Когда люди приходят и остаются
В этом доме. Сопит белым паром чайник, И варенье лежит янтарём на блюдце, Так бывает редко, всегда случайно,
Орлова Влада
Антон изо всех сил пытался унять внутренний огонь.
Тщетно: его раскалённое дыхание исторгало жар, на котором можно было приготовить бифштекс.
Тело сотрясала и сотрясала активность невероятной силы.
Боже, как стыдно!
Юноша даже не подозревал, что такое бывает. Он считал себя человеком выдержанным, стойким, тем более в общественном месте.
В этот момент раздался спасительный храп, её мощный храп.
Попутчица вздрогнула, наверно испугавшись этого звука, и проснулась.
Потянувшись, девочка изящно выгнула спину, несколько смущённо скосилась на Антона, и улыбнулась.
– Неужели заснула? Согрелась, вот и разморило.
Антон благодарил судьбу за то, что случилось именно так, что она не почувствовала, не поняла пикантности слишком тесного соприкосновения, когда на глазах у всего автобуса юноша фактически вступил с девушкой в интимную связь.
Слава Богу, тайно, она об этом никогда не узнает.
Антон сидел в мокрых липких брюках, чувствуя острый мускусный запах свежего любовного секрета. Девушке подобный аромат мог быть неизвестен вовсе, но людей с опытом любовных связей обмануть невозможно.
Вот до чего доводят нелепые фантазии.
Хоть бы в деревню кто из новеньких девчонок приехал. Местных-то разбирают ещё в школьные годы. Даже познакомиться не с кем, не то, что влюбиться и создать полноценную семью.
Антону двадцать лет, а он до сих пор, как в деревне говорят – юнец недёржаный, мальчишка сопливый. Разве что целоваться обучен.
Это не значит, что разрядка, оргазм, ему неведомы. Как всякий любопытный юноша, он тоже тщательно и скрупулезно исследовал собственное тело, его интимные возможности. Но в непосредственном контакте с девушкой, точнее, при её невольном участии, это же… это совсем другое.
“Извините меня, милая барышня, не хотел причинить вам зла. Так вышло. Нелепо и гадко. Только я не виноват. Ваш заманчивый вид, возбуждающий запах… плюс немного собственной фривольной фантазии. Всё было так реалистично. Это молодость… молодость во всём виновата!”
– Ну что, пригрелись голубки, – произнёс водитель, – приехали. Это и ваша остановка, девушка.
Озадаченно посмотрев друг на друга, ребята дружно рассмеялись.
Антон больше от смущения: а ну как увидит девчонка на брюках следы его недавней, ещё неостывшей страсти. Это недопустимо! Такого… такого не должно случиться.
Антон тайком оглядел область ширинки на брюках, где, о счастье, ничего не проявилось, но на всякий случай портфелем закрыл аварийную часть корпуса.
Забрав нехитрые пожитки, пассажиры соскочили в придорожной деревеньке, где по сторонам дороги стояли четыре покосившихся дома из почерневших брёвен, поросших грибами и мхом.
Самое солидное строение – местный сельмаг. В нём даже телефон имелся. Интересно, к кому приехала девчонка, надолго ли, зачем?
Некоторое время стояли, молчали, неловко переминаясь с ноги на ногу. То девушка, то Антон предпринимали попытки завязать активный разговор, обозначая это желание красноречивыми жестами, глуповатыми улыбками и странного характера мимикой, но с уст так и не сорвалось ни единого слова.
Молодёжь отчаянно размахивала руками, пожимала плечами, вытанцовывались лишь фигуры крайней застенчивости и прямой нерешительности.
– Лиза… Елизавета я Александровна, – первой прервала молчание девушка, – так меня зовут. А тебя как?
– А я Антон. Просто Антон. Вот.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, они поглядывали украдкой друг на друга. Во всяком случае, юноша точно. Он всё набирался смелости рассмотреть, наконец, объект повышенного интереса, совсем недавно заставивший испытать последовательно, сначала, боль, затем возбуждение и немыслимую сладость.
Антон мысленно извинялся и извинялся за "красномордую клетчатую девчонку". Обозвал-то так в сердцах.
Всё, что он делал, лишь неловкая маскировка недавних чувственных переживаний, которые ещё не стихли. Практически не дотрагиваясь до своих и её интимных зон, юноша испытывал не просто иллюзию, а поистине полноценный процесс физического слияния.
