– Выключи его, – стонет Хардин, когда будильник начинает греметь в темной спальне.
Шарю впотьмах в поисках телефона, наконец я бью пальцем по экрану, и неприятный звук прекращается. Сажусь на постели, и плечи тянет вниз под весом сегодняшней угрозы: решение университета об отчислении Хардина, возможность предъявления Зедом обвинений против него и, наконец, предполагаемая реакция Хардина на сообщение о том, что я хочу перебраться в филиал Vance Publishing в Сиэтле и что я хочу, чтобы он тоже туда поехал, хотя он во всеуслышание заявлял, что ненавидит этот город. Не знаю, что меня пугает больше. Когда я включаю свет в ванной и плещу холодной водой себе в лицо, то понимаю, что обвинения в нападении – самое худшее. Если Хардин окажется в тюрьме, я понятия не имею, что мне делать и что будет делать он. Даже мысль об этом вызывает у меня тошноту. Вспоминаю о просьбе Зеда о встрече и прокручиваю всевозможные варианты тем нашего разговора, особенно с учетом его фразы о «влюбленности по уши» в меня, сказанной во время нашей последней встречи.
Прижимаю висящее на стене полотенце к лицу и делаю глубокий вдох.
Должна ли я ответить Зеду или, по крайней мере, узнать то, чего он хочет? Может быть, он объяснит, почему он сказал Тристану про обвинения одно, а мне другое? Мне не очень удобно просить его не поступать так после того, как Хардин сильно избил его, но я люблю Хардина, а у Зеда были те же самые намерения, что и у Хардина в самом начале, – он стремился выиграть пари. Оба хороши.
Прежде чем успеваю хорошенько подумать о последствиях, я уже набираю эсэмэс. Я всего лишь пытаюсь помочь Хардину. Будь что будет, решаю я, нажимаю «Отправить» и переключаюсь на прическу и макияж.
Когда я вижу аккуратно сложенное одеяло на подлокотнике дивана, мое сердце стонет. Он ушел? Как мне с ним связаться…
Мягкий стук открывающихся полок на кухне возвращает меня к реальности. Войдя в темную кухню, включаю свет – и отец вздрагивает, с грохотом роняя ложку на кафельный пол.
– Извини, я старался вести себя потише, – говорит он, быстро наклоняясь.
– Ничего, все нормально. Я проснулась. Ты мог бы включить свет, – тихонько смеюсь я.
– Не хотел вас разбудить. Просто пытался сварить кофе; надеюсь, что ты не против.
– Конечно, нет. – Я ставлю кофейник и смотрю на часы. Через пятнадцать минут нужно разбудить Хардина.
– Какие у вас на сегодня планы? – спрашивает он с полным ртом любимых хлопьев Хардина.
– Ну, у меня сегодня занятия, а Хардина вызвали в ректорат на комиссию.
– На комиссию? Серьезно…
Я смотрю на отца, пытаясь понять, стоит ли ему рассказывать. Решив, что раз начала, то надо продолжать, я объясняю:
– Он подрался в кампусе.
– И из-за этого его вызвали на комиссию? В мое время бы погрозили пальцем, и все.
– Он разбил много вещей, дорогую частную собственность, и сломал парню нос.
Я вздыхаю, размешивая ложкой сахар в кофе. Мне сегодня потребуется много сил.
– Прекрасно. А из-за чего же была драка?
– Кажется, из-за меня. Он очень долго держался, но под конец не выдержал и… взорвался.
– Ну, я еще больше похож на него, чем думал прошлым вечером, – сияет отец.
Хотя мне приятно, что он тепло относится к моему парню, причина не очень достойная. Я не хочу, чтобы они сошлись на теме насилия.
Я качаю головой и проглатываю полкружки кофе, позволяя горячей жидкости успокоить расшатанные нервы.
– Откуда он? – Кажется, он искренне хочет получше узнать Хардина.
– Из Англии.
– Я так и думал, судя по акценту. Хотя я иногда путаю его с австралийским. Значит, его семья все еще там?
– Мать. Отец здесь. Он ректор нашего университета.
В глазах отца загорается любопытство.
– Глупо получится, если его отчислят.
– Очень, – вздыхаю я.
– Твоя мать его видела? – спрашивает он, зачерпывая большую ложку хлопьев.
– Да, она его ненавидит. – Я хмурюсь.
– Ненависть – слишком сильное слово.
– Поверь мне, в данном случае оно еще недостаточно точное.
Боль от мысли о разрыве с матерью сейчас кажется гораздо слабее, чем раньше. Не знаю, хорошо ли это.
Отец кладет ложку и несколько раз кивает.
– Она, может быть, несколько твердолобая, но она просто беспокоится о тебе.
– Ей не о чем беспокоиться. Со мной все в порядке.
