Конечно, я и раньше влюблялась. Даже довольно часто. Я вообще импульсивная личность и к людям привыкаю быстро. Поэтому неожиданно возникшее влечение к Катрин не слишком меня напрягало, до поры до времени.
На возвращении перчатки история тогда не закончилась. Помню, в тот день было пасмурно, погода резко переменилась с плюса на минус. Я гипотоник, реагирую на перепады атмосферного давления, поэтому меня «штормило».
Я шла к кафедре иностранных языков. Самочувствие было просто отвратительное, сильно кружилась голова. На середине холла я ощутила, что вот-вот потеряю сознание. Пришлось остановиться. Так, вдох-выдох, вдох, выдох… Только бы не грохнуться в обморок.
– Ирина?
На моё плечо легла тонкая рука в чёрной перчатке.
– Вам плохо?
Я обернулась, передо мной была Катрин. Вдруг воздух словно стал плотным, тягучим. В ушах зазвенело. Киллерман ещё что-то говорила, я видела, как шевелятся её губы, но ничего не слышала. Ноги подкосились. Катрин тут же подхватила меня, не давая упасть. Потом… темнота.
Очнулась я уже на диванчике, стоявшем возле стены. Катрин сидела рядом, держа ладонь у меня на лбу.
– Как вы? – участливо поинтересовалась она.
Это была очень внезапная перемена. От леденящей вежливости («Разве мы пили брудершафт?») до искренней заботы. Сейчас её голос был мягким, тёплым, как мех, – запускай пальцы и грейся.
– Нормально. Спасибо, – я немного помолчала и, сама не знаю зачем, добавила, – у вас такие руки холодные.
– Плохая циркуляция крови.
Интонация сразу поменялась. В прошлое мгновение казалось, что Катрин переживает за меня, но сейчас её броня опять захлопнулась, засов с лязгом встал на место. Киллерман резко поднялась и молча ушла. Что, интересно, это было?
***
Вечером моя сестра, Наташа, вернулась из командировки. Ей частенько приходилось отлучаться, так что я с четырнадцати лет привыкла неделями оставаться дома одна, вести хозяйство и заботиться о себе. Ну, выбора-то особого не было. Отца мы никогда и не знали, мама умерла от рака, когда мне исполнилось тринадцать. Официально моей опекуншей была двоюродная тётя, но она не жила с нами и редко помогала. Так что поневоле пришлось стать самостоятельными и ответственными. Большая часть трудностей, конечно, легла на плечи Наташи, а ведь она была старше всего на десять лет. Но Таша воспитывала меня, обеспечивала и всегда была рядом. Вместе мы справлялись.
К Наташиному возвращению я приготовила отбивные и картофельное пюре. Мы с сестрой ужинали, Таша рассказывала что-то, но её голос не доходил до моего сознания. Я машинально кивала, время от времени хмыкала, а сама думала о Катрин. Со стороны, наверное, это выглядело так, будто я просто пялюсь в тарелку, но вместо еды мне виделась Киллерман. Чёрные локоны, спадающие на плечи… Как при ходьбе колышется подол её длинного шёлкового платья, а в разрезе мелькает стройное бедро…
– Ты рассеянная сегодня, – сказала Наташа.
Я вздрогнула, выныривая из мыслей, и перевела взгляд на неё.
– Витаешь где-то в своих мечтах, улыбаешься… неужели влюбилась?
От смущения кровь прилила к лицу, щекам стало горячо.
– Точно, влюбилась! – Таша радостно захлопала в ладоши. – Давай рассказывай! И со всеми подробностями! Кто он?
– Тебе положить добавки? – я быстро встала, взяла тарелку и отошла к плите.
– Ира, – Наташа не купилась на мою хитрость, – а чего это ты увиливаешь от ответа?
– Пюре очень вкусное получилось. Без единого комочка.
– Ира! А, стоп! Я, кажется, поняла. Это не он, да? Это она?
Я молчала. Сестра подошла и посмотрела мне в глаза. Почему-то Наташиного взгляда я никогда не могла вынести, сразу раскалывалась.
– Да, это она.
– Ага… Значит, расскажи мне про неё, – произнесла Наташа с упором на последнем слове.