Это инерция воображения. Мозг и происходящее в нём нельзя как обычный механизм взять и выключить щелчком воображаемого тумблера. Сознанию без разницы, целуетесь вы на самом деле, или грезите о том же самом, предвкушаете объятия, или уже пересекли интимную границу и наслаждаетесь близостью. Для возбуждённой психики эти процессы материальны, организм реагирует на фантазии столь же эмоционально как на реальное взаимодействие.
Тогда, в автобусе, он хотел одновременно, чтобы эти ощущения продолжались безмерно долго, чтобы закончились как можно быстрее, или никогда не начинались.
Подобной эйфории он прежде никогда не испытывал.
Что-то непоправимо сдвинулось в недрах сознания, решительно изменив ход самих размышлений и внутренних ощущений, явившихся следствием воображаемого свидания, подвинув обычные понятия и правила с линии запрета в сторону зелёной зоны, где можно всё.
Нелепые неоформленные фантазии о случайно оказавшейся на его коленях девушке нечаянно заняли место всего, что наполняло течение и правила жизни до неё, причём настолько радикально, что Антон не знал, что с этим приобретением теперь делать, как к нему относиться.
Лиза так уверенно и прочно заслонила собой происходящее и волновавшее прежде, обнулив своим появлением все предыдущие события жизни, сделав их незначительными, мешающими, лишними.
Похоже, именно этой встречи Антон и искал столько лет, а теперь внезапно понял, что не способен больше жить в одиночестве, довольствуясь производственными обязанностями, скудным общением с немногими друзьями, невнятными ожиданиями долгожданных жизненных изменений.
До сих пор ему нравились девушки стройные, высокие, с изумительной высокой грудью, с тонюсенькой талией, ярко одетые, стильно причёсанные, весёлые, общительные.
И вот она, Лиза, можно сказать полная противоположность настроенного годами романтического воображения идеалу.
Встретил её и забыл, какие девушки ему нравятся, а какие нет, кроме одной единственной, той, что вонзала в его мозг тысячи колючих заноз, от которых теперь сладко ныло в каждой клеточке тела.
Перед Антоном стояло юное создание с бледным, слегка ассиметричным лицом в форме чайного блюдца, никогда не видавшим, как у большинства коренных северянок, яркого солнца. Под глазами девчушки полянки бледных веснушек, созерцание которых никогда прежде не вызывало в его сердце особенного восторга.
Большущие изумрудные глаза с прищуренным ироничным взглядом, смоляные изогнутые брови, бледноватые губы. Правда форма… форма губ изумительная, так и впился бы в них немедленно поцелуем.
Слишком простая, даже по деревенским меркам, одежонка. Облик невзрачной серой мышки.
И всё же, и всё же… отчего так бешено колотится сердце!
По плечам попутчицы струились не очень послушные, густые и длинные блестящие волосы, растрёпанные приключениями в автобусе и ветром, намоченные моросящим сию минуту дождиком: непослушные, пушистые, вполне замечательные.
Лиза не выпячивала собственную женственность, но скромная одежда не в состоянии её полностью скрыть. Ещё этот озорной взгляд цвета сочной травы и странные оранжевые искорки в глубине глаз.
В голове Антона крутится впечатление от её одурманивающего запаха: аромат немного вспотевшего юного женского тела, сдобренный едва уловимой ноткой запаха лесной фиалки, гречишного мёда и ещё чего-то терпкого, не облечённое пока в словесную оболочку, только щекочущее обоняние.
Одежда Лизы сильно поношена, но опрятна и впору. Смотрит девчонка настороженно и одновременно доверчиво – как ребёнок, который не ведает, как правильно поступить.
Антон тоже не очень понимал, что требуют от него сиюминутные обстоятельства, есть лишь желание немедленно познакомиться, чтобы не упустить навсегда шанс, но у него не было опыта реализации этого желания.
Придётся импровизировать.
Девочка определенно его зацепила. Только чем? С виду Лиза не просто обыкновенная – невзрачная. Разве что это именно тот случай, когда судьба посылает сигнал, напоминая, что с лица воду не пить, что любят не за что-то, а потому что. Или срок наступил, когда природа диктует иные, ей одной известные правила.
Время – оно за нас наперед всё знает: появился в кровеносном русле специфический интимный маркер, запускающий цепь пикантных чувственных реакций, способствующих созиданию в итоге новой прекрасной жизни – значит, предоставит этому важному процессу зелёную улицу на всех физиологических и духовных направлениях.