– Она должна сама до этого дойти; тебе не нужно выбирать между двумя близкими людьми. – Отец улыбается. – Твоя бабушка тоже была не в восторге от меня – ее, наверное, и на том свете от меня перекашивает, как говорится.
Это так странно – через столько лет сидеть на кухне с отцом и трепаться за чашкой кофе и тарелкой хлопьев.
– Мне просто тяжело от того, что мы всегда были очень близки… настолько близки, насколько с ней это возможно, по крайней мере.
– Она всегда хотела, чтобы ты была такая же, как она; она была уверена, что ты станешь такой с пеленок. Она ведь неплохой человек, Тесси. Просто боится.
Я гляжу на него с недоумением.
– Чего боится?
– Всего. Боится потерять контроль. Я уверен, что, встретив тебя с Хардином, она ужаснулась именно тому, что поняла, что уже не имеет над тобой власти.
Я смотрю на пустую кружку.
– Из-за этого ты ушел? Потому что она хотела все контролировать?
Отец негромко кряхтит.
– Нет, я ушел, потому что у меня были свои проблемы и мы не очень хорошо подходили друг другу. Не беспокойся о нас, – смеется он. – Думай лучше о себе и своем вспыльчивом друге.
Не могу представить себе, что человек, сидящий сейчас передо мной, и моя мать способны поддерживать беседу, они такие разные! Гляжу на часы и понимаю, что уже девятый час.
Я встаю и кладу кружку в посудомоечную машину.
– Мне надо разбудить Хардина. Вчера вечером я бросила твою одежду в стирку. Сейчас переоденусь и принесу ее.
Захожу в спальню и вижу, что Хардин не спит. Когда я вижу, что он натягивает черную футболку, я предлагаю:
– Может, наденешь что-нибудь более строгое?
– Зачем?
– Затем, что они будут принимать решение о твоем будущем обучении, а черная футболка не сигнализирует о твоей заинтересованности. Потом можешь переодеться, но сейчас, я считаю, тебе нужно одеться солидно.
– Чеееерт! – тянет он, запрокидывая голову назад.
Я прохожу мимо него к шкафу и достаю черную рубашку и брюки.
– Только не брюки – ради бога, нет!
Я передаю их ему.
– Это только на некоторое время.
Он держит одежду, словно это ядерные отходы или артефакт с другой планеты.
– Если я напялю это дерьмо, а меня все-таки выгонят, я сожгу к черту весь этот городок.
– Ты слишком драматично все воспринимаешь.
Я закатываю глаза, но Хардину явно не до смеха. Он начинает переодеваться.
– Наша квартира по-прежнему работает в качестве приюта для бездомных?
Я бросаю рубашку вместе с вешалкой на кровать и поворачиваюсь к двери.
Хардин резко проводит по волосам.
– Черт возьми, Тесс, я извиняюсь. Я просто не в себе от того, что не могу даже трахнуть тебя по-человечески, потому что твой папа спит на нашем диване.
Его грубые слова возбуждают меня, но он прав: присутствие отца в соседней комнате – серьезное препятствие. Я подхожу к Хардину поближе и осторожно отвожу его длинные пальцы от верхней пуговицы рубашки, с которой он не может справиться.
– Разреши мне, – предлагаю я.
Взгляд смягчается, но я вижу, что Хардин начинает волноваться. Терпеть не могу видеть его таким, это так необычно. Он всегда так спокоен и ни о чем не беспокоится, разве что обо мне, и даже в этом случае умеет скрывать свои чувства.
– Все будет хорошо, малыш. Все пройдет удачно.
– Малыш? – Он резко усмехается, и я вспыхиваю.
– Да… малыш. – Я поправляю ему воротник, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня в кончик носа.
– Ты права; на худой конец, уедем в Англию.
Не обращаю внимания на комментарий, возвращаясь к шкафу, чтобы выбрать себе одежду.
– Как думаешь, мне разрешат тебя сопровождать? – спрашиваю я, раздумывая, что бы надеть.
– Ты этого хочешь?
– Если разрешат.
Я хватаю новое фиолетовое платье, которое хотела надеть завтра на работу. Натягиваю его так быстро, как это возможно. Я выбираю к нему черные туфли на каблуках и выхожу, одергивая платье спереди.
– Ты не мог бы мне помочь? – прошу я Хардина, поворачиваясь к нему спиной.
– Ты нарочно меня мучаешь. – Его пальцы скользят по моим голым плечам и вниз по спине, отчего по коже бегут мурашки.
– Извини. – В горле пересохло.
Он медленно застегивает молнию и прижимается губами к моему затылку. Я дрожу.
– Нам нужно поторопиться, – говорю я, и он стонет, сжимая пальцами мои бедра.
– По дороге я собираюсь позвонить отцу. Нам надо подбросить… твоего отца куда-нибудь?
