Дядя Расмус так и не сел в автобус: Нелли всматривалась в лица отбывающих и провожающих на его станции и поникла, когда двери с пыхтением закрылись. Из шести часов пути прошло три. В оставшееся время ей удалось прикорнуть в обнимку с саквояжем. Если бы не бдительная соседка, она бы пропустила остановку в Мекленмё, после чего её бы выгнали на большом городском вокзале конечного Липчёпинга.
В темноте она спрыгнула со ступенек прямо в лужу, запачкав сапоги и колготки, и тут же отскочила в сторону, дабы не быть обрызганной спешащим шофёром, который и так пожурил её за задержку. Само тело противилось тому, чтобы сойти здесь.
Ночь сковала лен Эстергётланд своей ледяной хваткой, ветер скулил в сосновых ветвях, чередуясь с уханьем встревоженной совы. Лишь дорожка из моргающих фонарей перпендикулярно трассе свидетельствовала о том, что где-то за кронами деревьев жили люди.
Автостанция погрузилась в сон: её двери заперли на ночь, и ни одна лампочка не осталась гореть внутри. Маленькое здание никто не сторожил: там было нечего брать. Одинокий посетитель, чья машина стояла на парковке для встречающих, набирал номер на диске таксофона. Каждый раз, когда прибор принимал цифру, диск с щёлканьем прокручивался обратно и ударялся об ограничитель. Два расторопных пассажира, которым также не повезло оказаться в Мекленмё, как и ей, шли по грунтовой дороге в сторону домов и вскоре исчезли в лесу. Нелли поплелась за ними. Догнать мужчин она бы не успела, и оставалось лишь надеяться, что к утру её кости не будут обгладывать хищные звери. Возможно, её крик услышат в случае опасности, если она пойдёт достаточно быстро.
Саквояж показался ей очень тяжёлым и своим весом оттянул руку вниз. Нелли поняла, что смертельно устала после напряжённого дня в нотариате, беготни по городу и долгой поездки. Ей хотелось бросить сумку на обочину и сесть рядом, но нужно было идти дальше. Она едва переставляла ноги и считала свои шаги. Ещё десять. Всего десять новых. Ещё немного, и она будет дома. Она уже ближе, чем секунду назад. Осталось совсем чуть-чуть. Нелли перехватила багаж другой рукой и вздохнула: дома ещё даже не показались.
Проходя под конусом фонаря, она услышала гулкий стук по асфальту и обернулась: мужчина из телефонной будки бежал к ней. Нелли вздрогнула и попятилась в тень. У неё не было сил убегать. Человек приближался. Она выронила саквояж и уже хотела отступить в заросли, как знакомый голос привёл её в чувство:
– Нелли, здравствуй! Постой же!
Когда мужчина вышел на свет, она с секунду оглядела его и с радостным кличем кинулась ему на шею.
– Дядя! Я так рада, что ты здесь!
– Ох, собьёшь же с ног.
Запыхавшийся от стометрового спринта, он заключил её в объятия. Ей стало спокойно. Расмус Лундберг, младший брат её матери, был главным добряком в семье. Невысокий и полный, он был бесконечно уютным человеком. Его русые ниспадающие до плеч волосы были зачёсаны назад – причёска дяди словно застыла во времени, детском и беззаботном времени для Нелли, когда жизнь состояла из череды игр, веселья и безобидных проказ. Его закатанные рукава обнажали мощные, привыкшие к труду руки, а штаны на подтяжках поддерживали нависший живот. Возраст Расмуса приближался к пятидесяти, но задора во внутренней печи хватило бы ещё на столько же лет. Рядом с ним Нелли вновь становилась ребёнком.
Она сморгнула слезу облегчения, отпустила его и спросила:
– Когда же ты приехал?
– Где-то полчаса назад. – Ответил он, подбирая её брошенные вещи. – Пойдём, я тебе кое-что покажу.
Он зашагал в сторону автостанции. Нелли вздохнула, только теперь поняв, какую длинную дистанцию она уже преодолела, но, подстёгиваемая загадочной улыбкой дяди, покорно топала следом. У самой подъездной дорожки Расмус свернул за угол, обвёл племянницу вокруг здания и театрально указал обеими руками на красный Альфа-Ромео 30-х годов.
– Та-дам! Хотел, чтобы ты увидела первой.
