– Я не убивал Антона… но он погиб по моей вине… – пробормотал брат Колин.
Грейс едва заметным кивком подбодрила монаха, приглашая его продолжать.
– Кто же убийца?
– Он выглядел таким симпатичным…
– Кто?
– Тот молодой человек, что жил в деревне последние недели. Я встречал его всякий раз, когда ходил за покупками, и он смотрел на меня так, будто хотел со мной заговорить, но не решался…
Он скривился в иронической усмешке.
– Обычно это я так смотрю на других, и, когда я увидел его в этом состоянии, робеющего, совсем одинокого, меня это взволновало. Я идиот.
Грейс положила пальцы на руку монаха.
– Что произошло дальше, Колин?
– Я подошел и заговорил с ним. Я спросил, почему он так на меня смотрит. Он мне сказал, что его брат Антон много месяцев живет в нашем монастыре и что он не знает, как его повидать. У него был такой печальный вид, инспектор, такой… страдальческий.
– Почему он не пришел прямо в монастырь и не постучал в дверь?
– Это был первый вопрос, который я ему задал; он мне ответил, что его брат сильно поссорился с ним и с остальной семьей. Что он не хотел больше слышать о них. Он мне показывал фотографии, где они были вдвоем, обнимающиеся за плечи, улыбающиеся… и плакал.
– И тогда он умолил вас организовать их встречу, да? Без ведома Антона?
Брат Колин кашлянул и снова тяжело задышал. Грейс ощущала пальцами, как его кожа нагревается из-за лихорадки.
– Да… в некотором роде. Он мне объяснил, что хотел попросить у брата прощения за то, что не поддержал его в споре с родителями. Что хотел прекратить вражду между ними. Что ему его жутко не хватает.
– И этого оказалось достаточно, чтобы вы решили помочь совершенно незнакомому человеку? – удивилась Грейс.
– Нет… Но еще он сказал, что, если немного повезет, он уговорит Антона отказаться от этого самоизгнания и вернуться домой.
Брат Колин отвернулся, сжав губы так, словно хотел удержать во рту слова, вырвавшиеся наружу.
Грейс начинала понимать.
– Вы хотели избавиться от Антона…
– Вы считаете меня злым, да?
– Я никогда не сужу поступки других людей, потому что не знаю, что сама сделала бы на их месте. Я здесь только для того, чтобы выслушать вас.
– Да, я это сделал, потому что не хотел больше видеть этого Антона! – прошипел монах сквозь стиснутые зубы.
– Но… почему?
Склонившись над монахом, Грейс смотрела на него с участием и говорила мягким голосом, как будто сидела у постели больного родственника.
– Потому что он меня мучил, инспектор. Он постоянно меня мучил, этот змей. Он насмехался надо мной, над моей внешностью, над медлительностью моего ума, над моей глупостью, как он это называл. И никто этого не видел! Он всегда старался обидеть меня, унизить, когда не было свидетелей. Я был его тайным мальчиком для битья. Потому что… потому что этот человек, которого все обожали и необыкновенную личность которого расхваливали братья, был самым вы… высокомерным, самым са… самовлюбленным из все… всех, кого я… встречал! Ум… умный – да. Но з… злой… с… самыми с… слабыми…
– Не волнуйтесь, – посоветовала Грейс, видя, что он теряет над собой контроль.
Монах перевел дыхание.
– Я больше не мог это выносить, понимаете? Он превратил мою жизнь в муку. И когда появилась возможность сделать так, чтобы он убрался отсюда навсегда, я ухватился за этот шанс.
– Вы не рассказывали аббату о том, что заставлял вас пережить Антон?
Брат Колин с сожалением покачал головой:
– Нет… я не осмелился. Он так его любил, что в жизни бы мне не поверил. А потом, я думал, что Господь послал мне это испытание, что он наказывает меня за какой-то грех, и я принял это как наказание и терпел в надежде, что небо дает мне шанс на спасение.
Чувствовать себя брошенным, жертвой жестокой и несправедливой судьбы, уповая на божественное милосердие. Возможно, Грейс лучше, чем кто бы то ни было еще на этом острове, понимала, что испытал брат Колин. На мгновение она вспомнила тот день, в который, столкнувшись с немыслимым для ребенка ее возраста, она едва избежала безумия, решив верить, что это Бог послал ей испытание по причине, которую рано или поздно ей откроет.
