Пуля 44 калибра снесла широкополую шляпу с моей головы. Шляпа скользнула по плечу, но я успел подхватить её и снова надел. За спиной прогремели несколько торопливых выстрелов. Кажется, преследователей разозлила моя ловкость, хотя, по правде, моей рукой, скорее, водила удача.
Ветер, сквозя в двойной дыре, холодил левую половину головы. Я вытянул из притороченного к седлу чехла свой винчестер, бросил поводья на луку седла и развернулся, прижимая приклад к плечу.
Восьмёрка преследователей, вырвавшись из-за деревьев, растянулась цепью. Копыта их лошадей выбивали из сухой земли тучи пыли. Я поймал на мушку того, кто скакал посередине, приняв его за шерифа Бакстера, и лишь спуская курок, разглядел, что это был всего лишь Том Питерс, увалень, почитавшийся в Роксделле помощником шерифа. Однако он носил такую же светло-серую шляпу, что и Бакстер – из-за шляпы я и взял его на прицел.
Грянул выстрел, плечо привычно приняло отдачу. Том Питерс взмахнул руками, но удержался в седле. Я ранил его, но, по-видимому, несерьёзно.
Преследователи отозвались нестройным залпом. Лишь один, крайний слева, не спешил стрелять. Этот здоровяк с непокрытой головой и был Стивом Бакстером. Он держал кольт наизготовку, то приподнимая, то опуская его – выбирал момент. Неужели он собрался стрелять с такого расстояния? Тысяча чертей, нас разделяло не менее трёхсот футов!
О Стиве Бакстере ходила слава отличного стрелка. Он не мог не понимать, что с коротким стволом, да ещё на полном скаку, у него нет ни малейшего шанса зацепить меня. Перестрелка шла на ружьях.
Кроме шерифа, ещё двое преследователей были вооружены только револьверами. Я знал их, это были Джек Ривер по прозвищу Кроличья Лапка и Кони Симс, более известный как Полпенса. Я присмотрелся к ним за две недели в Роксделле. Они водили дружбу с Томом Питерсом, и на этом основании считали себя тоже чем-то вроде помощников шерифа, хотя и знали, что сам шериф на это смотрит несколько иначе. Оба уже высадили в белый свет по дюжине пуль и, кажется, только теперь начали подозревать, что занимались безнадёжным делом.
Бакстер ещё раз качнул револьвером, примеряясь, но стрелять не стал. Вместо этого он опустил оружие и дал шпоры коню, пригнувшись к седлу. Остальные продолжали поливать меня свинцом, пока, впрочем, без всякой пользы.
Впереди грянул выстрел Боунза. Я слышал, как пуля просвистела в футе меня, и послал Джеффу испепеляющий взгляд. Тот сделал вид, что не заметил, взвёл винчестер и снова пальнул.
–Джефф! – крикнул я. – Ты и так прикрываешься мной от этих парней, какого чёрта ты рискуешь своим щитом?
–Заткнись и стреляй! – отозвался Боунз. – Если не разобьём их сейчас, нам крышка!
Почти половину своей недолгой жизни я прожил с оружием в руках. С Джеком Боунзом я езжу уже семь лет, и наши кольты не знают отдыха. Тем не менее, сейчас я вновь убедился, как далеко мне до старшего друга. Он умел чуять, что следует делать в то или иное мгновение. Мне даже после его слов потребовалось поразмыслить, чтобы понять, как он видит ситуацию.
А ведь всё очевидно! Наших лошадей отягощали не только всадники, но и весьма увесистый груз в перемётных сумах. Они выдохнутся раньше, чем даже костлявая кляча, что несла Кони Полпенса. И они навалятся на нас все вместе. Чтобы повысить шансы, нужно проредить их. Или ухитриться разделить, чтобы потом бить по частям.
Я на скаку дозарядил винчестер. Тем же, видимо, занялись и преследователи. На минуту перестрелка угасла. Тишину холмистой равнины нарушал только дробный топот копыт.
Местность между тем пошла под уклон. Мы спускались в поросшую редколесьем лощину, прозванную окрестными жителями Туманной. В Роксделле о ней говорить не любили. Я выяснил это, расспрашивая о дорогах. Сколь бы словоохотлив ни был собеседник, стоило поинтересоваться, удобно ли ехать Туманной Лощиной, все замолкали и отводили глаза. Готов держать пари, там приключилась когда-нибудь скверная история.
Может быть, что-то вроде истории Голденгроува…
Во время ночной встречи с Джеффом Боунзом я рассказал ему о Туманной лощине. «Подходяще, – кивнул тогда Боунз. – Наивно полагать, что никто из местных не знает её тропинок. Но дай мне день – и я буду знать их лучше».
