Яна
Я шла по коридору больницы быстрым шагом.
Меня ждал разнос.
На ходу оправила халат, ловя сочувствующий взгляд дежурной медсестры.
Все всё понимали.
Заведующая – Равена Мечиславовна – сейчас меня натурально “казнит”. И не посмотрит, что я невеста её единственного сына Анджея.
Мои волосы – сегодня стянуты в особенно строгой причёске – низкий хвост. На ощупь проверяю, не выбилась ли непослушная светлая прядь. Знаю, как Равену это бесит.
Ох, тяжело мне будет…
И хотя я не помню своих родителей – называть маму Анджея и по совместительству мою начальницу “мама” – у меня просто язык не повернётся.
Вновь нервно оправила белоснежный халат с нежно-голубой эмблемой клиники. Так я и не поняла, фонтан на ней изображён или что…
Я замерла у двери в кабинет заведующей, положила руку на пластиковую ручку.
Надо успокоиться.
Глубокий вдо-о-о-ох – и лёгкие наполняются озонированным воздухом с лёгкой ноткой больничного антисептика. А ещё химическим запахом лекарств, болезни и страданий.
В стенах этого элитного отделения, куда попасть стоит "как крыло самолёта"– ещё вчера было тринадцать маленьких пациентов. Разной степени безнадёжности.
Сегодня после моего ночного дежурства – их четырнадцать. Я под свою ответственность в отсутствие Равены… или как её за глаза нарёк коллектив – Годзиллы Мечиславовы… положила в отделение маленького мальчика. Костика. Белокурого ребёнка с лазурными глазами. Сотрудники отделения влюбились в него сразу, и все дружно начали называть восьмилетнего малыша – просто Котик. Или Кот.
И сейчас я буду получать жёсткую отповедь за то, что положила малыша без племени и рода, такого же детдомовского как я сама.
А вдруг Равене-Годзилле будет абсолютно всё равно, что он погиб бы без нас?
Ведь деньги любят счёт.
Но я уверена, что смогу достучаться до неё. В крайнем случае – попрошу о помощи Анджея – жених ведь меня поддержит!
Я же правильно поступила.
Только так и возможно.
Снова вдох и выдох.
Перед смертью не надышишься.
И после вежливого стука я приоткрыла дверь кабинета:
– Равена Мечиславовна, – натянуто улыбнулась я, – я отчитаться. Можно?..
– Зайди, – жёстко выплюнула заведующая.
И моя надежда на взаимопонимание истаяла как пушистый снежок, по странности выпавший в разгар лета.
И я вошла в просторный кабинет. Со стеклянными окнами в пол, неприлично роскошным лакированным деревянным столом и тяжёлым духом пряных духов Равены Мечиславовны. (совершенно недопустимом в нашем отделении… но кто я такая, чтобы ставить ей нарушение в укор?)
Равена сидела за столом на возвышении, как китайская жаба с монеткой во рту. Сидела и притягивала деньги.
Нет, не жаба. Натурально – Годзилла. А её брендовый духан – не иначе как "атомное дыхание"древнего монстра.
Это была моя уловка: думать нечто в таком роде, чтобы меньше бояться начальницы. Но был у этой методики минус – непроизвольная, едва заметная улыбка. Я буквально почувствовала, как уголки губ поползли вверх. Едва-едва…
Но поздно!
Равена это, конечно, заметила!
– Ах ты ж, ещё и улыбаешься?! – подавилась гневом начальница, медленно, угрожающе поднимая из-за стола грузную фигуру. Довольно маленькая голова с туго зачёсанными в "дульку"чёрными волосами, едва не трещащий по шву дорогущий белый врачебный халат. Тонкие ручки Равена в гневе всегда прижимала к груди, как тиранозавр. И последним из-за стола показывался неправдоподобно массивный низ тела.
Она качнулась ко мне через стол, и несмотря на нехилые квадратные метры и видовые окна – мне показалось, что места совсем мало. А может, это впечатление рождалось потому, что вместе с Равеной на меня качнулось ядерное вишнёвое облако её духов, самую малость отдающих тленом.
– Ты меня решила по миру пустить, дрянь такая?! – начала орать без преамбулы Годзилла, – ты этого оборванца мне в отделение заложила?! Чтобы что?! Из чьего кармана будем оплачивать ему химию?!!!
Я в шоке открыла и молча закрыла рот.
Я так растерялась!
Наши отношения не отличались теплотой.
И я ждала выговор… или даже разнос. Но так орать?!
Я не нашла слов.
Почему-то подступили слёзы. Я почувствовала себя маленькой и жалкой. Равена будто давила меня массой и авторитетом. И мне отчаянно захотелось забиться в угол, да хоть под плинтус. Спрятаться. Чтоб меня хоть кто-нибудь спас.
