Скрипучая карета вывернула на тисовую улицу и, размеренно покачиваясь, устремилась к большому, утопающему в зелени дому. Четверка гнедых слаженно семенила по ухоженной аллее. После долгого пути кони хрипели, гнули крутые шеи, кусали удила и нетерпеливо потряхивали гривами, в ожидании заслуженного отдыха.
Я отодвинула в сторону плотную голубую с золотом занавесь и, приникнув к окну, жадно всматривалась в каждую деталь. Вот кривой Джек – дерево похожее на сгорбленного старика. Вот кусты редких тигровых роз, которые росли только в нашей усадьбе. Их пленительный аромат проникал даже внутрь душной кареты, наполняя сердце сладким трепетом.
Старый прудик совсем зарос, но в центре по-прежнему неспешно кружились серые гуси. Иногда они резко опускали головы в воду и выхватывали маленьких, сияющих словно золото, рыбешек.
Все такое же, как и раньше. Но другое. Новые черты бросались в глаза, отдаваясь томительным эхом где-то внутри, под ребрами.
Я не была дома семь лет. С тех самых пор, как в день моего тринадцатилетия порог нашего дома перешагнула высокая статная женщина, затянутая с черную строгую форму академии Май-Брох. Она посмотрела на меня без единой эмоции и строго произнесла:
– Собирайся. Выезжаем через час.
Так я и узнала, что родители определили меня учиться в закрытую академию для одарённых девочек.
Я не хотела уезжать из дома, не хотела учиться, поэтому сбежала, спрятавшись в саду за беседкой. Я надеялась, что страшная женщина уедет, оставив меня в покое, но пришли слуги и утащили обратно в дом. Маменька ругала за недостойное поведение, отец сурово грозил пальцем, а я стояла и ревела, не понимая почему они хотели от меня избавиться.
– Глупышка! – тогда мать меня обняла и прижала к себе, – Никто не хочется от тебя избавляться, Несса. Учиться в академии Май-Брох – это великая честь! Нам пришлось очень постараться, чтобы тебя туда приняли.
Она любовно складывала мои кофты, юбки, лучшие платья в большой дорожный чемодан. Путь предстоял неблизкий – до Май-Брох по хорошим дорогам не меньше недели, а если начнутся дожди, то и того дольше.
Как сейчас помню. Меня нарядили в новый костюм из темно-зеленого вельвета, красивые ботиночки на шнуровке, а на голову примостили кокетливую шляпку с широкими полями.
Чесса Витони поджидала меня возле большой, устрашающе черной кареты, на боках которой красовались золотые львицы – символ Май-Броха.
Я попрощалась с матерью, которая не выдержала и разревелась, стиснув меня в своих объятиях, со старшей сестрой, умоляющей меня поскорее вернуться обратно. Отец, как всегда, был сдержан и обошелся лишь скупым похлопыванием по плечу.
Я забралась в карету и тут же прилипла к окну, затравленно глядя на свою семью. Тем временем кучер убирал мой тяжелый чемодан в багажный отсек, а чесса Витони с достоинством кланялась родителям и обещала, что присмотрит за мной. Потом она попрощалась и заскочила внутрь, громко захлопнув за собой дверь.
Я до сих пор помнила этот звук, перечеркивающий мою прежнюю жизнь.
Карета тронулась. Прижавшись носом к стеклу, я смотрела, как мать рыдала на плече у отца, а смешная рыжая Дарина бежала следом за нами, размахивала руками и просила меня не уезжать.
Я держалась изо всех сил, закусывая губы, сдерживая слезы, пыталась улыбаться.
Тогда я еще не понимала, как долго будут тянуться семь лет.
Погода как специально стояла погожая, радуя солнечными тёплыми днями, и мы достигли Май-Броха меньше чем за неделю. Казалось, я успела свыкнуться с мыслью о предстоящей учебе и даже почти убедила себя, что все будет хорошо, но едва мы въехали по каменному мосту в академию, больше похожую на крепость, как за нами с лязгом опустилась железная решетка.
– Чемодан оставь здесь, – все тем же бесцветным голосом отдала распоряжение чесса Витони и указала на невысокий постамент возле стены, – его отвезут беднякам.
– В чем же я буду ходить?
Я испуганно смотрела на эту холодную, застегнутую на все пуговицы женщину, и мне казалось будто передо мной бездушная змея, которой нет никакого дела до меня и моих страхов.
– Все ученицы ходят в форме, – просто ответила она, – и носят ее с гордостью.
Меня отвели в маленькую келью с серыми каменными стенами, жесткой кроватью, тумбочкой и крохотным шкафом в углу:
– Младшие ученицы живут скромно. Удобства и роскошь развращают, мешая проявлению дара.
После этого она ушла, а я плакала, не понимая, что развратного в мягкой удобной постели и красивых вещах. Мне хотелось домой к маме, папе, сестре, лохматой белой овчарке Бейли, ребятам из соседнего поместья и кусту тигровых роз.
День мне дали на то, чтобы осмотреться, придти в себя и смириться с «завидной участью» ученицы самой престижной женской академии Калирии, а на утро принялись за обучение.
Это были долгие семь лет, наполненные бесконечными книгами, занятиями, беседами о том, какой должна быть истинная леди.
Первые два года приходилось жить впроголодь, ходить в обносках и много тренироваться – так нас учили смирению и пытались раскрыть дар.
К концу этого срока во мне проснулось умение лечить. Совершенно обыденная способность, часто встречающаяся у девушек. Она считалась крайне полезной как в хозяйстве, так и в семейной жизни. Я же считала ее наказанием, потому что с ее пробуждением пришлось учить еще больше. Порой приходилось ночами напролет сидеть с книгами, или рыдать над раненым щенком, которого надо было вылечить, чтобы получить хорошую оценку.
Увы, иногда щенки умирали. И котята. И птички. Прежде чем удалось полностью подчинить себе дар, я хоронила и не раз. Методы в Май-Брохе были суровыми, но зато никогда не возникало желания делать что-то спустя рукава.