Природе без разницы, какие у нас планы на будущее, особенно, если твои представления о цели самой жизни запаздывают, буксуют, или напротив, торопятся. Она не признаёт хитроумные перспективные задумки на годы вперёд, эффектные последовательные стратегии созидания выдуманного счастья, игнорирует пустопорожние романтические фантазии. Стихийная гармония своего шанса продолжить человеческий род ни за что не упустит.
Как говорится “не мытьем, так катаньем”.
Коли настало время любить и восхищаться – не отвертишься.
Но что это я всё про любовь, да про любовь?
А о чём же ещё! Потому и бурлит всё изнутри: в горле сохнет, под ложечкой сосёт да кипящей кровью наливается, что существуют, кроме изумительной внешности и яркой сексуальной привлекательности прочие ориентиры – невидимые глазу, которые не сигналят, а включают сразу то, чего необходимо немедленно запустить на полную мощь.
Да-да, именно так. Каждая клеточка её тела живая, каждая в отдельности, все вместе они требуют погружения в любовь. Похоже, Лиза готова избытком эмоций и чувств делиться с кем угодно.Лиза в какой-то мере соблазнительна, молода, чувственна, довольно привлекательна, и совсем не важно, чем именно. Возможно, всем!
А Антон… о-о-о, он тоже готов делиться… и размножаться, конечно.
А ещё раздавать, дарить, поминая лишь о том, как прекрасен в молодости беззаветный альтруизм, когда ничего не требуется взамен, даже если отнимают нечто помимо воли: значит кому-то нужней, вот и пусть пользуются.
Придёт время, когда и ему чего-то перестанет хватать, а пока у его ног целый огромный мир, который невозможно ни объять, ни обнять, можно только прикоснуться к нему оголёнными нервами, чувствуя резонанс с вибрациями всего живого.
Ведь тем она и прекрасна, жизнь, что кажется бесконечной, пока ты молодой, чувствительный и чрезмерно чуткий.
Похоже, Антон реально влюбился. Иначе, почему ощущает себя пылинкой у ног это невзрачной девчонки, отчего мечтает взлететь невесомо и опуститься в свободном парении на пушистую девичью ресничку? Потом стечь по щеке вместе с прозрачной слезинкой, раствориться в её бескрайнем объёме, чтобы непременно слизнула, удивившись незнакомому вкусу, потому, что поглотила в своё чрево его любящую плоть, ставшую теперь и её частицей.
Смотрит Антон на девочку, посылающую сигнал немедленного приземления, чувствует обетованную землю, которую искал вот уже которую жизнь подряд. Понял парень – это точно она, узнал. Не мог не узнать.Какие бредовые мысли. И откуда они берутся! Ничего себе, сочинил.
Ведь столько раз видел и чувствовал в своих грёзах: и эти бездонные глаза, излучающие доброту, и нежные руки, посылающие прикосновением приметы единения, и восторг, дарящий беспричинную радость, ускоряющий ритмы биения сердца, а попутно превращающий всякую мысль в яркий предрассветный туман.
Антон бродил в мареве перевёрнутых мыслей, забыв дорогу, по которой двигался прежде. Теперь ему предстояло научиться ориентироваться по звукам трепещущих сердец, посылающих едва слышные сигналы блаженства или бедствия, но явно зовущие, возбуждающие, на которые не откликнуться влюблённому невозможно, оттого, что они исходят из недр опьяневшей от счастья души, раскрытой на время и совсем беззащитной…
Весь мир теперь скукожился, сжался до размера пятачка, на котором они так красноречиво умудряются молчать о главном.
Огромная Вселенная вместилась в малюсенькое пространство, ограниченное скромным одеянием молодого желанного тела.
Только душистые волосы, аромат неведомой силы, запавший в душу, лишающий воли и нежная кожа миниатюрной руки с почти детскими пальцами, прожигающими воображение до самой сердцевины души.
Окружающее провалилось в бесплотный туман, напоминая о себе лишь фоновыми звуками, предупреждающими, что в этом мире они не одиноки.
Картинка событий замерла, замедлилась, мысли приходили и уходили толчками, лениво обрываясь в самом начале, не успев сосредоточить на чём-то ином, кроме порхающих рук и границы, отделяющей обнажённое для души пространство мироздания, от сокрытого до поры для непосвящённых.