– Неужели?! Ты. Купил. Машину? – Воскликнула Нелли.
Дядя выпятил вперёд грудь и добродушно поддразнил её:
– А вот и не угадала: сам собрал из запчастей.
Она не верила своим глазам: раритетный кабриолет с волнообразным крылом выглядел совсем новым. В свете фонаря он блестел так, словно его полировку закончили не раньше минуты назад. Две круглые фары на серебристых штангах частично возвышались над капотом, а на радиаторной решётке красовалось название модели и инициалы RL, видимо, специально сваренные фрезеровщиком.
Нелли обошла автомобиль по кругу. Осторожно, боясь заляпать, прикоснулась к дверному кожуху, провела кончиками пальцев по сидениям из бежевой кожи, слегка стукнула ногтем по фаре, придя в восторг от звонкого эха. Вопрос вырвался из её горла на выдохе:
– Но как?
– Некий господин продавал видавшую виды коробку с убитым корпусом. В моей коллекции нашлось несколько запчастей на замену, остальное искал по миру. Что скажешь?
– Он великолепен! Я так рада за тебя! – Она кивнула на водительское место. – Можно?
– Конечно, садись!
Дядя галантно открыл ей дверь. Нелли взгромоздилась на кресло, её коленям стало тесно, и она сместила их в сторону. Такая машина была рассчитана на одного. Гладкий руль занимал почти всё пространство по центру. Руки потянулись к нему и замерли у клаксона.
– Бр-р-рум-брум, – изобразила работу двигателя Нелли.
Её лицо было таким серьёзным, а губы надутыми, что Расмус рассмеялся. Она выкручивала баранку похлеще гонщиков на Формуле-1, изображала, как сигналит нерадивым водителям, вертела головой якобы на поворотах.
– Ты Сегодня ты нас повезёшь? – Спросил дядя.
– Я бы смогла, если бы умела. Так что, герр Лундберг, нас повезёте вы. Правда, не знаю, как я помещусь. – Пожала плечами Нелли и тут же заверила его с напускной серьёзностью. – Но это не станет препятствием для нашего путешествия. С радостью составлю вам пеший эскорт.
– Ничего, доедем как-нибудь. Ты можешь сесть на багажник, а ноги опустить на сидение.
– Багажник? – Вновь изумилась Нелли. – Но там же…
– А вот и да, он там есть. Но, как ты сама понимаешь, он от другой модели, пришлось импровизировать.
– Ты гений, тебе говорили об этом?
– Могли бы и почаще говорить! Залезай.
Она разулась и залезла выше с туфлями в руках. Дядя отдал ей саквояж, плюхнулся на сидение, отчего Нелли чуть не ойкнула от придавленной ступни, и они медленно поехали по грунтовой дороге.
***
Радость от короткой поездки с дядей рассеялась, стоило им свернуть на подъездную дорожку. Расмус плавно припарковался у дома и нахмурился, увидев по соседству новёхонький форд пинто.
– Не иначе как наша важная птица приземлилась, – буркнул он.
У Нелли по коже пробежали мурашки. Ей казалось, кто-то незримо наблюдает за ними, укрывшись во мраке.
Словно отозвавшись на её мысли, в доме зажегся свет. Нелли перекинула руку через забор, чтобы открыть калитку, в тот же миг дверь дома отворили, и женщина в белом платке и ночной рубашке спустилась вниз, сжимая в руке фонарь.
– Явились-таки, – скрипнула она как старая дверь вместо приветствия.
Услышав этот голос, Нелли застыла на месте. Дядя вышел вперёд, встал между ними и без обиняков сказал:
– И мы тебе рады, Эстрида. Как поживаешь?
– То густо, то пусто. – Она бесцеремонно отодвинула Расмуса и ринулась к девушке, всё ещё говоря с ним. – Подожди, дай хоть на дочку взгляну.
Он сдержанно фыркнул, и понёс вещи в дом. Мать повисла на плечах худощавой Нелли, заставив её согнуться. Как будто загипнотизированная, она боялась лишний раз пошевелиться и жала, когда её наконец отпустят.
– Здравствуй, мама. – Пискнула она, стиснутая грузной женщиной с толстыми плечами.
– Что ты как не родная? А ну обними мать покрепче!
