Паша (1)
– Может, сходишь, отрегулируешь? – сказала медсестра, прерывая поцелуй.
Они лежали в огромной ванне, предназначенной для купания пациентов, хорошенькая девушка и ее коллега. Вода бурлила, становясь невыносимо горячей.
– Но там же холодно, – закапризничал санитар.
– А здесь тоже может похолодать.
Намек понят. Санитар нехотя выбрался из воды – к кранам и термометрам за стеклянной перегородкой ночной больницы.
Медсестра утиралась полотенцем и не видела, как за ее спиной некто подкрался к мужчине, накинул на шею удавку. Санитар поник.
Медсестра вставляла в волосы заколки, она не подозревала, что убийца в маске, неутомимый, могучий, приближается… кладет ладонь на плечо.
– Ну хватит, Бад. Мне пора возвращаться. Позавтракаешь со мной утром?
Она игриво прикусила указательный палец того, кого принимала за Бада. Оглянулась…
Паша Самотин клацнул по пробелу, и персонажи застыли на экране компьютера. Симпатичная медсестра окоченела в лапище Майкла Майерса.
– Мам? – Самотин прислушался, но единственным звуком было мерное жужжание процессора.
Однако же кто-то окликал его…
Паша встал из-за стола. Полуденное солнце заливало светом бесчисленные корешки книг, фигурки супергероев, столпившиеся на полках, постеры с рок-группами. Последние августовские деньки даровали жару, и племянница бабы Тамары выходила во двор позагорать, подставляла лучам плоский живот, серебрилась пирсингом в пупке. Хотелось бы Паше заговорить, познакомиться с ней – все же соседи, общий штакетник… но девушка выглядела слишком круто и неприступно, а Паша был наглым плейбоем разве что в фантазиях.
– Мам? – повторил он, высовываясь в прихожую.
В доме царила тишина.
Мама, полчаса назад возившаяся у плиты, куда-то испарилась.
«Глюки», – резюмировал Паша, поворачиваясь. Взгляд мазнул по окну. Снаружи на него смотрело чудище с красно-черной мордой и короткими рогами.
Паша выругался.
Чудище хохотнуло, стаскивая маску Дарта Мола, являя плоское несуразное лицо, обрамленное жесткими вихрами. По-своему чудищное, зато родное.
– Руд! Приехал!
Паша ринулся к окну, распахнул створки. Руд – Нестор Руденко – ловко взобрался на подоконник и через мгновение жал Паше руку. За две недели друг загорел и похудел, веснушки изгваздали щеки, нос, приплюснутый после знакомства с кулаком Рязана.
– Накупался? Как море?
– Соленое, жидкое, – Руд говорил с фирменной ленцой, по которой Паша успел соскучиться. Вальяжные манеры, непробиваемое спокойствие, были броней мальчишки, защищающей его субтильное тельце и редкое имя от насмешек ровесников, от тычков. Броня, впрочем, срабатывала не всегда.
– Завел курортный роман?
– Менял баб как перчатки.
– Заливай. – Они дружили с пятого класса – пять лет – и все друг о друге знали. Руд, в отличие от Паши, даже не целовался с девушкой. Да и Пашины поцелуи нельзя было назвать полноценными – так, чмок за гаражами с теперь потолстевшей и подурневшей Ингой… два года назад…
– За санаторием был пляж… – Руд понизил голос. – Нудистский. Я маман говорю: мороженое куплю. А сам – туда по-бырому. Ох, какие там цыпочки, Самотин!
– Что, и без трусов?
– Без ничего! Выбритые, в масле…
– Кто в масле? – Дверь скрипнула, в комнату заглянула Пашина мама.
– Рижские шпроты, – глазом не моргнул Руд. – Драсьте, Лариса Сергеевна.
– Привет, Нестор. С возвращением. Математику подтянул?
– От зубов отскакивает.
– На следующей неделе проверю.
Мальчики синхронно скривились, вывалили языки.
– Вас накормить?
– Не, спасибо.
– Спасибо, мам.
Лариса Сергеевна затворила за собой.