Начальница и так стояла на возвышении. А её светло-карие, почти жёлтые глаза сейчас смотрели на меня по-жабьи безэмоционально с багровеющего от гнева лица.
Но вдруг светлым росчерком перед моим мысленным взором возникли лазурные глаза белокурого Костика. Котика. В светло-голубой рубашке с мультяшным белым дракончиком. И с не по-детски умным пронзительным взглядом.
Она что, хочет, чтобы тени чернели у него под глазами?
Она что, хочет, чтобы болезнь его иссушила?
Погасила свет этих прекрасных умных глаз?!
Да никогда! Ни за что!
И я собралась:
– Равена Мечиславовна, – твёрдо проговорила я, игнорируя истерику почти-свекрови и переход на личности, – можно будет выставить счета фондам ОМС. Можно взять из денег спонсоров… Я сама попрошу на Костика…
– "Я сама попрошу на Костика", – кривясь передразнила Равена, – ты как медицинский-то закончила с такими куриным мозгами, а? Костик твой “на лопате” считай! Ты понимаешь, что мне эта пакость не нужна в статистике отделения?! Ты понимаешь, что со мной будет?!! Так…
Начальница шумно выдохнула через ноздри:
– Я уже позвонила в бюро. Госпитализацию аннулируют задним числом. А тебе только подбить всё по документам. Айтишникам позвони. Пусть из системы все упоминания уберут. И скажи "спасибо". Прощаю твой идиотизм только потому, что мой сын на тебя запал. И заруби себе на носу, Яна. Хочешь работать в таком месте, как это – засунь свою сиротскую солидарность куда подальше!..
Она говорила что-то ещё.
Кажется, я оглохла.
Потому что видела, как она вхолостую открывает рот.
Вообще, кроме стука собственного сердца и шума крови в ушах – звуков не было.
Мозг отказывался воспринимать страшную суть жестоких слов Равены.
Как это?.. КАК ЭТО?!
Она же врач…
Она же… я же… всё студенчество мечтала с ней поработать! У неё же такая слава в городе!..
Как же так…
– Нет, – твёрдо сказал кто-то моим голосом, – я ничего аннулировать не буду.
Снова эти агрессивные шевеления губ Равены. И, кажется, брызги слюны. И мне страшно до дрожи! Но я не сбега́ю. Ведь главное – Котик.
Милый-милый мальчик. Запавший мне в сердце.
Да, я пока не замужем.
Но с первого взгляда на мальчика я решила: буду убеждать Анджея его усыновить. Хоть я, наверно, и молода для мамы восьмилетнего ребёнка, но я справлюсь! И своего добьюсь, и… обязательно его вылечу! Да как можно бросить одинокого мальчика в таком несчастье?!
Слух вернулся внезапно.
Годзилла верещала уже почти на ультразвуке:
–… пошла вон!..
– А если вы мальчика оставите без лечения, – перебила я, – на весь город вас ославлю. У меня всё записано.
Я извлекла телефон из кармана халата и помахала перед носом заведующей.
Сделала вид, что разговор записан.
Но это был блеф.
Я жутко сглупила, что и впрямь не включила запись.
Но я, как говорили у нас в детдоме, “взяла на понт” Годзиллу.
Я вышла за дверь, изо всех сил стараясь, чтобы походка была уверенной.
Но как бы не так.
Ноги тряслись, и я буквально выпала из кабинета.
Всё, о чём я думала – лишь бы моя выходка сработала.
Я уже была готова сползти по стене.
Как перед моими глазами распахнулась дверь одной из люксовых палат, и появился он.
Анджей. Сын Равены – мой жених.
Ох, вот он-то и поможет мне.
– Анджей, – я чуть не всхлипнула.
– Анджей Сигизмундович, – влезла между нами модельной внешности процедурная сестра Полина в хирургическом костюме с эмблемой клиники на полгруди. Предположительно-фонтан нежно-голубого цвета на ней смотрелся аляписто и отчего-то весьма развратно, – Анждей… помогите мне переставить катетер… там вены толщиной с волос. Ох, мне никак не попасть… А вы такой… такой… руки золотые. Такие умелые…
Анджей встретился с Полиной взглядами. Сощурил красивые светло-янтарные глаза, странно лукаво улыбнулся… Это ещё что такое?!
– Я сейчас, Поль… подойду.
– Анджей… – повторила я еле слышно.
– Янчик, – жених подошёл ко мне. Я сто раз говорила, что мне не нравится, когда он называет меня “Янчик”, но… это такие мелочи, – в чём дело, Янчик?.. Почему мамины крики на полкоридора? Мы с тобой ещё даже не поженились, не рано ли вы начали семейные разборки?
– Анджей, это из-за пациента. Я… – снова всхлипнула.
