В Магадане все идет не так слаженно, как планировалось. Рагнарин задерживается. Его нет уже седьмой день. Звонит регулярно, как и обещал. Когда у него поздний вечер, Яна только добирается домой из университета. Восемь часов разницы с трудом укладываются в голове. Насколько же Россия огромная страна! Ее территория включает одиннадцать часовых поясов, которые сменяют друг друга с востока на запад, разбрасывая людей не просто на километры, на целые календарные дни.
Рагнарин рассказывает, что в Магадане начались жуткие морозы. Шахиной здесь, в столице, тоже холодно. Она Дениса совсем мало знает, но этого оказывается достаточно, чтобы безумно тосковать и плохо спать ночами.
Она расспрашивает его крайне подробно о всякой ерунде, только для того, чтобы продлить разговор.
– Снег? Много? – кажется, ее интересует и структура осадков, и степень влажности.
– Много, Ян. Все белое. Ничего не видно. И продолжает мести.
– Ты еще не домой?
Он посмеивается с того, как она на нервах строит вопросы и предложения.
– Нет. Еще не домой.
– А когда? Не знаешь?
– Если завтра все пройдет хорошо, то в среду. Главное, чтобы из-за погоды рейсы не отменили.
– Приезжай, пожалуйста.
Но в среду тоже не получается.
– Ты в субботу будешь свободна?
– Да. Я буду дома.
– Если до субботы прилечу, проведем вместе целый день.
А ей и надеяться страшно, чтобы не спугнуть это обещание. Старается, не предаваться напрасным фантазиям и мечтам.
Вопрос с отцом Шахина решает, но вовсе не так, как рассчитывал Рагнарин. Чтобы избежать возможных компрометирующих телефонных звонков, она уговаривает сурового родителя позволить ей записаться на языковые курсы углубленного изучения русского, знаний которого ей якобы не хватает для учебы. Отец сам зондирует всю необходимую информацию на сайте школы и соглашается, что, учитывая график Яны, ей подходит только последняя вечерняя группа, занятие в которой заканчивается после десяти вечера. Она убеждает его в безопасности, добавляя, что Ксения запишется вместе с ней, чтобы подтянуть стилистику устной речи. Дом подруги дочери находится рядом с этой самой школой, и при необходимости, тут они уже подключают родителей Луценко, эти два дня в неделю Яна может оставаться у них ночевать. О том, что Ксения уже не единожды оставалась у нее, служит для Мехмеда своеобразным успокоением и гарантом. Причин для отказа не остается. Через несколько дней после разговора Шахина получает уведомление о зачислении в языковую школу и просьбу явиться за планом занятий.
Совесть нещадно ест ее поедом. Она впадает в ненавистную ее натуре тяжко переносимую хандру. То и дело порывается во всем признаться отцу. Ситуацию разруливает Ксения, убеждая Яну в оправданности и даже гуманности таких мер. Они идут в школу, берут план занятий, до приезда Рагнарина успевают посетить первое вводное занятие. Как ни странно, преподаватель хвалит их обеих, хотя и делает Шахиной замечания по стилистике и отмечает в ее речи неоправданные лексические повторы.
Терзания совести ослабевают. Она добросовестно работает над материалами, которые им дали на самостоятельную обработку, и старается не зацикливаться на том, что изначально привело ее в языковую школу.
Но уже в пятницу они с Ксенией вместо занятий по русскому посещают запланированный концерт. Первые полчаса Шахину обуревает глубокий моральный шок. Группа «Ленинград» подрывает и смешивает все ее мысли. Оказывается, она действительно слабо владеет русским языком. Попеременно краснея и бледнея, вслушивается в производные скабрезных слов, не замечая того, что в какой-то момент начинает заряжаться чумовой энергетикой исполнителей.
– Вот это да… Такая мощь от них прет! Они сами кайфуют от того, что делают, – восторженно кричит Шахина приплясывающей в наэлектризованной разношерстной толпе подруге. – Солистка – просто петарда!
– Да!
– А что означает это слово?
– Какое?
– Ну, это… По*бень?
– А-а-а, – заливисто смеется Ксенечка. – Дребедень, ерунда, фигня…
– Слушай, ну это же лучше всяких курсов, – на выдохе кричит Янка.
– А я говорила!
Вместе хохочут. Танцуют и подпевают.
– Как же, должно быть, офигенно – стоять там! – кричит Янка подруге, не особо заботясь, разбирает ли та в шуме ударных нот смысл сказанного. Эти слова просто выходят из нее на пике воодушевления. – Сцена. Свет софитов. Внимание и эмоции такого количества людей! Потрясающе!
На кураже эмоций после концерта набивает Рагнарину сообщение.
Яна Шахина: Все идет по плану[1]!
Он ничего не отвечает, хотя прочитывает сообщение в течение минуты. А еще через пять – перезванивает.
– Ты где?
– Я???
– Да, где ты находишься?
– Мы с Ксенечкой по набережной гуляем.
– Значит, вопрос с отцом решен?
– Да.
Не успевает Шахина мысленно укорить себя за изворотливость, как Рагнарин информирует:
– Жди. Сейчас приеду за тобой.
Едва до нее доходит смысл сказанного, вопит, не сдерживая радости.
– Ты в Москве? Москве? Москве?
– Полтора часа назад приземлился. Не хотел тебя беспокоить. Думал, спишь уже.
– Вау-вау-вау! Мой Денисочка вернулся, – последнее Яна уже не ему, а подруге своей вещает.
Высота ее голоса заметно снижается, но звучит все равно достаточно громко, чтобы он услышал и инстинктивно задержал дыхание. Ни одна из его многочисленных бывших не называла Рагнарина подобным образом. Никому из них не хватало смелости, вот так вот в открытую присвоить его себе.
Не ища себе малодушных оправданий, решает, что смелость Янки вызывает у него уже не простое уважение, а определенное и вполне осознанное восхищение. И то, что именно она сказала… Это ему, как ни странно, тоже доставляет удовольствие.
– Как ты меня найдешь? – прерывисто шумит в динамике.
– Сбрось мне «точку» геолокации.
– Ок. Сейчас. Да… Тогда я отключаюсь? И жду?
– Да. Давай. Я выхожу из дома.
[1] Отсылка к песне «Кабриолет» гр. «Ленинград».