Эстрида Гюллинг была на голову ниже, но на разряд сильнее своей дочери. Попавшись в её мощный захват, человек чувствовал, будто его душил удав. Нелли неуклюже освободила локти и погладила маму по голове.
– Так-то лучше. Заходи в дом.
Нелли тихо выдохнула и поднялась по парадной лестнице.
***
Она ночевала в комнате матери, окна которой выходили на соседский дом. Пробуждение началось с сотрясающейся подушки. Открыв глаза, Нелли увидела лицо Эстриды над собой и вздрогнула.
– Вставай, засоня, – хихикнула мать. – Все развлечения пропустишь.
– Да, я уже иду. – Пробормотала Нелли, прекрасно понимая, что под развлечениями имеются ввиду домашние хлопоты.
Эстрида выпорхнула из спальни, а Нелли умылась водой из подготовленной с ночи миски и переоделась.
Солнце едва встало. Даже соседи пока не выпускали своих кур погулять на октябрьском морозце. Но если фру Гюллинг что-то надумала, то остальные могли лишь подчиниться. Правда, это не распространялось на жену её второго брата Олафа, бежевый форд пинто которого ночью стоял на подъездной дорожке. О нём и шла речь, когда Нелли спустилась на кухню. Оба дяди пили кофе, а Эстрида поджаривала им раггмункары3.
– Да, хорошая машина, поздравляю. – Сказал Расмус. – Новая или с рук?
– Ты с ума сошёл? Я не донашиваю машины. Мало ли, где там что проржавело. – Возмутился Олаф и сразу после этого самодовольно улыбнулся. – Прямо с конвейера. Самая первая партия.
– Понятно. Прекрасно, рад за тебя.
Не удовлетворившись коротким обсуждением, старший дядя ринулся в атаку с раскрытыми когтями:
– Ты лучше скажи, что это там за красный трактор во дворе?
Расмус поперхнулся. Их сестра прислушалась. Он осушил чашку, растягивая повисшее в воздухе напряжение, понёс её в раковину, открыл кран и со спокойствием тибетского монаха заговорил:
– Я не видел там никакого трактора, только Альфа-Ромео 1930-го года.
– А, ты про это старьё? – Подскочил старший дядя. – Ему же лет сорок! Как оно вообще ездит? Ты разбиться не боишься?
Взяв с подноса губку и начав медленно протирать кружку, Расмус объяснил:
– Смотри: у него есть двигатель. Когда я выжимаю педаль сцепления и переключаю передачу…
– Нет, ты не понял. – Перебил его Олаф. – Как ЭТО ездит?
– Я всё прекрасно понял, Олли. – Он метнулся к брату и выставил ладони прямо перед его лицом, отчего тот раздул ноздри. – Вот. Эти руки его починили. – Отрезал Расмус.
Олаф уставился на него в упор, его глазки забегали, а шея побагровела.
– Доброе утро. – Решила прервать их немое противостояние Нелли. – Дядя Олаф, мы ещё с вами не виделись. Как доехали?
– О, Нелли, дай-ка на тебя глянуть! – Воскликнул он, проигнорировав её вопрос.
Потрепав её за щёку, как беззащитного щенка, он покачал головой и выдал мнение, о котором его никто не просил, как, впрочем, всегда:
– Да, Эстрида права, ты совсем исхудала. Вон, щёки впали, под глазами синяки. Ты похожа на рыбку, которая барахталась в сети.
– Я ехала сюда до часа ночи, а потом меня подняли ни свет ни заря. У кого угодно так синяки появятся.
Её мать растянула губы в сардонической улыбке, но не стала ничего говорить.
– Где бабуля? – Спросила Нелли у всех сразу.
Олаф отхлебнул остывшего напитка и ответил:
– Представляешь, день рождения у человека, а она пошла доить корову. Вот, бери с неё пример.
Нелли очень хотелось засмеяться: в её голове домашний скот никак не сочетался с образом дяди – импозантного столичного адвоката – и его элегантной супруги –стокгольмского доцента на кафедре международного права. Их десятилетняя дочь также не тянула на доярку и всегда морщилась, если ей приходилось проходить мимо хлева или курятника. Чтобы не подвергать суждения самого уважаемого и ценимого члена семьи сомнениям, она прибегла к фактам:
– Боюсь, корова не поместится в моей мансарде в Этельсборге.
Расмус прыснул.