– Что такое? – жених взял меня за плечи и проникновенно заглянул в глаза. Такой мужественный, темноволосый, сильный. Пахнет сладко. Ореховым кофе. Пожалуй, даже слишком сладко. Самую малость. Мне ближе более холодные свежие ароматы, но… Анджей поддержит меня, я знаю. А как он сокращает моё имя – сущая ерунда…
– Новый мальчик поступил. Стабильный, но тяжёлый. Твоя мама хочет аннулировать госпитализацию, а я… а мне…
– Стой здесь, сейчас разберёмся,– Анджей стремительно скрывается в кабинете матери. Я лишь успеваю вскользь полюбоваться, как развеваются полы белого халата, накинутого поверх нежно-зелёного хирургического костюма.
А сама делаю ещё несколько шагов до сестринского поста.
Дежурная медсестра тут же меня усаживает, почти насильно суёт в руки стакан холодной воды из кулера. Я выпиваю залпом на автомате. Странный привкус…
– Тань, как там Кот? – сла́бо улыбаюсь медсестре.
– Только сняла ему капельницу. Он уже лучше… Вот я сейчас специально для вас схожу к нему в палату и лишний раз проверю. Вы только не переживайте, Яна Викторовна, только не…
Пухлая пожилая медсестра скрылась в дверях палаты, продолжая ворковать что-то уютное и успокаивающее на ходу.
– Яна.
Я вскидываю взгляд. Анджей. А что у него с лицом? Рот сжат в жёсткую, упрямую линию. В глазах плещется… гнев?
– Яна. Я не для того тебя сюда устраивал. Живо пошла и извинилась перед моей матерью. И всё исправила по пациенту!
– Яна. Я не для того тебя сюда устраивал. Живо пошла и извинилась перед моей матерью. И всё исправила по пациенту!
А потом Анджей просто развернулся. Дорогие белоснежные ботинки-кроксы аж скрипнули на начищенном до блеска полу элитного отделения.
А я… не могу поверить, что мой Анджей так мне ответил!
Что он меня не поддержал.
Время точно замедляется.
И я, как в замедленной съёмке, вижу: край его халата скрывается в процедурном кабинете. Краем уха слышу жеманный смех Полины – медсестры с перекачанными губами и эмблемой клиники на полгруди.
Кажется, я могла бы просидеть так в оцепенении вечно.
Если бы не взволнованный голос постовой сестры Татьяны:
– Пропал! Костик пропал! В палате нет. И вещей нет! И… ох, что же делать?! Бедный малыш, да куда он мог деться?!
Жизнь возвращается в моё тело.
Сердце начинает дико колотиться, а мозги – усиленно работать.
Куда делся ребёнок из закрытого отделения?!
Я влетаю в палату на всех парах.
Первый этаж.
Распахнутое окно открывается в больничный сад.
Там… красиво. Когда лето.
А сейчас промозглая очень ранняя весна.
Серый снег, местами превратившийся в кашу. Под давящим стальным небом.
И мёртвый трёхуровневый фонтан в больничном палисаднике. С жутко каркающими воронами на бортиках чаш.
А ещё есть пруд в больничном саду.
И в это время там очень тонкий лёд!
Сама не поняла, как не щадя балеток – единственной брендовой дорого́й вещи, что у меня была – подарка Анджея – перемахнула через низкий подоконник палаты.
Не поняла – что это уже мои ноги месят пронзительно-холодную снежную жижу на поплывших дорожках больничного сада.
Я просто неслась к пруду.
У меня бывают предчувствия.
Я частенько знаю детали болезни до получения результатов анализов и томографии. Я частенько знаю, как положить руки на грудь маленького пациента, чтобы шаткие весы его судьбы – качнулись в нашу пользу – к его выздоровлению. К жизни.
И вот теперь этим же шестым чувством я даже не увидела – ощутила прореху в тонком льду пруда. Цепочку следов, оставленных ношенными детскими сапожками на берегу. И рваную рану хрупкого ледяного панциря.
Нет-нет-нет!
– Костик! – я кричала, срывая голос.
На глазах слезы. Адреналин шкалит.
Иногда мне кажется, что я бегу быстрее, чем должны уметь люди.
По грязевым ручейкам. Мимо фонтана. Мимо каркающих ворон.
Мимо гипсовых айболитов и качелей.
– Кот!.. – сердце стучит.
Господи, только не это.
На берегу пруда я уже вижу – ту самую цепочку следов и ту самую расщелину на весеннем льду, что только что танцевала в моих мыслях страшным предсказанием. Такая же трещина – до детали ломаной линии. Впившаяся намертво в мою подкорку.
– Костик! – голос я уже сорвала, и из горла вырывается лишь сип. Который сам похож на воронье карканье.
Разумный человек должен притормозить на берегу. Что-то решить. Кого-то вызвать. Но балетки уже потеряны, а я по колено в воде, настолько ледяной – что я немею по самую шею. Этот холод – очень больно. И меня парализует.
