Внук переживал, что не успел в первый день увидеть скульптурный портрет Донателло. Целый следующий день был посвящен галерее Уффици, где среди изображений великих мастеров была и скульптура его любимого героя в полный рост.
Я не люблю калейдоскопа экскурсий и потому откосил от совместного похода, удачно оправдав свою невежественную лень целевым изучением Музея Ебраико.
Синагога оказалась сильно охраняемой: в соседнем доме в специальном стеклянном эркере дежурил еврейский солдат с автоматом, на пустынной улице стоял армейский джип с израильскими номерами, проход в узком металлическом коридоре заканчивался стеной с ячейками для сотовых телефонов и прочих гаджетов, которые надлежало сдать. После покупки билета необходимо было зайти в рентгеновскую кабину наподобие установок в аэропортах. Меня это несколько удивило, поскольку в московской главной синагоге подобных мер не существовало.
Управившись за полдня, я вернулся и стал поджидать внука в уличном кафе на соборной площади, под окнами нашего отеля. Большие зонты над столами уже опустили, огромная гора Санта Марии дель Фьоре заслонила солнце. Нескончаемой вереницей двигались туристы. Заметно выделялись из этого разнообразия японцы. В одной руке каждый из них держал палку для селфи, в другой зонтик. Прикрываясь от зноя, они даже не подозревали, сколько мучений доставляют более рослым соседям по толпе своими зонтичными спицами.
Выпив пару кружек пива, я стал разглядывать отель и вдруг обнаружил между вторым и третьим этажами мемориальную доску с барельефом какого-то старикана. Проявив чудеса находчивости в переводе с итальянского, я понял, что доска установлена в честь Донателло в 1884 году.
Подошедшая позже вместе с внуком девушка-гид подтвердила мои неясные подозрения: в доме действительно жил и творил великий флорентийский скульптор. На мой не совсем удачный вопрос «Когда?», она небрежно ответила: «Ну, лет шестьсот назад».
Содрогаясь от предчувствия крупного исторического открытия, я затребовал объяснений у персонала отеля.
Симпатичнейшая пожилая женщина с некоторой будничностью сообщила, что да, в этом доме жил и работал Донателло, кое-что, конечно, поменяли, но многое осталось. Например, межэтажные лестницы с высокими ступенями. Необычный шаг я и сам до этого заметил. Как и непривычную прохладу коридоров при этой дикой жаре и отсутствии кондиционеров.
− Кстати, в вашем номере была его мастерская. Разве вы не заметили четыре огромных окна? Рамы, правда, поменяли, но проёмы остались прежними…
Как это можно не заметить… Грандиозный собор в пятидесяти шагах от наших окон, в котором может разместиться тридцать тысяч человек, нависал над моей кроватью, подсвеченный ровно и сильно. Благодаря таким панорамным окнам, высота нашего второго этажа казалась карликовой по сравнению со стометровой мощью, устремлённой в чёрное небо. Укладываясь спать, я чувствовал, что лежу под стеной храма проповедей Савонаролы и так же не защищён от итальянских интриг, как и братья Медичи.
Заметил, конечно, но чтобы вот так скучно валяться на кровати, где раньше стоял мольберт самого… и этот сам творил бессмертное… а я тут со своими жалкими потребностями…
− А здесь он рисовал эскизы, − невинно добавила дама, указав на открытую дверь помещения для приёма breakfast.
Вот что значит не заточенный на культуру взгляд! Несколько дней я тут завтракал и ничего кроме тяжёлых серебряных столовых приборов не заметил. А стоило поднять голову и увидеть тончайшей работы лепной потолок, рисованные картины на стенах и в углу небольшой портрет знаменитого постояльца. Всего-то шесть веков назад вот здесь, где я сейчас поглощаю йогурт, он продумывал свои сюжеты.
Шестьсот лет… основоположник итальянского Ренессанса… и вот такой дуболом, как я, запросто к этому прикасается…
Август 2015