Теперь Боунз уверенно скакал к ручью, что поблёскивал сквозь ветви кустарника. Я впервые был в Туманной лощине. С первого взгляда она не казалась местом, в котором легко оторваться от погони. Но чем ниже мы спускались, тем яснее становилось, что первое впечатление обманчиво. Приметы, которые бросались в глаза при взгляде сверху, терялись одна за другой: местность была неровная, похоже, ручей, рассекая лощину, прорезал в ней немало оврагов и укромных балок.
Я попытался угадать, где Боунз решит дать бой: у поваленного дерева? за кустарниками? на том берегу ручья? – но так ничего и не придумал.
Позади между тем раздался нестройный залп. Оглянувшись, я убедился, что расстояние между нами и преследователями заметно сократилось. Какие бы мрачные тайны ни держали их в стороне от Туманной Лощины, они хорошо её знали и понимали, что здесь у нас с Боунзом больше шансов потрепать им нервы. Поэтому они нахлёстывали лошадей и уверенно настигали нас, в то время как наши скакуны уже выбивались из сил.
Я ощутил тупой толчок и догадался, что мою поясницу от пули только что защитила скатка одеял. Свинцовый шмель прогудел возле уха. Я резко развернулся и всадил пулю в ближайшего преследователя. Тот вздрогнул, напрягся, привстал в стременах и тут же обмяк, выронил дробовик и завалился набок, соскальзывая с лошади. Кажется, это был кто-то из слуг дома Гэллоуэя.
Нэд Гэллоуэй скакал правее и целился из такого же, как у меня, винчестера. Я осознал, что у меня мучительно зудит левый бок, и уже не сомневался, что именно в это место попадёт пуля старшего сына старика Фрэнсиса, если я позволю ему спустить курок.
Я поспешил поймать его на прицел. В этот миг лошадь мулата, конюха из дома старика Фрэнсиса, прыгнула через камень, спугнув чёрную, как копоть, кобылу Нэда. Кобыла резко взяла влево. Наши с Гэллоуэем ружья грянули одновременно – и мы оба промахнулись. Оба одновременно передёрнули затворы.
Кажется, в обращении с винчестером он был не менее ловок, чем я. Вполне возможно, секунду спустя мы с ним удостоверились бы, что наши силы равны, синхронно прикончив друг друга. Однако судьба распорядилась иначе. Следующий выстрел сделал Стив Бакстер, и пуля его сразила наповал мою лошадь.
Я и сам не заметил, когда успел вынуть ноги из стремян. Вероятно, предчувствие заставило меня сделать это загодя. Я доверял своим предчувствиям. Только они и позволили мне дожить до двадцати двух лет. Я успел спрыгнуть с падающей лошади и избежал скверной участи быть придавленным ею.
Тяжело нагруженное животное рухнуло, не издав ни звука. Взвыл я, когда прокатился по земле, прочувствовав спиной каждый камень. Однако я не дал себе ни мгновения на то, чтобы перетерпеть боль. Превозмогая себя, приподнялся и нелепым лягушачьим прыжком бросил тело под защиту павшей лошади.
Преследователи обрушили на меня шквал свинца. В ещё горячий, но мгновенно отвердевший труп впились три или четыре пули, несчётное число их пролетело у меня над головой. Шляпу опять сорвало со взмокших волос. Однако мои руки не дрожали. Они у меня никогда не дрожат. Я только вдохнул и выдохнул, вместе с воздухом выталкивая из побитого тела боль, а руки в это время сами нацелили ружьё на Нэда Гэллоуэя.
Может быть, я не умею просчитывать действия на много шагов вперёд, как Джефф Боунз, но чуять опасность способен. И сейчас твёрдо знал, что из преследователей наибольшую угрозу представляют именно Нэд и Стив Бакстер. Слуги Гэллоуэев тоже были серьёзными парнями, но против отставного офицера и шерифа они были всё равно, что воробьи против орлов. Я это чувствовал, и потому первым выстрелом решил снять Нэда, а вторым – Стива.
К сожалению, не удалось. Проклятый мулат опять влез между мной и старшим сыном Фрэнсиса. Можно было не сомневаться, что он сделал это нарочно. Похоже, преданность среди слуг проклятого семейства Гэллоуэев – дело обычное.
Нэд принял самопожертвование мулата как должное, «спрятался» за него, держа винчестер наготове. К слову, и Стив Бакстер схитрил: пропустил вперёд свою свору бестолочей. Те и рады были нахлёстывать скакунов. Вообразили, будто, лишившись лошади, я стал лёгкой добычей, и азартно высаживали в мою сторону один заряд за другим.