Ещё вчера Антон мог этого не замечать, только не теперь, когда разглядел грань, разделяющее внутреннее и внешнее, заставляющее любопытство и что-то ещё проникнуть в суть происходящего, исследовать недостающее, о чём только смутно догадывался, но пока не обременён знаниями на слишком интимные темы.
Неведомое и загадочное возбуждают сильнее, чем то, что на виду, а замечают и вовсе лишь дозволенное. Даже желание вдохнуть таинственный будоражащий воображение воздух, насыщенный сгустками неземной энергии запахов девичьей юности, будоражащий крепче алкоголя, вызывает головокружение, прилив крови к лицу и шее, разогревая выдыхаемый воздух до состояния расплавленной магмы.
Как же странно устроен мир вокруг. Мозг разрывает взаимоисключающими позывами растерявшегося сознания, одновременно приказывающего немедленно действовать и быть крайне осторожным, превращая желания в горячий воск, стекающий обжигающими каплями на оголенные нервы, одновременно ввергающий в болезненный ступор.
Близость – испытание, когда можно всё и ничего нельзя, потому что каждое неосторожное движение или слово могут всё испортить.
Откуда эти странные мысли! Разве можно влюбиться просто в глаза или в рыжие веснушки на шее? Да и что вообще Антону известно про любовь, если не знаком предметно с её ухватистой природой даже теоретически?
Прищур девушки тем временем трансформировался в глубокий ласковый взгляд, подталкивающий к задушевному разговору, но язык юноши присох изнутри к нёбу и не желает вылезать из уютного убежища.
Только жесты красноречиво ведут выразительную немую беседу.
Классика чёрно-белой фотографии – форма и содержание, где ничто не отвлекает от основного смысла. Антону, во всяком случае, всё предельно ясно: он хочет быть с ней, с Лизой.
Мечтает ли о чём-то подобном сейчас она… кто б знал.
Антон пытаюсь отдышаться от нечаянной мысли и вдруг понял, что не посмеет её высказать. Во всяком случае, не теперь: необходимо время, чтобы осмыслить, понять.
Худое детское тельце с едва наметившейся под пальто грудью невыразимо диссонирует с осмысленным взрослым взглядом. Антон невольно сосредоточился на тёмно-зелёном цвете зовущих глаз: что-то именно в них властно притягивает, парализует, завораживает, манит.
Они, эти колдовские глаза, одновременно ласковые и холодные, что абсолютно парадоксально – как, скажите, цветущий луг может согревать и замораживать одновременно?
Кажется, в глубине этих изумительно зелёных очей притаились замороженные льдинки, которые непременно хочется растопить.
Ещё сильнее желание поцеловать, что непомерно смущает: они едва знакомы, а между тем уже существует некая магическая связь, неведомое притяжение, которое не думает отпускать, скорее всё больше притягивает.
Страшно утерять навсегда это таинственное ощущение, эту загадочную девчонку, похожую на брошенного котёнка.
Утро незаметно уступило земные владения дню, развесило на небе недоваренную геркулесовую кашу облаков, которая колышется по направлению ветра, словно кто-то неведомый помешивает её огромной ложкой. Неуверенные, мелкие и противные, почти невесомые капли дождя, скорее даже морось.
Голые деревья, неприглядные дома, серый тягучий воздух, а внутри звучит зажигательная «ламбада», кровь с уханьем стучит в висках, проскакивает толчками в воспалённое сердце, которое с силой выталкивает разгоряченный поток в набухшие от избытка крови вены.
Калейдоскоп невнятных ощущений нервно пульсирует, накапливаясь внизу живота.
Сыро, промозгло, а Антон словно перегрет.
Сейчас или немного позже, но обязательно очень скоро, настанет минута, когда придётся прощаться и что тогда? Наверно, он полный лопух, если не может вымолвить ни единого слова. Лиза ведь просто девчонка. Обычная деревенская девчонка, каких вокруг великое множество.
Обычная, да, но не такая как все!
Отчего же такие страдания на пустом месте!
Если бы мы всегда понимали, что происходит изнутри. Очень часто не мы управляем сознанием, а оно нами. Удивляемся, а со стороны всё выглядит нормальным. Кстати, есть авторитетное мнение, что сознание находится не внутри, а где-то на периферии, снаружи.
Похоже, Антон разглядел в девочке нечто, не поддающееся пока осмыслению, что непостижимо для его скудного интимного опыта.
Или это стыд от случившегося в автобусе?
Но ведь ничего плохого он в принципе не совершил.
