– Следующая композиция будет исполнена специально для наших одноклассников из десятой школы, – объявил в микрофон Саша Рихтер. Несколько подростков, которые стояли позади основной группы слушателей, откликнулись веселыми возгласами.
Субботним вечером городской парк походил на улей, только вместо пыльцы прохожие носили мороженое и банки с газировкой, а вместо жужжания издавали многоголосый, бессвязный и непрерывный гул. Народ всех возрастов наслаждался обычной для ранней осени теплой погодой. Старики играли в нарды на лавочках у фонтана, родители водили детей на карусели, подростки собирались около кафе и магазинов. «Пятая колонна» обеспечила музыкальное сопровождение. Ребята на минивэне Макарова привезли в парк инструменты и заняли мощеную площадку под рослыми дубами. Им хватило трех песен, чтобы собрать перед собой несколько десятков слушателей. Громкие аплодисменты после каждой песни привлекали еще больше людей.
Позднее парни стали замечать в толпе учеников и учителей из школы. Кто-то слушал пару песен и уходил, другие задерживались надолго, присаживаясь на лавочки либо на лужайку. Из знакомых лиц дольше всех слушала Некрасова: Аня одной из первых заметила группу, когда они еще только настраивали аппаратуру, после чего уже не отходила и прослушала все песни.
– Пацаны, ну вы даете! – После очередной композиции к группе подошел коренастый мужчина с красным лицом и круглым животом, обтянутым фанатской футболкой «Спартака». – Как вы называетесь?
– «Пятая колонна», – ответил Рихтер.
Спартаковец в голос рассмеялся. От него пахло спиртным. Мужчина достал бумажник из заднего кармана брюк и вытащил купюру – две тысячи рублей.
– Держите, братцы. – Он сунул купюру в руку Рихтеру.
– Спасибо, – смутившись, сказал Саша.
– На инструменты вам. – Спартаковец забрал купюру из руки Рихтера и засунул бумажку ему же в нагрудный карман джинсовки. – Не потеряй.
– Сережа, оставь мальчиков в покое.
Мужчина обернулся на голос жены и, пошатываясь, пошел за ней.
«Пятая колонна» сыграла еще несколько песен. Стемнело. Зажглись фонари – они прятались в густой листве дубов, их ветви отбрасывали на группу пеструю тень.
Звучный свист сбил музыкантов и не дал начать очередную песню.
– Эй, пацаны! А что-нибудь нормальное сыграть можете, а не эту херню?
Слушатели оглянулись – компания молодых людей собралась метрах в пятидесяти от импровизированной сцены. Рихтер пригляделся к ним и узнал того, кто стоял впереди и обращался к группе. Это был высокий парень с короткой стрижкой и угреватым лицом, одетый в черную спортивную куртку и синие джинсы, испачканные чем-то вроде смазки или машинного масла. Его звали Кир, он был ровесником Рихтера. Саша знал его – учился с ним в начальных классах в четвертой школе, когда жил с родителями в районе у пивзавода. Потом семья Рихтера переехала ближе к центру, и Саша перешел в «десятку». С тех пор о Кире он знал только по слухам: шугает ребят на районе, последний отголосок гопоты нулевых, несколько раз его забирала полиция за драки и мелкие кражи, но до колонии он пока не допрыгался.
– Чего молчим? – заводился Кир. – Слабо «Каспийский груз» сбацать?
У него за спиной стояли пятеро таких же молодых ребят, кто в спортивных куртках, кто в косухах из дерматина. Сутулые, с волосами, торчащими во все стороны, и вытянутыми лицами – они больше походили на гиен.
– Не, мы такое не играем! – крикнул ему в ответ Макаров. – Не наша тема!
– Да ладно? А если гитарой по башке? А?!
– Отстаньте от ребят! Как не стыдно? – зрители заступились за музыкантов.
Кир уже готовился устроить разборку, но один из подручных одернул его за руку и показал на двух полицейских, которые патрулировали в парке.
– Хрен с вами! – Кир сцедил слюну сквозь зубы и одним смачным плевком выразил все, что он думал о группе и их музыке. – Только на мой район не суйтесь, там такое говно не слушают.
Чтобы не нарваться на неприятности, Рихтер молча подождал, пока Кир со своей бандой скроется из вида. Только после этого Саша снова посмотрел на слушателей: толпа уже успела поредеть. Рихтер оглянулся на друзей – ребята и без того устали и не горели желанием продолжать концерт. Он подошел к микрофону и обратился к оставшейся публике:
– Спасибо за внимание. Уже темно, и музыканты струн не видят. – Саша улыбнулся, чтобы снять напряжение. – Если захотите еще раз послушать нас, встретимся на этом же месте через неделю.
Им еще раз похлопали, ребята вразнобой поклонились.
– Собираемся, парни, – сказал Рихтер друзьям, снимая гитару. – Надо сматываться, пока совсем не стемнело.
– Эй, это к тебе. – Макаров ткнул Сашу локтем.
Рихтер обернулся. Перед ними стояла Некрасова.
– Саша, можно тебя на минуту?
Он похлопал глазами, промычал что-то невнятное и кивнул. Вдвоем они отошли от группы и сели на качели.
– Вы хорошо играли, – начала Аня. – Мне ваши каверы даже больше нравятся, чем оригиналы.
Саша осторожно поднял глаза, чтобы посмотреть на ее лицо. Он только увидел улыбающиеся губы и тут же снова опустил взгляд.
– Спасибо, – ответил Рихтер и сам невольно улыбнулся.
– Здесь было много ребят из школы.
– Да, я видел.
– Им тоже понравилось, я спрашивала.
– Я передам парням. Мы все хорошо поработали сегодня вечером. – Саша сжал губы, чтобы не улыбаться, но все равно улыбнулся, только получилось глупо и неестественно.