Им не пришло в голову, что, хотя я нахожусь в смертельной опасности, именно в эту минуту моё положение намного выгодней. Ведь я находился в достаточно надёжном укрытии и целился с твёрдого упора. Преследователи превращались для меня в мишени.
Свинец гудел над головой, обдавая волнами жара. Из ещё горячего трупа лошади летели кровавые брызги, пятная моё лицо.
Я спустил курок. Пуля клюнула мулата в грудь, и он стал заваливаться назад. Не дожидаясь, когда его падение откроет мне Гэллоуэя, я сместил прицел влево. Клацанье затвора, выстрел – Кроличья Лапка дёрнулся и вывалился из седла.
Теперь мне был виден шериф с непокрытой головой и кольтом наготове. Он выстрелил – заряд прошёл, должно быть, в дюйме от правого виска. Я рванул затвор и молниеносно послал ответную пулю.
Однако достать Бакстера оказалось не так-то просто! Предчувствуя мой выстрел, он выпростал левую ногу из стремени и резко наклонился. Буквально повиснув на правом боку лошади, он выстрелил в меня из-под морды животного, и снова я услышал гудение свинцового шмеля рядом с головой. Пришлось, чтобы остудить пыл шерифа, прикончить его лошадь.
Не люблю убивать лошадей. Нечастное животное, виноватое только в том, что на него взгромоздился человек, намеренный отправить меня на тот свет, рухнуло с коротким истошным ржанием. Копыта мелькнули в воздухе. Кажется, лошадь сломала шею. Я мог только порадоваться: она умерла почти так же быстро, как моя, без мучений.
Надежда на то, что Стив Бакстер расшибётся или хотя бы покалечится при падении, была слабой. Чутьё подсказывало мне, что ублюдок слишком удачлив. И верно, он успел спрыгнуть и повторить мой трюк, спрятавшись за трупом лошади.
Так или иначе, эту опасность я если не устранил, то заметно уменьшил. Попасть в мою голову с такого расстояния Бакстеру едва ли удастся. На меня, нахлёстывая коней, накатывали ещё четверо противников, и первым делом нужно позаботиться о Нэде Геэллоуэе. Ещё один его слуга, рослый метис – вроде бы его звали Бэндж – вырвался вперёд, прикрывая хозяина и размеренно выпуская в мою сторону пулю за пулей. Не отставал и Полпенса со своим кольтом. К ним присоединился Том Питерс, неловко ворочая карабином. Рана его давала себя знать, однако это уже не имело значения. Град свинца заставил меня пригнуться.
Плохо! Преследователи мчались во всю прыть, и когда я в следующий раз приподниму голову, Нэд Гэллоуэй будет стрелять всё равно что в упор.
Из-за одного лишнего мгновения, потраченного на Бакстера, моя выгодная позиция превратилась в ловушку!
Однако прежде, чем я успел хорошенько это осознать, к яростной перестрелке присоединился ещё один ствол.
Оказалось, ещё в тот момент, когда подо мной убили лошадь, Боунз резко свернул в сторону и взлетел на поросший терновником пригорок. Там он спешился и, стоя в рост, принялся стрелять поверх кустов.
Кажется, он не слишком тщательно целился, просто поливал преследователей огнём со всей возможной скоростью.
Недолго думая, я поддержал его столь же энергичной пальбой, почти не поднимая головы над лошадиной тушей.
–Проклятье, мы поляжем тут без всякого толку! – донёсся до меня голос шерифа. – Уходим!
Я полностью разрядил свой винчестер, выхватил кольт и, держа его наготове, выглянул наконец из укрытия.
Преследователи отступали. На моих глазах Стив Бакстер поймал оставшуюся без седока лошадь, которая недавно несла на себе мулата-конюха. Взлетев в седло, шериф быстро выпустил оставшиеся в барабане три заряда в сторону пригорка и поскакал вслед за Нэдом, Бэнджем и Симсом.
Боунз – отличный стрелок, хотя в последние годы и начал уступать мне в скорости и меткости. Ещё лучше рук работают у него мозги. И чутьём он не обделён, хотя его чутьё совсем иной природы, нежели моё.
Он как нельзя лучше выбрал момент, когда следует вступить в бой.
И если бы он знал, что широкополая шляпа с серебряной звездой украшает голову не шерифа, а увальня Питерса, безусловно, можно было бы сказать, что он выбрал не только наилучший момент, но и наилучшую цель.
Пули Боунза сразили Тома Питерса наповал. Он лежал, раскинув руки и бессмысленно таращась в небеса, всего в сорока футах от меня.