– Нелли! – Повысила голос Эстрида, мгновенно среагировав на угрозу для авторитета своего близнеца.
Запах подгоревшего картофельного блинчика вынудил её вернуться к готовке.
– А тётя Агата и Вильгельмина тоже здесь? – Сменила тему Нелли.
– Да, – сказал Олаф, – ну и поездочка была, скажу по секрету. Мы даже…
– Что, и новенький форд пинто не помог? – Не удержался Расмус.
Брат одарил его гневным взглядом и сказал:
– Они уже встают.
– Хорошо. – Сказала Нелли, больше не желая быть свидетелем их противостояния. – Я проведаю бабулю и вернусь.
Пока мать ничего не добавила, Нелли юркнула в коридор, обула резиновые сапоги и выбежала через чёрный ход к хозяйственным постройкам.
Единственным человеком, которого она боялась больше собственной матери, была её бабушка Анна, державшая в страхе своих детей и внуков. Всю жизнь она занималась тяжёлым фермерским трудом, который закалил её характер. В свои восемьдесят она обладала куда большей силой воли, чем любой из жителей Мекленмё. Кроме того, она была истовой традиционалисткой и при каждой встрече задавала неудобные вопросы.
Пропустив удар сердца, Нелли открыла дверь в коровник. Равно как и в их прошлую встречу, Анна Лундберг сидела к ней спиной на низкой лавочке и занималась дойкой. Старый скрюченный позвоночник выступал из-под полосатой рубахи. В отличие от прочих людей почтенных лет, она словно разучилась замерзать. Услышав звяканье замка, она обернулась и нахмурила одну бровь.
– Бабушка, здравствуй! – Улыбнулась Нелли. – Поздравляю тебя с…
– Что на тебе надето? Ты выглядишь нелепо. – Отрезала она.
Оглядев себя от груди до сапог, Нелли не нашла, к чему придраться, и просто молчала под суровым взором дряхлой женщины. Чтобы не думать о замечании и не смотреть в глаза личного прокурора, она стала рассматривать глубокие морщины на землистом лице бабушки, её тонкие губы, белые пряди, выбивавшиеся из-под косынки.
– Ты хоть о замужестве-то думаешь? – Перешла она к своему извечному вопросу. – Сидишь в своём нотариате. Тебе двад-цать шесть! Мы должны тебя куда-то пристроить.
– Все собираются завтракать, ба. – Сказала Нелли, выдержав паузу. – Приходи к нам.
Анна махнула рукой и осталась.
***
Нелли проверила, всё ли в порядке с пирогом, и убрала его на антресоль.
В детстве она часто прибегала в пекарню к дедушке Фергюсу, где он учил её замешивать тесто и разрешал украшать сдобные булочки маком и цветными посыпками. А свой коронный лимонный пирог он пёк на каждый праздник: сначала в одиночестве, а потом вместе с внучкой. Дедушки не было с ними более десяти лет. Каждый праздник она повторяла этот рецепт в память о нём.
Когда на одном из таких застолий Нелли заявила, что хочет пойти в кулинарный колледж, а потом открыть свою пекарню, её сестра рассмеялась, а мать грубо осадила: «Ты никогда не станешь пекарем. Ты будешь адвокатом, как дядя, и даже не думай спорить». В тот день у неё внутри что-то надломилось. Ей больше не разрешали ходить в пекарню, и волшебство, которое она там ощущала, так и не вернулось.
Она думала: «Нет, это нормально, что я больше не испытываю детских чувств. В детстве всё кажется зеленее и светлее». И только дедушка смотрел на неё грустными глазами. Единственное, что у них двоих ещё не забрали – это традицию печь лимонный пирог по праздникам.
Олаф и Агата великодушно предложили приютить племянницу в Стокгольме и подготовить её к поступлению, но Эстрида наотрез отказалась создавать им неудобства. Или же боялась, что дочь не потянет, и заранее подготовилась к отступлению? В результате Нелли пришлось искать подработку в Этельсборге, чтобы арендовать жилье и покупать еду. Она вылетела из колледжа на полпути, чем закрыла себе дальнейшее продвижение по службе. Тайну своего провала она оберегала ото всех, надеясь в будущем завершить обучение.