А разве смущаются только от дурного? Что если человек почувствовал, наконец, себя мужчиной, а в посторонней девчонке разглядел женщину? Первую, возможно единственную женщину в своей жизни.
Хотя, нет, не первая она вовсе. Была у него сумасшедшая любовь с Леночкой Тюриной. Была. Правда, дальше поцелуев и обнимашек дело не продвинулось, зато какие страсти раздирали их воспалённые целомудренной влюблённостью души в клочья. Казалось, жизнь была невозможна без той девочки.
Они упивались близостью, часами проводили время, приклеившись друг к другу телами. Это она научила Антона целоваться.
Ленкина выдумка не знала границ: любимая непрерывно изобретала и выдумывала разные способы чувствительных поцелуев, он лишь послушно исполнял причудливые девичьи капризы, терпел выдумки и проказы.
Девочка была для него всем. Точнее, кроме Ленки долгое время никого вокруг, как бы, не существовало. Словно очутились они на неведомой планете, где места хватило только для двоих. Влюблённые жили и дышали собой и для себя. Никто на всем белом свете не был им интересен.
Всё закончилось внезапно и очень глупо. Проклятый юношеский максимализм.
Причина была и довольно серьёзная, но не фатальная: поцелуй с демобилизующимся солдатиком на фотографии для его друзей – так, юношеская бравада для него и наивная глупость для неё.
Вряд ли могло произойти нечто серьёзное, но погубил этот поцелуй первую любовь легко и непринужденно.
Раз, два… и они уже друг для друга никто – пустое место.
Словно один из них опоздал на скорый поезд, увозящий второго по неведомому маршруту, когда состав уже не может вернуться назад и сойти с него по какой-то причине тоже невозможно, поскольку он успел набрать немыслимую скорость.
Остаётся только с грустью помахать вслед, всплакнуть от ощущения невосполнимой утраты и… и продолжить жить.
Романтическими воспоминаниями с налётом искренней лирической грусти.
Ведь когда кто-то уходит, даже навсегда, это не означает, что его больше нет. Он так остаётся с нами, поскольку память сердца невозможно редактировать.
Этот кто-то ещё долго будет приходить к нам в минуты тревог и разочарований. Так уж устроен человек. Всё, что мы не успели сказать, пережить, почувствовать будет продолжено, порой многократно усиленное впечатлениями дня сегодняшнего и обновлёнными переживаниями.
Это не просто потеря – это развилка, момент невозвратного выбора одного из нас.
Каждую минуту жизнь заставляет нас делать шаг, уводящий на иной путь, неведомый, как и прежний, предоставляющий новые возможности, лишающий тех, которые не были реализованы вовремя.
Ирония этих событий в том, что никогда не узнаешь, что могло произойти дальше. Хотя и после выбора ничего нам неведомо – ведь впереди другие бесконечные голосования за и против, предугадать последовательность и последствия которых мы тоже не в силах. Так и скитаемся всю жизнь в лабиринтах неведомого, отмечая крестиками и ноликами поражения и победы, которые спустя определённый срок обречены в свою очередь стать поражениями.
И так до бесконечности.
Только в мечтах, или же во сне, возможно, продолжить то, внезапно прерванное общение, додумать, что же должно было произойти после разрыва.
Переживание потерь болезненно, горько, печально.
Всё равно приходится постоянно выбирать, передвигаясь по полотну жизни петлями и зигзагами, изредка перебегая или перепрыгивая на другую тропинку бытия, за которой опять может появиться резкий поворот, а то и разворот.
Так и рисуем узор незрячей судьбы. Танцуем джигу, пока молоды и сильны, затем переходим на вальс, замедляя его движения год от года. После начинаем топтаться на месте и, наконец, вовсе останавливаемся, удивляясь, зачем вообще нужны были эти бесполезные, беспорядочные движения, коль скоро осознаём, что движемся с ускорением в одну и ту же пропасть.
Сейчас Антон намерен именно танцевать. Душа его поёт, вытворяет с ним разные непонятные штучки, значение которых до него пока не доходит, но ох как хочется испытать всё это неведомое, исследовать каждый потайной уголочек непознанного мира, в который он не допущен даже в качестве зрителя.
– Меня сюда на практику направили, – прервала гнетущее молчание Лиза, – продавцом. Наверно надолго. Хотя, точно не знаю. Как получится. И никого знакомых. А ты здесь живешь?
