Паша (4)
– А вдруг тут есть сигнализация?
– Ага, – просопел Руд, – и лазерная решетка, как в «Обители зла».
Они топтались на крыльце, освещенном уличными фонарями. Адреналин бушевал в крови. Паша видел двор и ели, лестницу, по которой он сходил и поднимался в течение многих лет. Пятиэтажки внизу холма. Казалось, жильцы прильнули к окнам и уже вызывали полицию: «Двое грабителей вламываются в школу, поспешите». Застрекочут вертолеты, с фиолетового неба посыплется спецназ: «Мордами в землю! Вы арестованы!»
– Готово! – объявил Руд.
«Взлом с проникновением, – подумал Паша, переступая порог. – Или с ключом – это не взлом?»
Часы показывали девять тридцать. В одиннадцать он должен был вернуться домой.
Света фонарей хватало, чтобы различать дежурный пост, библиотеку, кабинет директора.
Паша запирал дверь.
Полумрак населил вестибюль тенями, придал таинственность знакомым предметам.
– Итак, – сказал Руд, поравнявшись с товарищем, – пора сознаться.
– В чем?
– Второй ключ – не от подвала. Ты не пошел бы со мной, если бы знал.
– А от чего он?
– От кабинета информатики.
– Что ты мелешь? – прошипел Паша.
– Тебе нужны деньги. Мне нужны деньги. Компьютеров в кабинете много – мы возьмем два. Никто не заметит.
– Прекращай!
– Ладно, – захихикал Руд, – но ты поверил.
– Ни фига.
– Поверил-поверил.
Руд двинулся в западное крыло.
Паша то и дело озирался – на окна, на оставшийся позади вестибюль, черный-пречерный. В дамском туалете цокал кран. Капли разбивались о раковину.
– Тихо, – шикнул Руд, пригибаясь.
Паша сжался пружиной.
– Слышишь?
Кап-кап-кап. Бой сердца отдавался в ушах.
– Нет.
– Бобриха идет за нами, чтобы трахнуть.
– Ну ты и придурок.
Теперь в голову лезли мысли о престарелой учительнице физики, подстерегающей за углом, облаченной в кружевное боди.
Но в подвале – в верхнем подвале – конечно, не было никаких старух. Руд зажег свет. Мальчики, немного расслабившись, пошли мимо кабинета трудов и тира. Свернули в короткий коридор, заканчивающийся желтыми дверями.
Сладкая дрожь разлилась по телу. Рассказать бы кому…
«Вот и расскажешь, – подумал Паша, – вернее, опишешь в следующей истории».
Замок подался, хрястнул. Дверь оглушительно заскрипела. За ней кишел мрак.
– А фонарь ты брал?
– Стой здесь. – Руд шагнул вперед: мрак поглотил его, не оставив и косточки.
Паша поежился. Неужто Руд смелее его? Он мысленно полистал их совместные приключения: стычки с гопниками, атаку на яблоки тети Нади, побег от стаи бродячих псов. Выходило, что так. Руд – младше его на три месяца – был не только заводилой, но и по части удальства опережал.
Внизу, поморгав, вспыхнула лампа.
Мрак схлынул, оголив лестницу и хитро улыбающегося Руда у подножья.
– Вэлкам.
Подвал был огромен. Трубы уходили вправо на десятки метров. Электричества не хватало, чтобы оценить даже десятую долю помещения. От мысли, что оно тянется до самого мужского туалета в восточном крыле, внезапно замутило. Паша представил себя, идущего на спор в поисках противоположного тупика, представил густеющую тьму, в которой он увязает, застревает, как в сузившемся туннеле, и дергается там, бессмысленно вопя.
Рядом с лестницей громоздился хлам: парты, хилый шкаф, перемотанные бечевкой книги. Руд снял со шкафа что-то желтое. Игрушечный пистолет?
– Опа! – Руд прицелился в Пашу.
– Это же…
– Гвоздомет. Как в четвертом Fallaut, только без компрессора.
Руд направил ствол в рухлядь и надавил на клавишу. Нейлер харкнул гвоздем. Стальное жало по шляпку вошло в облупившиеся дверцы шкафа.