Но каким-то сверхусилием я продолжаю идти.
И вот я в этой воде по пояс.
“Он только что был здесь! Я слышу его тонкий нежно-мятный запах. Я гоню прочь страшные мысли. Медсестра Таня сказала: только что сняла капельницу… значит, он должен быть ещё жив! Я найду! Я достану!..”
Хотя это очень глупо.
Пруд огромен.
Это нелогично. Невозможно.
Я набираю воздуха в грудь и погружаюсь под слишком холодную, чтобы выжить воду.
И она – неожиданно оказывается кристально -прозрачной!
И я вижу! Господи, спасибо! Я вижу его!
Мальчик с белыми волосами в выцветшей голубой футболке с белым дракончиком и светло-серых штанишках. Застыл – завис, раскинув руки. И очень медленно опускается на чернеющее где-то внизу дно.
“Костик”, – зову мысленно.
Я плыву за малышом.
Его глаза вдруг распахиваются! Лазурные-лазурные! Они словно светятся изнутри! Но сам малыш выглядит таким несчастным. Маленьким и хрупким.
Я устремляюсь к нему.
Я тяну руку…
Вот-вот схвачу за тонкое детское запястье и утяну его наверх! К жизни! К здоровью! К счастливому детству! Я буду рядом! Буду водить в зоопарк и покупать мороженое! И всегда найду время поговорить с ним…
Прикосновение к коже мальчика оказывается обжигающе горячим! Словно электрический разряд пробивает до самых плеч.
И вдруг – неистовая сила тянет меня наверх!
И мальчик выскальзывает из моих рук!
Что? Кто?
НЕТ!!!
Это должно быть, – Анджей последовал за мной и вытянул из воды?!
Прозрачные воды неестественно быстро раздвигаются надо мной.
Делаю рваный хриплый вдох. И тут же начинаю кашлять.
По глазам бьёт слепящее солнце. Весна. Да… но намного более тёплая, чем была, когда я ныряла в пруд.
В уголке светлых небес – силуэт странной двойной луны.
Я откашливаюсь.
Фокусирую взгляд.
И смотрю во все глаза на того, кто вытащил меня и крепко держит за плечи через промокшую одежду…
Красивый мужчина смотрит сурово – почти злобно. Белые густые волосы рассыпаны по широким плечам.
Вот-вот раздует ноздри, как хищный зверь.
Я дёргаюсь в его руках.
Мой взгляд мечется как безумный!
Краем глаза замечаю изуродованное – точно стянутое шрамом старого ожога левое запястье своего сурового спасителя.
И вновь тщетно пытаюсь вывернуться из стального хвата мужчины и нырнуть обратно. За мальчиком.
И вдруг осознаю, что я в чужой одежде. На мне белое платье! Рукава до локтя. Намокшие, отяжелевшие длинные юбки норовят утащить на дно.
И я вдруг зависаю.
Пялюсь в глаза этого, несомненно, красивого мощного мужчины. Лазурные. Но когда он настолько суров – скорее льдисто-голубые. Пронзительные. Такие похожие на глаза Костика – и цветом, и выражением. Сколько надлома, сколько боли…
Только в отличие от Костика – здесь ещё холод, угроза и гнев!
Выйти из-под гипноза этого взгляда – почти физическая му́ка!
Но я вновь дёргаюсь, и мужчина отпускает. А плечи, за которые он держал меня, под мокрой тканью рукавов вдруг начинают пылать, особенно левое. Словно на нём кто-то выжигает клеймо!
Я бы орала и визжала от боли… но… в воде остался ребёнок!!!
И это куда больнее! И страшнее!
Так что я молча сцепив зубы, разворачиваюсь и пытаюсь кинуться обратно в воду.
Хоть это место и очень отдалённо напоминает то, где я нырнула!
Плевать!
Может, я наглоталась воды, и меня теперь обманывает слух и зрение.
И даже бледная тень едва заметных днём лун придумалась моим мозгом от кислородного голодания…
Да хоть три луны, хоть десять!!!
Где ребёнок?!
Я кидаюсь в воду, но не долетаю до поверхности.
Сильные мужские руки перехватывают меня поперёк талии, и мощный красавец-блондин молча выносит меня из воды. И без церемоний опускает берег. Как мешок картошки. Но уж отбитый копчик – на общем фоне наименьшая проблема!
Я вскакиваю через миг.
Но все мои попытки вернуться в воду и снова нырнуть тут же пресекаются этим суровым высоким мужчиной.
– Леди Равена, как это понимать? – жёстко цедит красавец-блондин, обращаясь к кому-то, стоя́щему позади меня, – в Аскардских Источниках все целительницы с такими… сюрпризами? Есть хоть одна в здравом уме?!