Едва рассвет робко озолотил покатые дерновые крыши, ворлок был уже в седле. Конь и осел бодро трусили по первой попавшейся тропке – так Шэйрад обычно выбирал направление. Сам всадник примечал каждую мелочь, свидетельствовавшую бы о его нужности в округе. Пока таковых не обнаруживалось. Разве что в развалинах хибары уже умершего отшельника притаилась парочка разбойников. Но с людьми Шэйрад связываться не стал – не его это дело. Лишь бросил пару отводящих глаз заклинаний, чтоб не вводить честных разбойников в соблазн и, соответственно, избавить себя от необходимости убивать бедолаг.
На второй день показались поля – верный признак того, что рядом люди. А то, что поля были в крайне запущенном состоянии (даже далекому от сельского хозяйства ворлоку это было понятно) говорило о том, что голодным в эту ночь спать не придется.
И действительно. Не успела кавалькада из кобылы и осла зайти за плетень, навстречу выбежали местные старейшины – седые старик, метущие бородами землю. Шэйрад остановился. Ждал. Старейшины тоже ждали. И оценивали. Ворлок – враз видать. Но молодой, едва двадцатую весну видит. Да и меч у него явно с чужого плеча, иначе не болтался бы за спиной, а висел, как положено. Но бывалый – он, все лицо изрезано застарелыми шрамами, скрыть которые полностью не по силам никакой магии. С другой стороны, на вид ничего особенного – худощавый подросток, пытающийся выглядеть старше и злее. Но выбора не предоставлялось. Скрепя сердце, самый старый заговорил:
–Привет наш тебе, ворлок. Не согласишься ли избавить нашу деревню от напасти? – ответа не последовало, и староста продолжил, – За достойную плату, разумеется.
–Кто? – как можно резче и холоднее произнес молодой ворлок.
–Вампир, ваша милость, вон там засел, извел, совсем житья нет. Пойдут человеки за хворостом, али по грибы-ягоды, и почитай что и нету его. Только кузнец наш вернулся. Да и то еле жив.
–Тысяча.
–Да помилуй, ворлок…
–Тысяча, – повторил Шэйрад и тронул коня. Видя, что помощник вот-вот уйдет, староста стал сговорчивее.
–Сперва мне надо видеть вашего кузнеца.
Шэйрада проводили в хижину, где под тремя одеялами, испачканными кровью, дрожал могучий мужчина. Ворлока враз бросило в пот от стоявшей жары – вовсю пылала печь, несмотря на теплую погоду на улице.
Шэйрад откинул одеяло: весь бок мужчины был сплошным куском мяса. Но это мало заинтересовало молодого человека. Внимательно он осмотрел шею человека, где проходят кровеносные сосуды, не найдя там ничего, вытащил спрятанные под одеялом руки кузнеца. Левая была перевязана у запястья. Недолго думая, Шэйрад размотал повязку.
–Он умрет к ночи, – вынес он приговор. Дородная баба, очевидно, жена кузнеца, взвизгнула:
–Как же ж так, сударь, бок-то почти не кровит уже. А шкура-то заживет.
–Он умрет к ночи, – повторил Шэйрад, ткнув пальцем в две почти незаметные точки на запястье кузнеца, – От этого. И станет вампиром, рабом того, который в лесу.
–Сударь ворлок, – вмешался староста, – Что-то сделать можно.
Шэйрад выразительно показа на свой меч. Баба опять взвизгнула, старик кивком выразил согласие. Ворлок бережно вытащил меч из ножен, перевернул его острием вниз и сказал кузнецу:
–Ты сам понимаешь. Это – меньшее зло, – умирающий тоже кивнул, хоть из глаз его и брызнули слезы.
Баба и старик зажмурились. Услышали звук пронзающей плоть стали и непонятную фразу ворлока:
– Exzortsio.
Ближе к полуночи Шэйрад выехал туда, где, по слова старосты, прятался вампир. Страхи ночного леса его не пугали, лишь чуточку нервировали. Намного логичнее было бы пойти туда днем, когда вампир спит или, по крайней мере, ослаблен. Но терять время на рысканье вокруг деревни Шэйрад не хотел.
Он выбрал симпатичное место, привязал кобылу к дереву и запалил костерок. Сам присел спиной к стволу, положив поперек колен обнаженный меч. Оставалось только ждать. Под пофыркивание лошади и треск сучьев в костре Шэйрад стал клевать носом. Но едва услышал легкий шажок по густой траве, который не различило бы ни одно человеческое ухо, вскочил с мечом в руке. Сзади что-то дернулось, клинок со свистом рассек воздух, но впустую. Ворлока бросило на могучий ствол дерева, рука сдавила горло, в нос ударил смрад застаревшей крови. Перед юношей стоял мужчина в слишком дорогой для селянина одежде. Пухлая сума у пояса выдавала купца. Однако из-под верхней губы торчали клыки, еще короткие и не особо острые, но опасные. Вампир был моложе даже Шэйрада. В смысле, как вампир.
–Immovabillium totalus, – бросил прижатый к дереву ворлок, особым образом складывая пальцы. Почти человеческие клыки замерли, вампир зашипел, борясь с заклятьем, но его сил явно не хватало.
–Попался, кровопийца, – довольно сообщил Шэйрад, не спеша отыскивая отлетевший в сторону меч, – Теперь немного поиграем. А, вот и он. Что ж, ничего личного.
Все еще обездвиженный заклятьем вампир глухо зарычал. Никуда не торопясь, Шэйрад примерился и рубанул по нечисти. Рана прошла от левого плеча, до правого бедра. Зачарованный клинок убил вампира. Ворлок отрубил утратившую человеческие черты голову – это доказательство сделанной работы – навалил на труп заранее собранного хвороста (магии он не сильно доверял, понимая, что ворлокам удаются лишь несложные заклинания, да и то не в полную силу, если не накачаться предварительно одурманивающими разум зельями), сложил пальцы в Символ Огня, и приказал:
–Flammale.
Веселые ярко-оранжевые язычки охватили останки вампира. Ворлок дождался, пока страшный костер прогорит, выкопал небольшую ямку и ссыпал в нее пепел, снабдив очередным заклинанием-экзорсизмом.