Час спустя к Нелли присоединилась её старшая сестра. Эмилия работала учительницей в единственной школе городка и была полной копией матери: среднего роста, крепко сложенная, но набравшая вес с годами, она маниакально осветляла волосы и по своему обыкновению собирала их в традиционные шведские косы, закреплённые вокруг головы. Нелли думала, что так сестра пытается скрыть свои проплешины, и тайно злорадствовала. Лицо Эмилии было более угловатым, чем у остальных членов семьи, а зрачки размером с бисеринки были едва заметны в бледно-голубых радужках.
– Дорогая, ты как всегда прекрасно выглядишь, – заявила она с порога своим елейным голоском. – А что это у тебя за перо в волосах? Ах, это твоя чёлка, ну извини.
– Привет, Эми. Где же твои дети?
Двое шумных мальчишек с криком вбежали через заднюю дверь, пронеслись через весь дом и выскочили из парадной, чуть не толкнув свою тётю. Их мать лишь с улыбкой пожала плечами. Нелли закатила глаза и фыркнула.
– Ну что, встретила кого-нибудь в своём Этельсберге? – Спросила сестра по пути на кухню.
– …борге. – В который раз поправила Нелли. – Этельсборге. И я хочу обсудить что-нибудь другое. Лукас присоединится к нам?
– Да, он вернётся после проповеди. Увы, не смогла его сегодня послушать. Кстати, ты там у себя ещё ходишь в церковь?
Отношения Нелли с Богом были непростыми. До того, как её профессиональную мечту обескрылили, она верила в садовых фей, и ей даже казалось, что когда-то давно она видела одну среди кустиков морошки. Ей нравилось думать, что некие высшие силы помогают людям в повседневных делах, и она точно знала, какие желания загадала бы, будь у неё волшебная лампа Алладина.
Но после ей сказали, что всё это не правда и существует только один главный Волшебник, правилам которого нужно подчиняться. Она не испытывала такой же радости во время лютеранских ритуалов, какую ощущала, приподнимая в саду листик в поисках сказочных существ.
– Разумеется, да, каждое воскресенье. – Прогундосила Нелли, давая понять, что дела обстоят совсем иначе, но углубляться в тему она не намерена.
– Это замечательно. Мы все молимся за тебя, чтобы Бог спас тебя от одиночества.
Младшая гбллинг приподняла бровь, как бабушка, и увлекла Эмилию на кухню. Не успели они заняться готовкой, как наверху раздался визг Вильгельмины. Зная о попустительском отношении сестры к воспитанию собственных детей, Нелли сказала:
– Продолжай, я посмотрю, в чём там дело.
Она поднялась по лестнице и заглянула в детскую, которую раньше делила с сестрой. Её маленькая кузина сидела на полу и плакала над порванной тряпичной куклой в блестящем шифоновом сарафане. Том и Андрес перекидывали друг другу игрушечную голову с косичками из конского волоса.
– Как вам не стыдно? – Громче обычного спросила Нелли. – Злые мальчишки! Немедленно прекратите!
Эмилия поднялась следом, успокаивающим жестом положила руку на плечо сестры и сказала:
– Они просто играют. Разве мы так с тобой не играли?
– Да, – ответила Нелли, – я прекрасно помню, как ты портила мои вещи. А сейчас ты позволяешь то же самое своим сыновьям. Кто из них вырастет?
Продемонстрировав клыки, Эмилия приподнялась на цыпочках, чтобы компенсировать их разницу в росте, и процедила:
– Как минимум, они будут такими же целеустремлёнными и сильными, как я. А ещё твоё бездетное мнение о воспитании малышей здесь никого не интересует.
Она жестом подозвала смущённого Андреса, в руках которого осталась часть куклы, и передала её Нелли. Том ухмылялся, смотря ей прямо в глаза.
– Мальчики, идёмте со мной. Мы погуляем, и я куплю вам мороженое. А вы, – она кивнула на Нелли и зарёванную Вильгельмину, – приведите себя в порядок.
Когда троица двинулась вниз по центральной улице, девочка выбежала из комнаты. Из родительской комнаты было видно, как кузина прячется в колючих кустах шиповника. Мальчикам она приходилась двоюродной тётей, хотя и была ровесницей младшего.
Вильгельмина родилась, когда Нелли исполнилось шестнадцать, и по возрасту была ближе к племянникам, чем к старшим кузинам. Её судьба была известная родителям ещё до того, как она выбрала свои любимые предметы в школе.