Сестрёнка единственная из всех знакомых, кто был в курсе моих «предпочтений». И она никогда меня не осуждала. Приняла сразу и безоговорочно, будто так и должно быть.
– Она, – я села обратно за стол, улыбнулась, подбирая слова, – необычная. Немного старомодная. И очень красивая.
– Интересно… А можно ещё подробнее?
– От неё очень вкусно пахнет. Не похоже на духи, во всяком случае, я раньше ничего подобного не чувствовала. Вишня, корица, ландыш… Изумительный запах. Ещё Катрин привлекательна. Но есть в ней что-то странное. Особенно в глазах. Вряд ли смогу это объяснить, тут видеть надо, – я сделала глоток воды, думая, что ещё рассказать. – А вот общительной Катрин не назовёшь. Я тоже не болтлива и с людьми с трудом схожусь, но это другое. Катрин специально отталкивает всех, пресекая любые попытки приблизиться к ней. Выстроила вокруг себя толстенную стену, и фиг за неё проникнешь. Хотя… не то чтобы много кто пытался…
– Вы давно познакомились?
– Пять… да, пять дней назад. Странно, – я усмехнулась. – Кажется, что гораздо больше.
– Ты всегда быстро влюблялась, – Наташа лукаво улыбнулась. – И идеализировать предмет чувств тоже вполне в твоей привычке.
Она права, надо признать.
– Так что ты собираешься делать? – поинтересовалась Наташа.
– В каком смысле?
– В прямом. Что будешь делать дальше? Попытаешься познакомиться ближе, пригласишь куда-нибудь?
– Ну… – я опять смутилась. – Не знаю. Не думала ещё. Говорю же, Катрин закрытая, даже не представляю, как к ней подступиться.
– Боже, – Наташа закатила глаза. – Она что, токарный станок, чтобы к ней по-особенному подступаться? Обычный человек. Пообщайся с ней для начала. Там посмотришь, как дело пойдёт. Почему бы и нет, верно?
А действительно, почему бы и нет?
***
Серые стены зданий, брусчатка под ногами. Небо облеплено плотной пеленой туч. Падал редкий снег. Я шла по узкой улочке. Катрин стояла чуть впереди, возле фонаря. Она была в чёрном пальто и маленькой шляпке с вуалью. В руках девушка держала охапку белых роз.
– Катрин! – позвала я, подходя к ней.
Звуки были приглушёнными, будто под водой. Девушка молча смотрела на меня. Было холодно, наше дыхание повисало в воздухе облачками пара.
– Вам нравятся мои цветы? – спросила Катрин.
Я даже подумать ничего не успела, как услышала свой голос:
– Нет.
Катрин опустила руки, и розы ссыпались вниз. Я посмотрела на неё, потом на цветы. Почему-то этот образ очень ярко отпечатался у меня в мозгу – белые розы на серой брусчатке. Когда я подняла взгляд, Катрин уже не было.
***
Понедельник начался не слишком удачно. Я опоздала в институт и получила выговор от профессора, хоть и не была виновата. Не в моих силах ведь заставить поезда в метро ходить регулярно, не простаивая в тоннелях по пятнадцать минут. Погода тоже не радовала. Казалось, что нудный моросящий дождик никогда не закончится, придётся нам вечно жить в мире без солнечного света.
Катрин не пришла в институт, так что начать общение пока не удалось. Зато после пар мне позвонила тётя Света, мамина двоюродная сестра. Она не слишком-то помогала нам с Наташей, когда мы остались одни. Так, объявлялась время от времени. Но почему-то считала себя вправе давать нам советы и всячески лезть в нашу жизнь. Та ещё прилипала, впрочем, приходилось её терпеть, потому что переждать промывку мозгов раз в месяц было реально легче, чем спорить и скандалить. Меньше нервов тратилось и времени.
Помимо прочего, тётю Свету очень интересовала моя личная жизнь. Она с настойчивостью маньяка пыталась заставить меня ходить на свидания. Даже сама иногда подыскивала кавалеров. Заверять её, что мне это неинтересно, было бесполезно. Вот и сейчас тётя Света трещала в трубку:
– Ты зря отказываешься! Николай – очень приличный парень, сын моей хорошей приятельницы. Не красавец, но с лица, как говорится, воду не пить.