– Крутяк, – ухмыльнулся Руд.
– Положи на место, – буркнул Паша. Он подумал о полоумном Игнатьиче, тычущем гвоздометом в Курлыка. – Чем здесь пахнет?
– Сыростью?
– Нет. – Паша принюхался. – Халвой? Какими-то восточными сладостями?
– Ну да. Курлык тут знатной халвы наделал.
Мальчики двинулись влево.
– Где-то тут, – сказал Руд.
Западная стена выползла из темноты. Шершавая, размеченная темными линиями. Паша моргнул. Хаотичные улиточные следы сложились в рисунок – его уже нельзя было развидеть.
Лицо от пола до потолка.
Паша окоченел, словно был куклой, и кукловод обрезал ниточки. Или как в том навязчивом кошмаре, где он ломал позвоночник и умолял маму не трогать его, не перемещать до приезда врачей.
Лицо источало угрозу. Ледяную жуть, будто из бескрайней тундры выл убивающий ветер – и хотя ни единый волосок не шевельнулся на голове Паши, он ощущал каждой порой дуновение.
Он думал о мертвецах. Не зомби из фильмов, а об обыкновенных покойниках, с заострившимися чертами, в гриме, в цветах и лентах. Как они лежат в гробах. И как, проснувшись ночью, ты обнаруживаешь их лежащими в твоей постели, и ты зажат между ними.
Он думал о дохлятине, гниющей на полуденном солнце. О крови, текущей из-под юбки одноклассницы Лауры. О дядечке в магазине, который обернулся, и маленький Пашка увидел синюшную опухоль на его щеке.
Мама рассказывала, как ей делали кесарево сечение, и она чувствовала руки хирурга внутри.
Сейчас Паша чувствовал то же самое, но не в животе, а в черепной коробке.
Слушая Курлыка, он воображал намалеванные клыки.
Но ничего подобного не было. Никаких дешевых трюков.
Со стены на него взирало лицо мужчины. Прямой нос, раздувшиеся ноздри, выпученные глаза, росчерки бровей и скул, четкие носогубные складки. Рот не нарисован, а точно выкопан в бетоне.
И все же Лицо страшило пуще любого чудища. Непристойное, гнусное, живое.
Таким мог быть Зивер, бог людей-леопардов. Но Паша ни за что не описал бы, не объяснил бы, чем его напугал рисунок.
Руд заговорил, и морок рассеялся. По крайней мере, Паша сумел отвести от стены взор.
– Он как будто… пульсирует.
– Дышит, – сипло сказал Паша.
– Мне немного…
– Противно?
– Ага. – Руд взъерошил кудри. – Я вспомнил… на море ночью пошел в туалет. А он был заполнен насекомыми. Какие-то огромные мотыльки, сколопендры… фу…
Паша не стал спрашивать, при чем здесь насекомые. Они оба думали о мерзком, изучая рисунок.
За спиной хрустнуло. Мальчики переглянулись. Замок! Кто-то ковырялся ключом в замке!
– Шухер! – прошептал Руд и бросился к трубам.
Протяжно заскрипели металлические петли.
Паша очутился возле хлама. Отворил дверцы, юркнул в шкаф, разрывая паутину, старясь не зацикливаться на образах волосатых пауков. Днище прогнулось под его весом. Он дернул на себя дверцы, и в этот момент кто-то спустился в подвал.
– Игнатьич? – женский голос. Знакомый. – Игнатьич, это ты?
«Баба Тамара!» – Паша облизал пересохшие губы.
В шкафу имелись щели, но Паша боялся шевельнуться.
– Старый пьяница… – пожурила вахтерша. – Пусто. Заходи.
Тень промелькнула мимо Пашиного убежища. За ней – вторая.
Сердце колотилось так, что он удивлялся, почему баба Тамара не слышит?
– Он тебя ждал, – сказала Тамара. – Он мне приснился, после того раза. Говорит: приведи ее снова.
Паша снял с ресниц паутину. Не чихнуть бы! – пыль щекотала слизистую. Свербели подмышки. Обливаясь потом, он прильнул к щели в боковой стенке.
