Нет, ну вот могла бы Катька помочь разобраться хотя бы в этом? Чего сразу орать-то? Чего сразу требовать от нее, чтобы она от Сетина ушла? Разве нет другого выхода?
– Слушай, подруга, я тут подумала…
Катя Быкова нашла ее в собственном саду без труда. Потеснила ее объемной задницей на скамейке, прижалась плечом к плечу, потом чуть толкнула локотком, призывая к вниманию.
– Я тут подумала и погадала на гуще. Может, ты того… Может, ты любишь этого своего Сетина, а?..