Нелли подобрала туловище её куклы и полезла за швейной шкатулкой. Кое-как сшив обе части игрушки, она поняла, что чего-то не хватает, и забралась на чердак, где сушились травы. Пять минут спустя Гюллинг подошла к зарослям шиповника.
– Тук-тук. – Сказала она, глядя сквозь голые ветви, с которых уже собрали ягоды.
– Уходи! Моей куклы больше нет. Как и твоих вещей.
Вильгельмина уронила голову на колени, обхватила её руками и всхлипнула.
– А как ты смотришь на то, – мягко поинтересовалась Нелли, – чтобы попросить фей починить её?
Девочка подняла на неё своё заплаканное лицо и прокричала:
– Их не бывает!
– Кто тебе такое сказал?
– Мама. И п-папа.
Нелли обошла колючие кусты и села рядом.
– Знаешь, многие взрослые забывают о том, что в детстве видели добрых магических существ. Феи помогали мне, когда мы ссорились с Эмилией: они чинили поломанные игрушки, показывали самые красивые цветы, посыпали меня пыльцой. – Нелли сорвала запоздалый цветок дикой розы и рассыпала лепестки над кузиной. – Я думаю, мы можем попросить их помочь и тебе.
– Как? – Недоверчиво уточнила девочка.
– Ну-у, – протянула Нелли, – вроде они любят сладости. Я делилась с ними конфетами и зефиром. Дома, наверное, этого нет. Но давай положим им мармеладку в секретном месте? Например, в лесу под корягой.
Вильгельмина подхватила камень и со злостью бросила его на соседский огород.
– Мама не разрешает мне ходить в лес. Они не починят мадам Сисси́!
– Ничего страшного, – Нелли успокаивающе погладила её по волосам, – тогда мы найдём новое секретное место. Феям нравятся три вещи: сладость, темнота и время. Они боятся работать у всех на виду. Давай ты найдёшь мармелад, а я поищу укрытие?
Девочка кивнула, они вместе вернулись в дом. Не без удовольствия Нелли вытряхнула старые книги Эмилии из коробки и сложила стопку под кроватью. Если их погрызут мыши, никто не расстроится. Она положила отремонтированную игрушку внутрь и накрыла салфеткой. На улице Вильгельмина с куском мармелада уже переминалась с ноги на ногу.
– Ты готова? – Спросила Нелли.
– Да! Пойдём скорее.
Они обошли весь двор в поисках подходящего места. Рядом с коровником Вильгельмине подурнело, и пришлось уйти на другой конец участка. Лучшим клочком земли признали единственную клумбу, на которую со скрипом согласилась Анна. Сейчас это место напоминало карликовый погорелый лес: все цветы иссохли, их семена валялись ненужными.
– Отлично, – сказала Нелли, – теперь положи угощение на землю, а я накрою его.
Когда младшая выполнила свою часть «ритуала», старшая быстро перевернула коробку вверх дном и накрыла ею импровизированный алтарь.
– А теперь закрой глаза и трижды попроси фей починить мадам Сисси. Но не подглядывай, иначе они испугаются. Я тоже не буду смотреть.
– Обещаешь?
– Да.
Пока Вильгельмина произносила «заклинание», Нелли тихо вытащила мармелад и спрятала в кармане.
– Ты готова проверить? – Подмигнула она.
Девочка кивнула.
– Открывай!
Подняв коробку, Вильгельмина дрожащими руками развернула «саван» из накрахмаленной салфетки и издала радостный клич: её кукла была целой и невредимой, да ещё и в венке из сушёной лаванды. Нелли поспешила предупредить её:
– Вера в чудеса помогает преодолевать трудные времена. Но у каждого чудо своё. Поэтому никому не рассказывай об этом, ладно?
Девочка прижала мадам Сисси к груди, кивнула и с широкой улыбкой убежала в дом. Нелли не знала, чего хотела больше: помочь этому ребёнку или себе в прошлом, когда Эмилия нанизала её войлочную лошадку на прут и сожгла на костре. В тот день феи не вернули её игрушку, но на следующий она нашла за трухлявым пнём сверкающую булавку, которую до самого переезда прикалывала к подолу юбки или изнанке пиджака. Нелли перестала верить в чудеса, когда булавка потерялась, но не хотела, чтобы переставала Вильгельмина.