– Вот бы вы и в школе выступили.
– Скажи спасибо Палкину. – Признаки улыбки исчезли с лица Рихтера.
– Я… не всегда его решения поддерживаю.
– И все же вы вместе шли на выборы.
– Да, но…
Аня напряглась, вытянулась на качелях, но потом, не найдя нужных слов, сгорбилась и опустила голову.
– Но что? – спросил Рихтер.
– В начале все было по-другому. У него были замечательные планы: вовлекать учеников в общественную жизнь, в управление школой. Он обещал мне, что реформирует школьную газету, которую раньше никто не читал, и сделает меня главным редактором.
– Разве он не выполнил обещания?
– Выполнил… Вот только я не ожидала, что власть, пусть и символичная, так его испортит.
– Что ты имеешь в виду?
– Он стал думать только о себе, об имидже. Кроме школьной газеты, ни один другой пункт из программы он даже не попытался реализовать.
– Типичный политик.
– Да и школьную газету Палкин все больше пытается использовать в своих интересах. Он стал лгать и… наверняка делать еще что-то отвратительное, о чем я пока даже не подозреваю.
Рихтер усмехнулся.
– Что смешного?
– Удивляюсь тебе. Думаешь, раньше он был другим?
– А разве это не так?
– Сама подумай: как власть или деньги способны исправить человека в лучшую или худшую сторону? Мне кажется, они просто усиливают те качества, которые и раньше в нем были. Посмотри на Володю. Бессменный староста класса, главный помощник директрисы, участник всевозможных молодежных движений с похвальными листами из министерства образования и городской администрации.
– Мне казалось, он умный. Я думала, вместе у нас хватит сил изменить что-то к лучшему.
– Он умный, в этом не сомневайся. Вот только делает то, что будет лучше для него самого.
Саша оттолкнулся ногами от земли. Цепи, на которых держалось сиденье, грузно скрипнули и начали медленно покачиваться.
– Что делать-то с ним теперь будешь? – спросил Рихтер.
– Впереди следующие выборы.
– Думаешь, он так просто подвинется?
– У меня есть еще время. Нужно только найти подходящего кандидата. Такого же умного, но честного и открытого. Искреннего. Того, кого не смутят и не испугают косые взгляды конкурентов. Того, кого хорошо знают в школе. Кого уважают и любят многие ученики и учителя.
– Где ж ты найдешь такое краснокнижное животное?
Рихтер, не переставая раскачиваться, повернулся к Некрасовой. Аня, не отрываясь, смотрела не него и крутила головой в такт качелям. Только спустя минуту Саша понял, что значит этот взгляд, и резко затормозил ногами о землю.
– Нет, – сказал он, когда качели остановились. – Ты сбрендила? Нет… даже не думай. Нет! – воскликнул Рихтер, потому что Некрасова продолжала смотреть на него.
– Послушай. – Аня взяла Сашу за руку. Он вдруг перестал думать о чем-либо еще, кроме ее прекрасной бледной кисти, которая касалась его грубых, испещренных порезами от струн пальцев. – Мы зря все это сейчас обсуждали? Ты же сам понимаешь, что ни к чему хорошему президентство Палкина не приведет. Сам он не уйдет, поэтому нужно с ним бороться.
– Если так хочешь, сама иди на выборы. – Рихтер отвернулся, но руку не отнял.
– Я… я… я не могу. Палкин мне не позволит.
– Почему? Ты ведь была в его команде перед прошлыми выборами, знаешь его слабости и уловки. В твоей колоде много козырей.
– Но у него есть джокер, который перебьет любую карту.
– О чем ты?
– Не бери в голову.
– Ладно… Но у меня нет никаких преимуществ. Особенно в конкуренции с Палкиным.
– Забавно, но так получилось, что я брала у него и у тебя интервью в один день и перепечатывала их потом тоже одно за другим. Я по двадцать раз прочитала его слова и твои и многое поняла.
– Например?
– Например… Я не знаю, как объяснить. Просто в ваших словах было все по-разному. Это на уровне ощущений – в Володе все фальшиво, а ты… Ты честный.
– Тоже мне, преимущество. На этом предвыборную программу не построишь.
– Быть честным – по нашим временам значит быть одним на десять тысяч. Шекспир написал, не я придумала.
– Все равно можно найти кого-то получше.
– Тебя хорошо знают в школе из-за группы, это уже полдела.
– Я не один в группе.
– Да, но другие ребята… – Она обернулась на музыкантов, которые грузили инструменты в минивэн. – Они не подойдут для этой роли. Гриша стеснительный, Степа скромный, Коля слишком простой и грубый. А ты лидер. Ты можешь вести за собой, брать на себя ответственность.
– Ты меня с кем-то путаешь. – Саша поднялся с качелей. – Я бы хотел тебе помочь, правда. Но самому влезать по уши в школьную политику… Нет, мне это не нужно. Я хочу петь и играть на гитаре. Не разрешают выступать в школе? По фиг. После выпускного уеду в Москву или Питер, буду делать карьеру в музыке. А политикой я заниматься не хочу, мне это неинтересно.
Некрасова тоже поднялась на ноги и напряженно выпрямилась, сжав кулаки:
– Саша, нельзя быть вне политики. Даже школьной политики. Пусть ты ей не интересуешься, она все равно на тебя влияет. То же выступление в школе… Если бы не Вова, вас бы оставили.
– Это мелочи.
– Это только начало.
– И все же, – Рихтер развел руками, – я не хочу тратить время на сражения с Палкиным. Извини.
Он развернулся и пошел к друзьям, чтобы помочь им с погрузкой инструментов. Аня, опустив голову, села обратно на качели.