– Ну вот зачем она напомнила? – поник Паша.
Лето пролетело, как и полагается лету – метеором, пулей. До конца каникул оставалось шесть дней. Здравствуй, школа, засиженные мухами парты, бесконечные уроки.
– Ого! – это Руд заприметил обновку, рыжую куклу, сидящую на диване под постером Green Day. У куклы было злобное, иссеченное швами личико и пластиковый нож в кармашке джинсового комбинезона. – Чаки!
– Лимитированная серия, – гордо сказал Паша.
Руд тискал куклу-убийцу, та пищала: «Я славный парень! Славный парень с тесаком!»
– Офигеть! На русском говорит! Где взял?
– Батя заходил.
– О… – Руд кивнул понимающе. – Общался с ним?
– Ну так… парой слов перебросились.
– А с негритяночкой как?
Негритяночка – это племянница бабы Тамары, приезжающая откуда-то из Пскова. Чернокожей она не была, прозвище мальчики дали ей из-за загара. Хотя теперь Руд был загорелее.
– В процессе, – преувеличил Паша.
– Ну ясно. Порнушку смотришь? – Руд ринулся к столу, шлепнул по клавиатуре. Майерс растормозился и ткнул медсестру в кипящую ванну.
– Сиквел «Хеллоуина».
– Сиквелы – отстой. – Руд с Чаки в обнимку плюхнулся на диван.
– А «Крестный отец»? Вторая часть лучше.
– Не видел.
– «Лепрекон»…
– Это – да. Уорвик Дэвис… А я по дороге к тебе встретил нашего лепрекона.
– Курлыка?
– А кого же!
Погоняло Курлык намертво приклеилось к тишайшему Ване Курловичу. Ваню Паша всегда жалел и звал при случае в гости или на футбол. Мамка Вани закладывала за воротник, однажды Паша видел ее, в нижнем белье разгуливающую по улицам. Курлык жил у деда, который работал в школе слесарем и электриком в одном лице. Дед, Игнатьич, тоже пил.
Курловичу пришлось несладко. Горшинские гопники мутузили его чаще прочих.
– Курлык сказал, школу затопило. Вроде канашку прорвало.
– Кто-нибудь утонул?
– Ага. Костров. В дерьме.
Они смеялись, а ветер проникал в форточку, принося запахи полыни, гудрона, умирающего лета.
– Ты не поверишь, – сказал Руд, – но я хочу в школу.
– Перегрелся?
– Не, серьезно. Всех мудаков отправили в ПТУ. Ни Рязана больше, ни Желудя. На класс – пятнадцать калек, из них девять – девчонки. Вон даже Ахметова, старая «бэ», на пенсию ушла.
– А кто вместо нее литературу будет вести?
– Новенькая какая-то. Короче, братан, заживем, как у бога за этим самым, – Руд прервался на полуслове, встрепенулся. – Ба! Дырявая башка! Я ж тебе сувенир принес!
– Невесту для Чаки?
– Почти. – Руд вынул из кармана курительную трубку. Вручил другу.
– С побережий Крыма. Чистый орех.
– На фига? Я же не курю.
– Баран! Ты – писатель. Все писатели курят трубку.
– Аллен Карр не курит.
– Я знаю только Джимми Карра. Кстати, как поживает Пардус?
Пардусом звали овчарку Паши, умершую в прошлом году – настоящая трагедия для и без того уменьшившейся семьи Самотиных. Но Руд имел в виду, конечно, героя Пашиного рассказа, которому автор подарил имя любимца.
Руд был единственным, кто прочел рукопись, – искренне хвалил и затребовал писать продолжение.
– Ты ж не любишь сиквелы.
– А это не сиквел, – возразил друг, – это сериал. Второй эпизод.
– Уболтал. – Паша извлек из ящика тонкую стопку листов с распечатанным текстом.
– А секс там будет?
– Прочитай – узнаешь.
– Вот бы, – сказал Руд, надавливая на живот Чаки, заставляя его говорить, – вот бы новая училка была секс-бомбой.