Когда старшая была младшей и единственной, мы купали её на кухне.
Ванной комнаты в бабушкином доме тогда еще не было, как и горячей воды, и туалета. Канализации не было тоже и помойную воду выносили вёдрами на улицу. Выливались вёдра прямо на дорогу, из-за чего зимой улица Гоголя обрастала ледяными торосами самого причудливого цвета, а летом пахла так…
В туалет нужно было выходить во двор, где в самом дальнем углу ютился неказистый деревянный домик. Дожди, снег и ветер давно смыли с него почти всю краску, и потому цвет этой будки определить было невозможно. Хотя нет, цвет начинающего гнить дерева был у туалета. Серо-чёрный. С морщинами трещин и сучков в досках.
И вот, выходишь ты на дальняк зимой, темно, ты сидишь над выгребной ямой и сверху тебя греет мех искусственной шубы, а снизу из очка твои голые ягодицы обдувает холодный вонючий ветерок. Представил? Это не так страшно, как кажется. Но купать грудного ребенка зимой на улице, да ещё и в шубе – это уже слишком. Поэтому купали старшую дочь на бабушкиной кухне, но в холодной воде. Шутка.
Потом старшая подросла, а кухня нет, и девочке захотелось расширить горизонты. Способ был один – сочинять.
Текст, приведенный ниже, судя по почерку, может быть датирован концом 20 века, между 1998 и 1999 годами.
Местами текст утрачен от слёз, но общий его смысл доступен даже неискушенному исследователю.
Фото автора сказки двумя или тремя годами ранее даты написания текста.
Жаль дальше завязки история не рассказалась.