Оглянувшись напоследок на клумбу таинств, она замерла: среди чёрных палок с иссохшими соцветиями оказался бутон махровой календулы, которого она раньше не замечала.
***
К тому моменту, как старшие женщины вернулись с воодушевляющей проповеди пастора Лукаса, а мужчины – с рыбалки, сестры уже накрыли на стол. Не проронив ни слова за всё время готовки, они расселись по разным концам стола. Нелли порой загадочно переглядывалась с Вильгельминой и больше не расстраивалась из-за выходки сестры.
Всё шло хорошо ровно до тех пор, пока Эмилия не поинтересовалась у мужа:
– Дорогой, вы сегодня помолились за мою сестру?
Как и Нелли, в перемывании соседских косточек он не участвовал. Но поговаривали, что он не отказывал в совете или сочувствии ни одному прихожанину, если к нему обращались. Лукас по привычке поправил очки, пригладил и без того идеально прилизанную причёску и промычал:
– Угу.
После герр Аслунд вернулся к чтению газеты, но Нелли знала – это была лишь первая заброшенная удочка.
– А ты, бабуля?
Анна, всё ещё нарядная после посещения церкви, подхватила тему:
– Да, я каждый день молюсь, чтоб ей наконец послали добротного мужа. А то, ишь, сидит себе, в ус не дует, а мы тут руки заламываем.
– Да-да, согласна с тобой, – добавила Эстрида. – У нас же всё в жизни удалось, мы же всё правильно сделали. Осталось только младшую пристроить. Болит у меня за неё сердце, очень болит.
Прожевав фрикадельку, которая никак не лезла в горло, Нелли ответила им всем:
– Что ж, жаль быть пятном на вашей прекрасной семейной репутации.
– Нелли, милая! – Вскрикнула мать фальцетом. – Разве ты не видишь, как повезло Эмилии? Я надеюсь, и у тебя будет дом-полная чаша.
Том показал на тётю вилкой и с ухмылкой съязвил:
– Кому она нужна? Она уже старая. Ста-ра-я!
Его младший брат хихикнул. Агата, вышедшая замуж за Олафа в более позднем возрасте, нахмурилась.
– Томас! – Притворно возмутилась Эмилия. – Не говори так.
– Старая недоучка! – Не унимался он. – Ста-ру-ха. Не-е-е-уч!
Вопрос Анны о том, кто же она тогда, затерялся в криках ребёнка и матери, пытавшейся его успокоить. Эстрида уточнила:
– Что ты имеешь ввиду, дорогой мой? Ты сказал: «Недоучка». Я правильно услышала?
– А ты разве не в курсе, ба? Мама говорила, что Нелли выпнули из колледжа и что она будет работать дворницей. И состарится в одиночестве.
Нелли будто ударили под дых. Она мгновенно встала из-за стола со словами:
– Лучше ещё раз помолитесь за меня господу. Однажды ваши молитвы будут услышаны. – Она отнесла свою тарелку в раковину и вышла подышать.
Как только она закрыла дверь, перешёптывания за её спиной раззадорились до разговора на повышенных тонах. Гюллинг побродила по участку, досчитала до тысячи по-французски и вернулась в дом. Коридор, венчавшийся столовой, имел ответвление в спальню Анны. Оттуда раздавался ритмичный стук, будто кто-то играл в футбол. Заглянув внутрь, Нелли убедилась, что так оно и было: мальчики пинали… её пирог. Её память о дедушке Фергюсе. Результат её двухчасового труда. Верхушка вскрылась и нарезанные кубики лимона валялись по всему полу. Лишь порванная пустая оболочка летала по комнате как потерявший управление НЛО.
Заметив, что Нелли наблюдает из дверного проёма, Андрес прекратил и съёжился. Том развернулся на пятках, увидев, как тётя медленно приближается к нему.
– Убери, дворница. – Тявкнул он, толкнув разрушенный пирог в её сторону.
Нелли села на корточки и также неспеша подняла дырявое тесто. Старший племянник сглотнул. Она улыбнулась и рывком надела мятый корж ему на голову. Всё, что оторвалось, она запихнула ему за шиворот. Том заверещал, Андрес выбежал в коридор с криками: «Мама! Мама!»
Разъярённая тигрица за долю секунды материализовалась в комнате, чтобы защитить своих малышей, в проходе за ней возникло несколько любопытных голов.