– Я его сейчас спрошу. Ты захватишь мою сумку? – спрашиваю я, и он кивает.
– Тесс? – окликает он меня, когда я берусь за дверную ручку. – Мне нравится, как ты одета. И ты. То есть я люблю тебя, конечно… и твое новое платье, – путается он. – Я люблю тебя и твою модную одежду.
Я делаю реверанс и поворачиваюсь вокруг себя, чтобы он меня рассмотрел. Я, конечно, ненавижу, когда Хардин нервничает, но иногда это даже привлекательно, потому что напоминает мне, что, в конце концов, он не так уж жесток.
Отец дремлет на диване в гостиной. Не знаю, стоит ли мне разбудить его или оставить отдохнуть, пока мы не вернемся из кампуса.
– Пусть спит, – отвечает на мои мысли подошедший Хардин.
Быстро набрасываю записку: объясняю, когда мы вернемся, и даю наши телефонные номера. Сомневаюсь, что у отца есть мобильный телефон, но на всякий случай я решаю их оставить.
Дорога до кампуса недолгая, слишком недолгая, и Хардин выглядит так, будто готов наорать на кого-нибудь или ударить. Когда мы прибываем на место, он оглядывает стоянку в поисках автомобиля Кена.
– Он сказал, что мы встретимся здесь, – говорит Хардин, пятый раз за пять минут проверяя экран мобильника.
– Вот он, – указываю я на серебристо-серый автомобиль, заезжающий на стоянку.
– Наконец-то! Какого хрена он так долго?
– Будь с ним вежлив, он делает это для тебя. Пожалуйста, просто будь помягче, – прошу я. Хардин расстроенно вздыхает, но соглашается.
К удивлению Хардина, Кен привез с собой жену Карен и сводного брата Хардина, Лэндона, которому я приветливо улыбаюсь. Я люблю их за то, что они поддерживают Хардина, даже когда он ведет себя так, словно не нуждается в их поддержке.
– Тебе что, нечем заняться? – говорит Хардин Лэндону, когда они приветствуют нас.
– А тебе? – отвечает Лэндон, заставляя Хардина усмехнуться.
Слушая их пререкания, Карен радостно улыбается, что резко контрастирует с выражением ее лица, с которым она выходила из машины.
Когда мы подходим к административному зданию, Кен говорит:
– Надеюсь, это будет недолго. Я попросил всех, кого мог, написать на тебя отзывы и молюсь, чтобы все прошло удачно. – Остановившись на минуту, он поворачивается к Хардину. – Позволь мне там говорить – это необходимо. – Он смотрит на сына, ожидая его согласия.
– Ладно, хорошо, – легко соглашается Хардин.
Кен кивает и рывком открывает большие деревянные двери, впуская нас внутрь. Оглянувшись через плечо, авторитетно произносит:
– Тесса, извини, но ты не можешь зайти с нами. Я не хочу тебя огорчать, но тебе придется подождать нас снаружи. – Он поворачивается ко мне, улыбаясь как можно более дружески.
Хардин автоматически переходит в режим полной паники.
– Что значит «она не может войти внутрь»? Она нужна мне там!
– Я понимаю. Мне очень жаль, но присутствовать могут только члены семьи, – отвечает отец, ведя нас по коридору. – Если она не является свидетелем, то даже тогда будет большой конфликт интересов сторон.
Кен останавливается перед конференц-залом и заявляет:
– А я не могу допустить заинтересованности наблюдателей и необъективности, пока я ректор. Но ты мой сын, и давай нарушение будет только в этом, ладно?
Я обращаюсь к Хардину:
– Он прав, так будет лучше. Все нормально, – уверяю я.
Он отпускает мою руку и кивает, бросая на отца взгляды, полные яда.
Кен вздыхает и говорит:
– Хардин, пожалуйста, постарайся произвести самое…
Хардин поднимает руку.
– Хорошо, хорошо, – говорит он и целует меня в лоб.
Все четверо заходят в комнату. Я было хочу попросить Лэндона подождать со мной, но понимаю, что он нужнее Хардину, признает тот это или нет. Я чувствую себя совершенно бесполезной здесь, вне комнаты, где несколько мрачных мужчин в костюмах будут решать, станет ли Хардин учиться дальше. Но, может, есть один способ, которым я могу помочь…
Я достаю телефон и пишу Зеду.
«Я в административном корпусе, можешь приехать сюда?»
Я смотрю на экран, ожидая ответа, и экран вспыхивает меньше чем через минуту.
«Да, я еду».
«Я буду снаружи», – отправляю я эсэмэску.
Бросив последний взгляд на дверь, выхожу из здания. Холодно, слишком холодно, чтобы ждать тут, в коротком платье до колен, но у меня нет выбора.