Но она прогнала начавшую зарождаться в ней симпатию, потому что именно трагедия, случившаяся в прошлом, привела ее на работу в полицию, где требовались безупречное самообладание и контроль над своими эмоциями.
– И как все прошло этой ночью? – спросила она, в то время как молодой монах с такой силой сжимал челюсти, что вены вокруг его глаз набухли и посинели.
– Моя нога…
– Да, доктор придет с минуты на минуту…
Он опустил веки, как будто потерял сознание.
Грейс встряхнула его.
– Скажите правду, брат Колин, вам станет легче…
Монах набрал в легкие воздуха.
– В час ночи я открыл ему дверь монастыря, одолжил одну из моих ряс на случай, если он встретит кого-нибудь из братии, и указал келью Антона. Он мне пообещал все сделать быстро. Я ждал его в холле у выхода. Через час он пришел быстрым шагом, бросил на ходу, что Антон согласился вернуться в семью, а потом убежал, не вернув мне рясу.
– Она была запачкана кровью?
– Было слишком темно, и все произошло так быстро… Я не хотел этого…
– Я знаю, – шепнула Грейс, не убирая пальцев с руки монаха. – Знаю. Вам известно имя человека, выдававшего себя за брата жертвы?
– Нет… но я могу его описать, а потом… он жил на острове в гостинице. Наверное, он там общался с другими людьми.
– Когда вам станет лучше, я пришлю к вам члена моей группы, который по вашим указаниям нарисует портрет. А пока скажите мне, как он выглядел.
– Лет двадцати пяти, очень стройный, но крепкий. Однажды, когда погода была чуть теплее, он закатал рукава рубашки, и я увидел у него на запястьях красные и синие татуировки. Только не спрашивайте меня, что они изображали: я не обратил внимания.
– Хорошо… Продолжайте, вы мне очень помогаете.
– Он выглядел очень ухоженным. Всегда аккуратно причесанный, волосы уложены с гелем. У него была бородка, очень чистая, ровно подстриженная. И еще у него всегда были наушники, то в ушах, то свисали с плеч. И… хотя меня это не интересует, я сказал бы, что он был красивым.
– Хорошо…
– Меня отправят в тюрьму, да?
– Если то, что вы мне рассказали, правда, то я в этом не уверена.
В дверь постучали, и мужской голос произнес:
– Доктор Биссет!
В помещение медпункта ворвался пожилой мужчина с густыми седыми усами, в руке у него был саквояж.
– Прошу вас, начинайте, – сказала Грейс врачу, посторонившись, чтобы он мог приблизиться к брату Колину.
Она собиралась закрыть за врачом дверь, когда из коридора ее окликнул аббат:
– Инспектор Кемпбелл…
Он явно хотел поговорить с ней наедине. Пока врач начал зондирование раны, Грейс выскользнула из комнаты, оставив дверь приоткрытой, чтобы следить за происходящим внутри.
– Инспектор, мне очень жаль, – шепотом сказал аббат, – но я не мог удержаться, чтобы не послушать вашу беседу с братом Колином.
Грейс, сильно раздраженная, вскинула голову.
– Подождите, подождите… возможно, я поступил правильно. Я не знал об издевательствах Антона над нашим братом. В противном случае, клянусь вам, я бы не колебался ни секунды. Я никогда не потерпел бы подобного поведения с его стороны, если бы мне было известно, что происходит.
Глядя на него, Грейс развела руками, словно подбадривая раскрыть ей все, что ее могло заинтересовать.
– Послушайте…
Настоятель убедился, что они в коридоре одни. Он был сейчас так же сильно взволнован, как утром, когда открыл ей дверь монастыря.
– Антон был для меня больше чем просто постоялец, – шепнул он на ухо Грейс. – Он был мне другом. Другом, которому я дал одно обещание, которое намеревался сдержать даже после его смерти…
Аббат надолго замолчал, собираясь с духом и гладя свою бороду.
– Но то, что я сейчас услышал, ставит все под вопрос. Он предал меня, дурно обходясь с одним из моих братьев. Он растоптал нашу дружбу и разорвал соединявшие нас узы доверия.
Грейс уловила дрожь в голосе служителя Бога, боровшегося с самим собой.
– Господь мне свидетель, и он покарает меня, если сочтет клятвопреступником, но я больше не могу хранить мою тайну.
Глаза аббата Кэмерона покраснели, взгляд горел; он покачал головой, как будто давая себе разрешение заговорить.
– Пойдемте со мной, – наконец пригласил он шепотом. – Я должен вам кое-что показать.