– Работаю. Зоотехником… во-о-он в том совхозе, – отвечает юноша и показывает на противоположный берег реки, скрытый опустившимся в пойму густым туманом, – тоже не знаю, надолго ли. Положено отработать три года. Пока чуть больше полгода освоил. Там и живу, в совхозной конторе.
У меня комната. С печкой. Малюсенькая, правда, но тёплая и удобная. Книги есть, стереофонический проигрыватель. Совсем неплохо устроился для глухой деревни. Скучновато, конечно. Зато здесь охота, рыбалка, грибы, ягоды, природа нетронутая. На спорт времени хоть отбавляй. Почти приспособился.
Только подружки нет. А вы не хотите… ну, это… дружить со мной?
Краска залила лицо: дотронься и обожжёт. Все-таки хватило смелости.
– А ты заходи ко мне чаще. Вдвоём веселее, – предложила Лиза и подала в качестве инициативы малюсенькую ладошку, свернув её лодочкой, – будем знакомы. Я не очень далеко живу. Точнее не я – моя семья.
От районной автостанции около часа на автобусе и минут двадцать пешком. Можно сказать совсем рядом, часов за пять можно добраться, хоть каждый выходной езди. А что… там, у мамки, молоко, картохи завались, мясо, грибы, капуста. Здесь, небось, в магазине, только макароны да консервы. А я так поесть люблю. А кто не любит! А ещё я музыку обожаю. И танцевать.
Как начну кружиться, забываюсь, и улетаю куда-то.
Любишь летать во сне? Я каждую ночь летаю. Разбегаюсь и машу руками, пока от земли не оторвусь. Где только не летала. Кажется, всю планету сверху видела, а сама нигде, кроме Архангельска не бывала. Ни разочечка. И мечтаю. Глаза закрою, представляю, как замечательно всё будет… когда-нибудь потом. Только не знаю, когда. Но это обязательно будет. Я уверена. Теперь вот здесь поживу. С новыми людьми познакомлюсь.
– А я не умею танцевать. Только попрыгать могу, словно танцую, а на самом деле совсем не умею. Меня пытались научить. Напрасно. А у вас это… ну… есть кто-нибудь?
– Конечно, есть. Родители есть. Бабушки. Братья. Трое. И две сестры. А ещё у нас три коровы. И телята. Поросята, две козы, овцы, куры… ты что, думаешь, я сирота? Не смотри, что так плохо одета. Заработаю – всего себе накуплю. Буду в белом шёлковом платье щеголять… в туфлях на высоченном каблуке. Лодочкой. У меня всё будет, ага… я так решила.
– Сколько же тебе лет, красавица?
– Восемнадцать.
– Ой, ли! На вид будто бы пятнадцать, не больше. Ладно-ладно, молчу.
Елизавета опустила глаза, пошарила в накладном кармане пальто и уверенно вытащила пачку сигарет «Космос». На её лице сияли усмешка и дерзкий вызов: на, мол, выкуси – уже взрослая! Вот и доказательство.
Антон рассмеялся, достал «Беломор-канал».
Прикурили, встали в позы крайней сосредоточенности: ни дать, ни взять – деловые люди.
Дымят, глаза в глаза, не мигая, смотрят. Долго-долго.
Лиза победила. Может и правда взрослая. Кто их роазберёт, этих преждевременно созревающих современных девчонок.
Леночке шестнадцать было, а она Антона как многоопытная гейша целоваться учила, словно с самой колыбели ту науку постигла.
Да и какая на самом деле Антону разница – любовь, говорят, возраста не имеет. Она или есть, или нет её совсем.
Ого, опять ведь про любовь. Наверно не просто так.
Время за пустячным разговором пролетело быстро. Пришлось вспомнить, что командировка закончена – пора на работу на другой берег реки. Ещё неизвестно на какой стороне лодка, в каком состоянии сегодня лодочник. Любитель он за воротник залить. Зови тогда, не зови – не добраться до противоположного берега.
Можно попробовать потом, если не услышит, через паромную переправу, но туда и обратно пятнадцать километров по грязи шагать, или вдвое длинней крюк лесными тропинками, а там до сих пор снег лежит. Сегодня только тринадцатое марта.
Весна и так поторопилась. Редко в марте случаются подобные оттепели. Нет, паром не выход.
Антон показал Лизе её новое место работы, познакомил с продавщицей, попрощался за руку, договорившись встретиться на следующий день вечером, после работы.