Ночь не задалась. Почти до восхода солнца я проворочалась на жёсткой кровати, в попытке найти позу поудобнее. Уснула, лишь выбившись из сил, а проснулась от громкого крика снаружи. Не успела я открыть глаза, как двери моей комнатушки распахнулись, впуская красную от гнева экономку. Сонно моргая, я с удивлением увидела в её руках тонкий прут. За долю секунды эта тучная женщина преодолела расстояние до кровати и хлёстко ударила по моим ногам.
Я вскрикнула от боли, моментально сбрасывая остатки сна. Боль опалила мои бёдра, и даже тонкое покрывало не спасло их от удара.
– Ах ты, лентяйка! – гневно прокричала госпожа Брунхильда, вновь замахиваясь. – Неужто позабыла, когда нужно являться на работу?! Все трудятся в поте лица, пока она тут бока отлёживает, девка безродная!
– Ч-что такое?! – вскрикнула я, не выдержав её второго удара.
На меня уставились полные гнева глаза, напоминающие бычьи. Знаете, такой взгляд, словно растерзать готовы.
– Она ещё спрашивает! Заря давно прошла, работы полно, а ей – лишь бы поспать! – причитала экономка, но уже не била.
Женщина рывком схватила мои волосы, стаскивая с постели. Я закричала, казалось, ещё немного – и волосы останутся в этих пальцах-сосисках. Голова разрывалась от боли, что пронзала сотней игл до самых пят. Я ногтями вцепилась в чужие руки, пытаясь отцепить их от волос, однако стальная хватка не отпускала.
Вытолкнув меня в распахнутые двери, Брунхильда таки разжала кулак. Я застонала от унижения и облегчения, кожа головы противно ныла от боли, и я уверена, там заметно поубавилось волос. С ненавистью посмотрев на женщину, даже не обратила внимание на окружающий мир. За спиной послышались шепотки и смешки, которые привели меня в чувства. Внутри поскуливала от страха Глория, её тихие звуки в моей голове жутко раздражали. Как и страх, исходящий от моей соседки и парализующий тело.
– Видели? Гло опять получила… Так ей и надо… Лентяйка…
Колкие слова вонзались в спину, как и обидное прозвище моей соседки. Я резко обернулась к говорившим, замечая стайку наглых служанок. Девушки в накрахмаленных передниках и чёрных платьях, с убранными в высокие пучки волосами, были почти одинаковыми. Наверное, таких специально подбирают, чтобы меньше мозолили глаза хозяевам. Я скрипнула зубами, стараясь унять злость. Гадины, наверняка они тоже травили несчастную Глорию. В моей школьной жизни хватало таких гадюк, но меня они обходили стороной. Слишком уж у меня взгляд недобрый, и, видимо, сейчас он заработал на полную катушку.
Служанки вздрогнули, зашептались между собой и быстренько испарились. Осталась лишь экономка, готовая продолжить избиение прутом.
– П-прошу, я-я б-больше так не б-буду! – выдаивала из себя, стараясь подражать заиканию Глории.
– Смотри мне! В следующий раз так легко не отделаешься! – рявкнула госпожа Брунхильда и с мрачным удовольствием добавила: – Остаёшься без завтрака, две минуты на сборы и марш в конюшню!
Она проследила, чтобы я быстро собрала волосы в пучок и спрятала их под косынку. Пропуская сквозь пальцы роскошные тёмно-русые пряди, я не могла не восхититься. Всегда мечтала о вьющихся волосах, особенно такого приятного оттенка, похожего на шоколад. Мои жидкие русые волосы, срезанные под каре, не шли ни в какое сравнение с копной Глории. А ведь это при отсутствии хорошего ухода и благ цивилизации – просто поразительно. Мне было ужасно жаль скрывать их под грязной тканью, пряча от мира.
«М-моё н-наследие от пот-таскухи-матери нужно прятать», – внезапно появилась Глория, слепо повторяя чьи-то слова.
Что?! Какая бесчеловечная гадость это ей сказала? Меня до дрожи взбесило столь негативное отношение к той, что подарила жизнь. Моя бабушка тоже пыталась одно время вдалбливать похожие слова мне в голову, однако у неё ничего не вышло. А тут… Глория приняла их и поселила глубоко в сердце, я чувствовала это, словно шип, колющий изнутри.
«Не смей говорить так о своей матери! – мысленно рявкнула, боясь сказать вслух. – Она подарила тебе жизнь, а какой она была на самом деле – тебе никогда не узнать! Она не заслужила подобного отношения, от тебя так точно!»
«Т-тебе-то от-ткуда знать? – заикаясь от волнения, вспылила Глория. – Он-на соблазнила лорд-да Эд-дельвейса и п-почти р-разрушила его брак. Он-на падшая женщина!»
«Это тебе госпожа Брунхильда сказала или мачеха? – едко спросила, уже зная ответ. – Эти мелочные и подлые женщины не могли другого сказать, ведь тогда их репутация превратилась бы в пшик!»
Я кипела от негодования. Насколько же нужно было быть глупой, чтобы верить обманутым и ревнивым бабам? Ржание лошадей вывело меня из состояния тихого бешенства, в которое меня погрузил короткий разговор с соседкой. Уф, хорошо, что память тела не подвела. Передо мной возвышалось большое здание конюшни с распахнутыми широкими и высокими воротами. Приятный прохладный ветерок сменился ароматами жизнедеятельности коней, отчего я зажала рукой нос.
Лошадиное ржание доносилось отовсюду, в проёме виднелись два ряда стойл. В них бесновались прекрасные лошади разных мастей. Я заворожённо смотрела на них, не решаясь ступить внутрь. Когда-то в далёком детстве я мечтала научиться ездить верхом. По мере роста пришлось принять то, что этому никогда не бывать. Курсы верховой езды были не по карману маленькому ребёнку, а бабушка не желала вкладываться в мои увлечения, считая блажью. Став взрослой, мечта вообще испарилась, раздавленная грузом учёбы и ответственности.
Все деньги, с трудом заработанные на написании курсовых и дипломов, уходили на лекарства. Та, кто больше всех меня ненавидела, оказалась полностью на моём попечении. Будучи на первом курсе, мы узнали о неизлечимой болезни, что поразила бабушкино тело. Она слабела на глазах, превращаясь из пышущей жизнью женщины в немощную старуху. Возможно, мне стоило поверить в силу бумеранга и позлорадствовать. Как же, она столько лет меня изводила и причиняла боль, однако мне было её жаль. Искренне, по-глупому, жаль. Поэтому я терпела до последнего, игнорируя внутреннее желание мести, пока та не скончалась. Уже полгода, как я осталась в полном одиночестве с грузом тяжёлых воспоминаний.
Отбросив тягостные мысли, вошла в конюшню. Рассматривая благородных животных, прошла вглубь помещения, всё ещё зажимая нос. Мне потребовалось время, прежде чем я смогла привыкнуть к запахам экскрементов и мокрой соломы. Из одного стойла выглянул хмурый мужчина в грязной, но добротной одежде. На его голове виднелась соломенная шляпа, уже кем-то пожёванная. Держа в руках лопату, полную лошадиных какашек, конюх слегка улыбнулся. Он первый, кто не стал с ходу бросать в Глорию ненужные колкости и гадости.
– Привет, Гло! Ты сегодня задержалась, – добродушно произнёс конюх, скидывая в тачку содержимое лопаты. Вытерев пот со лба, он улыбнулся уже открыто: – Готова поработать?