– Но… – попыталась я вставить словечко. Однако этот фонтан было не заткнуть.
– Хоть в кафе с ним сходи. Я ведь пытаюсь помочь. Пора бы и о семье задуматься. А то годы, знаешь ли, идут.
Мне двадцать, блин! Какие, на хрен, годы? Куда они идут?! Я выдохнула, с трудом подавив желание зашвырнуть телефон подальше. Видимо, придётся согласиться. Иначе она не отстанет. Потерплю один вечерок, зато потом буду свободна.
– Хорошо. Я встречусь с Николаем.
– Вот и умничка. Он как раз сегодня свободен. Встретитесь, поболтаете, а там, – она противно захихикала. – В общем, его телефон я тебе по смс пришлю.
Тётя Света повесила трубку. Я прикрыла глаза и помассировала виски. Один вечер, Ира, это всего один вечер…
Николай оказался малоприятным персонажем. Сначала он долго рассказывал мне в каких клубах тусовался, что пил, с кем пил. Я попыталась списать это на волнение, мол, не знает, о чём говорить, вот и несёт чушь. Впрочем, минут через двадцать мне стало казаться, что я лично знакома со всеми его собутыльниками. Сейчас, кстати, Николай тоже потягивал пиво.
Потом разговор перешёл на жизненные планы, но лучше от этого не стало. После фразы про то, что его жена будет и работать, и выполнять все домашние дела, потому что это «бабский долг», я окончательно перестала слушать. Время тянулось невыносимо медленно. Наконец, принесли счёт. За себя я заплатила сама, чтобы не быть должной. Потом Николай предложил проводить меня до дома. Я решила не влезать в долгие споры и согласилась.
На улице уже стемнело. Да, одной идти было бы страшно. Николай же не вызывал у меня опасений. Он глуп, с завышенной самооценкой, но опасным не кажется.
Меня проводили до самого подъезда.
– Ну, – сказала я, остановившись перед дверью, – спасибо за ужин. До свидания.
– Может, пригласишь на чашечку кофе?
– Извините. Уже поздно, а мне завтра на пары рано вставать. Надо выспаться. Может, в другой раз…
Я попыталась улизнуть, но Николай держал дверь рукой, не давая мне войти в дом. Дело принимало нежелательный оборот.
– Ты что, динамщица? – он дохнул на меня пивным «ароматом». – Думала, можешь раскрутить меня на ресторан и просто так свалить?
Во-первых, кафе, во-вторых, никто никого не раскручивал, счёт мы оплатили пополам. Нужно было сказать это, но мне вдруг стало страшно, язык будто прилип к нёбу. Я лишь молча дёрнула дверь, но держал он крепко.
Николай попытался расстегнуть молнию на моей куртке.
– Кажется, она ясно дала понять, что не хочет.
Николай медленно обернулся. Позади него стояла Катрин.
– О! А ты кто? И откуда взялась?
Вопрос, конечно, был абсолютно невежливым, но резонным. Я стояла лицом к улице и всё равно не видела, как подошла Катрин. Она будто материализовалась из вечерних теней. Думаю, я просто была слишком сосредоточена на происходящем, вот и не заметила её.
– Мы разве пили брудершафт?
Катрин была безукоризненно вежлива, голос оставался спокойным, но лично я чувствовала расходящиеся от неё волны сдерживаемой ярости.
– Что? – не понял Николай. – Иди куда шла. Не мешай людям развлекаться, – он с сальной улыбочкой положил руку мне на плечо.
Катрин молниеносным движением схватила его за горло и резко подняла в воздух. Николай захрипел. Его лицо начало багроветь, в глазах читался неподдельный ужас. Ещё бы! Тут есть, чего испугаться. Николай был довольно упитанным парнем, но сейчас он болтался тряпичной куклой, так, что его ноги не касались асфальта. Катрин держала его на весу, за горло. Одной рукой. Совершенно не напрягаясь, словно ей вовсе не было тяжело.
– Послушайте, милейший, – голос Катрин напоминал шипение. В каждом звуке слышалась такая исступлённая злоба, что от тихих вежливых слов становилось страшнее, чем от угроз. – Если Ирина сказала «нет», значит, «нет». Ещё раз хоть пальцем её тронете – я вам вырву руки. Понятно?