Через некоторое время, когда я уже решаю вернуться внутрь, на стоянку въезжает старый джип Зеда. Он выходит, одетый в черную толстовку и темные джинсы. Ужасаюсь глубоким кровоподтекам на его лице, несмотря на то что видела их только вчера. Он прячет руки в карманы.
– Привет.
– Привет. Спасибо, что встретился со мной.
– Это была моя идея, помнишь? – улыбается он, и я чувствую себя немного менее нерешительной.
Я улыбаюсь в ответ.
– Думаю, ты прав.
– Я хочу поговорить с тобой о том, что ты сказала в больнице, – говорит он, и это именно то, о чем я планировала поговорить.
– Я тоже.
– Тогда начинай первая.
– Стеф сказала, что ты говорил Тристану, что ты выдвинешь обвинения против Хардина. – Я стараюсь не смотреть на его синяк и заплывшие глаза.
– Да, это так.
– Но мне ты сказал, что не будешь выдвигать обвинения. Почему ты соврал? – Я уверена, что он слышит, как дрожит мой голос.
– Я не соврал, я действительно так думал, когда это сказал.
Я делаю шаг к нему.
– Значит, ты передумал?
Он пожимает плечами:
– Все очень непросто. Я думал обо всем том дерьме, что он натворил по отношению ко мне и к тебе. Он не заслуживает того, чтобы просто так отделаться. – Зед показывает на свое лицо. – Господи, да ты посмотри на меня!
Я не знаю, что я могу ответить Зеду. Он имеет право быть обиженным на Хардина, но я хочу, чтобы он не предпринимал против него юридические действия.
– У него уже проблемы с университетом, – говорю я, надеясь, что он изменит решение.
– Ну, он не пропадет; Стеф рассказала мне, что его папаша ректор, – издевается он.
Черт возьми, Стеф, зачем ты ему это рассказала? Я согласно киваю.
– Это не значит, что у него не будет проблем.
Но мои слова только раздражают его.
– Тесса, почему ты всегда кидаешься его защищать? Независимо от того, что он делает, ты всегда борешься на его стороне!
– Это неправда, – вру я.
– Нет, это правда! – Он недоверчиво машет рукой. – Ты знаешь, что так и есть! Ты говорила, что ты думаешь о том, чтобы уйти от него, но день спустя я видел тебя с ним в тату-салоне. Это бессмысленно.
– Я знаю, ты не понимаешь, но я люблю его.
– Если ты его так сильно любишь, почему убегаешь от него в Сиэтл?
Меня как громом поражает. На секунду теряюсь, но затем отвечаю:
– Я не убегаю. Я собираюсь переехать, потому что там больше возможностей.
– Он за тобой не поедет. Так говорят в нашей компании, ты в курсе?
Что?
– Он собирался, – вру я.
Но я точно могу сказать, что Зед видит его насквозь.
Он задумчиво смотрит в сторону, затем переводит взгляд на меня.
– Если ты скажешь, что не испытываешь ко мне никаких чувств, вообще никаких, я сниму обвинения.
В этот момент мне начинает казаться, что ветер усилился и воздух стал еще холоднее.
– Что?
– Ты слышала. Скажи мне, чтобы я оставил тебя в покое и никогда больше не заговаривал, и я это сделаю.
Его просьба напоминает то, что говорил Хардин когда-то очень давно.
– Но я этого не хочу; я не хочу больше никогда не говорить с тобой, – признаюсь я.
– Так чего же ты хочешь? – спрашивает он, и в голосе его звучит печаль и гнев. – Мне кажется, ты так же запуталась, как и я! Ты пишешь мне эсэмэски и встречаешься со мной; ты целуешь меня, спишь со мной в одной постели; ты приходишь ко мне, когда он причиняет тебе боль! Чего ты от меня хочешь?
Я думала, что уже прояснила все свои намерения в больнице.
– Я не знаю, чего я хочу от тебя, но я люблю его, и этого не изменить. Мне жаль, что я давала тебе неясные намеки, но я…
– Объясни, почему ты собираешься на неделю в Сиэтл и не говоришь ему об этом! – кричит он, размахивая руками.
– Я не знаю… Я собиралась сказать ему, когда подвернется возможность.
– Ты не говоришь ему, потому что знаешь, что он тебя бросит, – резко говорит Зед, глядя мимо меня.
– Ох… ладно… – Я не знаю, что ответить, потому что действительно боюсь, что Зед окажется прав.
– Знаешь, что я думаю, Тесса? Вскоре ты можешь меня поблагодарить.
– За что?
Я смотрю, как его губы растягиваются в злобной ухмылке. Зед вытягивает руку, указывая на что-то позади меня, и я вздрагиваю.
– За то, что сказал это за тебя.
Я знаю, что, когда обернусь, там будет стоять Хардин. Клянусь, я слышу его прерывистое дыхание сквозь холодный зимний ветер.