Громкие крики заставили меня сбросить одеяло. Торопливо сунув босые ноги в сапоги, я выскочил за дверь.
Вокруг дома смыкалась толпа. Многие размахивали факелами. В их свете изломанные тени беснующихся людей на стенах казались душами грешников, корчащихся в адском пламени.
Я торопился как мог. В глубине сознания вспыхивали удивлённые мысли: отчего я хромаю, откуда у меня в руках дробовик, что я вообще делаю в этом месте? Однако слабые ноги сами несли меня вперёд.
Из толпы полетели камни. С режущим душу треском стали лопаться стёкла. В глубине дома грянул выстрел. Пришельцы тотчас открыли ответный огонь: многие принесли с собой ружья и револьверы.
–Огня, огня! – вопил кто-то в длиннополом сюртуке.
Я вроде бы никогда не видел этого человека, но вместе с тем твёрдо знал, что его зовут пастор Кейн, и что за происходящее он в ответе более других. Знал я почему-то и то, что он встретит смерть следующей ночью. Его найдут в собственной постели и устрашатся выражению непередаваемого ужаса на лице. Он умрёт от разрыва сердца.
При этом никаких следов проникновения в его жилище никто не обнаружит. Только старый негр, прислужник пастора, расскажет, будто слышал ночью хлопанье крыльев.
А пока он, тощий, нескладный, прыгал за спинами роксделльцев и вопил:
–Огня! Только огонь убьёт скверну!
Вязанки хвороста, предусмотрительно прихваченные палачами, полетели к дому. Об стену разбился глиняный кувшин с маслом.
Я не испытывал страха. Проворно хромая, я прорвался сквозь толпу, щедро раздавая удары прикладом.
–А ну, осадите, парни! – рявкнул я, оказавшись перед крыльцом и повернувшись к роксделльцам. – Какого чёрта вы надумали изображать из себя святую инквизицию? Мисс Рейна живёт в Туманной Лощине уже семь лет, и никому не сделала ничего плохого. И не вздумайте мне поминать Билла Кингсли! Этот идиот сам виноват в своих бедах.
–Замолчи, прислужник сатаны! – брызжа слюной, перебил меня пастор Кейн. – Твоя хозяйка прельстила Билла Кингсли дьявольскими соблазнами и заразила скверной, которая пожрала его мозг!
–Слишком громко сказано, Кейн! – усмехнулся я. – Если скверна вознамерилась утолить голод мозгами Кингсли, она осталась голодна, ведь мозги в его голове и не ночевали. Иначе бы он не вообразил, будто мисс Рейна избавит его от мужского бессилия. Да только моя госпожа ничего ему не обещала, а дохлому лососю, сами знаете, уже не выпрыгнуть из воды…
Билл Кингсли, о котором шла речь, был удачливым ковбоем и по-своему неплохим человеком. Однажды ему довелось спасти стадо от индейского набега. Получив за храбрость щедрое вознаграждение, Билл не придумал ничего лучше, как пуститься в загул, в котором за другие «подвиги» получил иную «награду».
Болезнь скверного свойства не свела его в могилу, но лишила, по его собственным словам, смысла жизни. И он обратился за помощью к мисс Рейне, затворнице из Туманной Лощины.
Конечно, она ему отказала, как отказывала всем, кто тайком приходил к ней на порог. Рейна не была той ведьмой, которую обычно рисует молва. Она не летала на метле, не наводила порчу, и уж подавно не откликалась на просьбы сжить со свету врага или приворожить непокорную красавицу.
Хотя, наверное, могла бы всё это делать…
Насколько я знал, лишь один человек сумел влить в её уши свои просьбы.
Семь лет назад Рейна пустила в своё сердце и в свою постель Фрэнсиса Гэллоуэя, у которого и купила дом в Туманной Лощине. Что её покорило? Красноречие статного и сильного мужчины, по-своему красивого, умного, смелого и обходительного? Или то, что он оказался в беде, несравнимой со всеми прочими бедами, с которыми могут столкнуться рядовые люди?
Их связь продлилась недолго, но расстались они отнюдь не врагами. И Рейна не смогла отказать ему в просьбе наворожить удачу.
–Я многое теряю с этим домом, – сказал он ей. – Без удачи я обречён.
–Удача и горе часто ходят бок о бок, – предупредила Рейна. – Где одно, там часто и другое.
–Я знаю только одно место, где гарантированно нет ни того, ни другого. Это могила, – ответил Фрэнсис. – Пока я не в ней, мне нужно всё, что может дать жизнь.
Он не был хорошим человеком, Фрэнсис Гэллоуэй, совсем не был. Но, пожалуй, я отчасти понимал госпожу, приоткрывшую для него своё сердце.
Дела Фрэнсиса после этого и впрямь пошли в гору. Но я крепко сомневался, что он кому-то рассказывал о своих отношениях с затворницей из Туманной Лощины.
Тем не менее, люди время от времени приходили к дому Рейна. Приходили, таясь от соседей и как будто даже от самих себя. Приходили со своими жалкими мольбами.
И уходили ни с чем. То же произошло с Биллом Кингсли. Так и не вернув себе вожделенную мужскую силу, ради которой обещал даже заложить душу, он сошёл с ума. И в помутнении рассудка похитил Грету, очаровательную дочку владельца салуна Шульца, к которой, как говорили, собирался посвататься.
Беднягу Шульца он при этом тяжело ранил, а Грету, проистязав всю ночь, убил. Утром шериф с помощниками настигли его по следам и прикончили в перестрелке.
О своём походе в Туманную Лощину Кингсли, рехнувшись, успел рассказать половине города. Давние страхи роксделльцев, сколь угодно надуманные, но от того не менее значимые в их собственных глазах, успешно раздул пастор Кейн.
Не знаю, что наговорил им этот угрюмый фанатик, но горожане были настроены решительно. Моя попытка образумить их, вероятно, провалилась бы в любом случае, однако насмешка над Кингсли оказалась и вовсе излишней. На меня обрушился поток проклятий из уст роксделльцев.
Один из них, ладный юноша со знакомыми чертами лица, выскочил вперёд, потрясая револьвером.
–Ты защищаешь зло, Ахав! – пылко воскликнул он и попытался пристрелить меня, однако ухитрился промахнуться с расстояния в пятнадцать футов.
–Осади, юный Бакстер! – прикрикнул я на него и выстрелил в воздух.
Да, это был Стив Бакстер, будущий шериф Роксделла. Я словно одновременно увидел его и юнцом среди освещённой факелами толпы, и бывалым служителем закона, который бросился в погоню без шляпы и подстрелил мою лошадь под ясным солнцем.
–Вы собираетесь сделать то, о чём горько пожалеете! – продолжил я.
Но время разговоров прошло, так толком и не начавшись. Расщепленное Перо не стал медлить после моего выстрела и снова открыл огонь через разбитое окно. Кто-то из горожан упал, раненный.
Теперь перестрелку ничто не могло остановить. Свинцовый ливень обрушился на дом. Я разрядил второй ствол в толпу и скрылся за дверью.
Тяжёлая дверь защищала от револьверных выстрелов, но вот её пробила винтовочная пуля, затем вторая. Мне пришлось пригнуться, чтобы покинуть переднюю.