Это прозвучало как обычная констатация факта. У меня не возникло сомнений, что такая хрупкая девушка способна выдернуть руку из сустава.
Николай попытался кивнуть.
– Хорошо.
Катрин разжала пальцы, и он грохнулся на асфальт, жадно глотая воздух.
– Какое жалкое зрелище, – прошипела Киллерман. – Прочь!
Николай вскочил и побежал, так быстро, будто за ним гналась стая разъярённых собак. Катрин проследила за парнем взглядом и повернулась ко мне.
– Как вы? В порядке? – участливо поинтересовалась она.
Я была напугана и сбита с толку. Чёрт, меня ведь только что едва не изнасиловали! Ещё пара минут, и… К горлу подкатила волна тошноты. Какое счастье, что Катрин была рядом! Но как она оказалась тут? Почему решила заступиться? Я смотрела на Киллерман и не могла вымолвить ни слова.
– Замечательно поговорили, – съязвила Катрин.
Она развернулась и двинулась прочь. Блин, вот дура! Почему я промолчала? Нужно поблагодарить её.
– Ка… Катрин!
Я побежала следом, но не успела догнать, она уже скрылась за углом дома. Когда же я завернула за угол, то никого не увидела. Катрин словно испарилась. Исчезла так же внезапно, как и появилась. Я вздохнула и двинулась обратно к подъезду.
***
Я планировала всё-таки поблагодарить Катрин на следующий день, но она опять не явилась в институт. Впрочем, вечером мне неожиданно представился шанс это сделать.
Я сидела в баре возле стойки, потягивая «Кровавую Мэри». Было шумно, людно, практически все места заняты. Тут из-за моего плеча послышался холодный голос:
– Сто грамм коньяка, пожалуйста.
Да, это была Катрин. Я невольно расплылась в улыбке. Девушка села на свободный стул рядом. Она была погружена в свои мысли и, кажется, не заметила меня. Тогда я решила заговорить первой:
– Здравствуйте.
Катрин бросила удивлённый взгляд в мою сторону, кивнула и улыбнулась уголком губ. Так, вроде бы она рада меня видеть.
– Спасибо… ну… за вчерашнее.
– Не за что, – Катрин пожала плечами.
– Почему же, ваш поступок очень много для меня значит.
Я замолчала. Катрин тоже не произносила ни слова. Она снова погрузилась в мысли. Её взгляд был устремлён в пространство, длинный чёрный ноготь постукивал по барной стойке. Я глубоко вздохнула, собираясь с душевными силами. Что там советовала Наташа? Попытаться начать общение? Что ж, попробуем.
– Мне хотелось бы чем-нибудь отблагодарить вас. Можно, например, угостить вас чашкой чая?
– Нет.
Тон Катрин был абсолютно непререкаемым. Вроде бы она произнесла всего лишь одно слово, а по ощущениям – как пощёчину влепила. Но откуда такая суровость?
– А заплатить за вашу выпивку?
– Не стоит.
– Но почему?
Катрин посмотрела на меня. Сейчас мы сидели как никогда близко, и мне удалось разглядеть, что же такого странного было в её глазах. По краю радужки шла чёрная окантовка, зрачок был расширен почти вдвое. За счёт этого взгляд казался… холодным?
– Вы меня не знаете.
Она отвернулась, опрокинула рюмку коньяка и жестом попросила ещё.
– В каком смысле?
– В прямом. Вы. Не знаете. Меня.
– Ну… да, потому что мы знакомы меньше недели и толком ещё не разговаривали. Но я бы очень хотела узнать вас.
– Плохая идея, – Киллерман выпила вторую рюмку. – Вам лучше держаться от меня подальше.
– Не понимаю!
– И не пытайтесь.
Катрин бросила на стойку тысячную купюру и поднялась. Она накинула пальто и хотела идти к выходу, но я придержала её за руку:
– Постойте!
Катрин замерла, ошарашенно глядя на мою ладонь. Потом она аккуратно, двумя пальцами, отцепила мою руку от своей и рванулась к двери. Да что с ней не так?!