В десяти метрах от шкафа стояли две окуренные мглой фигурки. Пониже – баба Тамара. Повыше…
«Это же негритяночка!» – догадался Паша.
Соседка зачем-то пригласила в подвал племянницу. Судя по разговору, не в первый раз.
– Смотри, девочка, смотри. И пускай Бог на тебя смотрит. Покажи ему…
По коже что-то поползло. Тарантул! Крыса!
Стиснув зубы, Паша покосился на руку. Свет, просачивающийся в дырявый сундук, позволил разглядеть рыжего таракана. Паша сбил его ногтем. Потер нос. Вернулся к щели.
Он решил, что бредит. Или спит, или надышался распыленных в подземелье химикатов.
Негритяночка раздевалась.
Здесь, в холодном склепе, в присутствии бабы Тамары – и даже при ее помощи – стаскивала платье, расстегивала бюстгальтер. Она стояла лицом к стене, и Паша видел спину, клинышек стрингов и ягодицы.
Член, не согласовываясь с мозгом, затвердел.
– Да, да, пускай смотрит, – частила вахтерша.
Что там творится? Кого она назвала Богом? Зивера? Морду на стене?
Обнаженная девушка развела в стороны руки, словно для объятий.
Паша вспомнил, как на уроке информатики полез под стол за упавшей мышкой и увидел белые трусики Жанны Александровны. И как в автобусе видел в декольте наклонившейся женщины морщинистый сосок.
«Ты можешь выйти из шкафа, – сказал в голове дружелюбный голос, – и спросить, чем они занимаются. И даже присоединиться»…
Паша коснулся виска.
Свет погас.
«Руд!»
В кромешной темноте Паша выскочил из шкафа. Побежал, без малейшей уверенности, что бежит к выходу. Что не заблудится в лабиринте труб. Не потеряет Руда с ключами. И не останется тут навечно.
Из мрака зашипели призывно.
– Кто здесь? – спросила вахтерша.
Паша упал на корточки, ощупал пол. Ступеньку. Сверху Руд скоблил ключом металл, пытаясь попасть в замочную скважину.
– Кто вы? – голос прозвучал совсем близко.
Паша взбирался по лестнице, молясь всем богам.
Дверь распахнулась. В последний момент чьи-то пальцы граблями прошлись по икре Паши. Он вылетел из подвала и грохнул дверьми. Помчался за Рудом. Западное крыло… вестибюль. Руд бился с главной дверью. Паша вглядывался в коридор, зубы стучали.
Секунды, растянувшиеся в часы, и вот они скатываются по склону… смеясь? Да, смеясь, после всего пережитого.
В подворотне они повалились на траву. Истеричный смех перешел в надсадный кашель. Отплевавшись и отфыркавшись, Паша спросил:
– Ты это видел?
– Голую негритяночку? А то! Я сидел сразу за лестницей. Мог давно выключить свет, но такое зрелище…
– Мужик. – Паша прикрыл ладонью рот. В привычном мире взрослые не шастали голыми по подвалам. – Они извращенцы! Баба Тамара и ее племянница – диггеры-нудисты, или я не знаю…
– Слушай, – сказал Руд, – я как-то напал на сайт. Скрытая камера установлена в ванной общежития, и можно наблюдать онлайн за купающимися студентками. Даже для меня это чересчур подло. Но я смотрел… краем глаза. И там – ночью – была одна сцена. Девушка притащила в ванную таз, а в тазу – отрезанная свиная башка.
– Что?
– Мамой клянусь. Она понатыкала свечей, разделась и ходила вокруг таза. Камера не писала звук, но я думаю, она произносила заговоры. Это было самая больная хрень, которую я видел. Ну, до того, как увидел образину на стене.
Паша сглотнул, прогоняя мысли о Лице.
– Сдается мне, Тамарка проводила какой-то ритуал. Типа знахарского. Народная медицина, суеверия, такое вот.
– По-моему, здраво, – сказал Паша, обмозговав.
– Жалко, блин, мы не сфотографировали рисунок. Не хочешь вернуться и сделать парочку фоток?
– Нет, – твердо, без тени улыбки ответил Паша.