– Ты больная?! – Взревела Эмилия, схватив сестру за грудки. – Что ты сделала с моим мальчиком? Как ты могла-а-а?!
Нелли перехватила её запястья и с высоты своего роста рявкнула:
– Это следовало надеть на голову тебе, раз ты такая посредственная мать!
Том стоял в ошмётках пирога и ревел, весь пол был заляпан кусочками начинки, свидетели покинули бардака толпились у дверей.
– Вы видели, что она сделала с моим мальчиком? Видели?! – Орала Эмилия, пытаясь трясти сестру за плечи.
– Вы видели, чем они играли. Видели? – Передразнила её Нелли, обращаясь к свидетелям.
– Кто-нибудь, разнимите их! Олаф, Расмус, сделайте уже что-нибудь! – Потребовала Агата.
Мужчины вышли из ступора и вмешались. Им потребовалось только отцепить старшую сестру от младшей: как только её пухлые пальцы разжались под давлением сильных рук, вторая сразу же отпустила её запястья. Осознав, что она не одержала безоговорочной победы, Эмилия завопила, пока Олаф выводил её:
– Я тебе ещё покажу, гадина! Ты у меня попляшешь! – Её крик приглушился захлопнутой дверью.
Агата обратилась к пастору:
– Лукас, успокойте свою жену, поговорите с ней. – Как только он отправился в комнату, в которой старший дядя закрыл племянницу, она обратилась к Тому. – А ты иди со мной, надо привести тебя в порядок.
Он протащился мимо тёти. Агата положила руку ему на плечо и подтолкнула в сторону ванной. Она сказала дочери:
– Минни, идём с нами, будешь помогать.
С младшей Гюллинг остались мать, дядя Расмус и бабушка. Дождавшись подходящего момента, Эстрида схватилась за голову, вопрошая:
– Что же ты натворила? Как ты вообще… Он же ребёнок! А ты ещё и недоучка! Теперь мы всё знаем. Я разочарована в тебе. Окончательно и бесповоротно!
– Бога ради, Эсси, ты хоть помолчи! – Расмус сжал её плечо. – Этого сорванца давно пора было проучить! – Он вывел её на кухню, несмотря на вялый протест.
Нелли расплакалась и кинулась собирать куски еды:
– Прости, ба. Я не хотела портить твой день рождения. – Бормотала она. – Я приведу всё в порядок, дай мне только пару минут.
Бабушка опустилась рядом с ней на колени и оторвала её трясущиеся руки от уборки.
– Я сожалею только о том, что мы не попробуем твой пирог в этот раз. Но скандал был самым выдающимся за последние годы. – Хохотнула Анна. – Оставь это. Убираться будут Том и Андрес.
– Прости, пожалуйста, – взмолилась Нелли, давясь слезами, – прости меня, прости! Я уйду прямо сейчас, чтобы никого не раздражать.
Бабушка обняла её, гладя по спине.
– Всему своё время, дочка. Она поцарапала тебя?
– Я не знаю. Не важно. – Закачала головой Нелли. – Нет, наверное.
– Переоденься. Если увидишь ранки, мы их обработаем.
Она вытерла слёзы внучки рукавом, прижала её к себе.
– Я уеду, ба! Не хочу быть здесь! Я ужасно виновата перед всеми.
– Хорошо, Нелли, ты вольна уезжать и приезжать, когда захочешь. Но знай: я всегда буду тебе рада.
***
Она обнаружила шесть кровавых отметин от ногтей под своими ключицами, но не стала сообщать об этом: и без того создала переполох. Нелли быстро покидала едва распакованные вещи в саквояж, чмокнула бабушку на прощанье, проигнорировала свою мать, которая сидела со скорбной миной, пока Олаф измерял ей давление, и вышла наружу.
Эмилия зыркнула на неё из окна и показала кулак перед тем, как кто-то утащил её вглубь комнаты и задвинул шторы.
– Подожди! – Крикнула Вильгельмина, сбегая вниз по лестнице.
Нелли вернулась в дом, чтобы девочка не простудилась. Та впопыхах потеряла равновесие и налетела на руки кузины.
– Вот. – Она протянула свой маленький зажатый кулачок и раскрыла пальцы. – Феи просили тебе передать.
Сердце Нелли учащённо забилось: девочка возвращала ей булавку со стразами, которую она считала утерянной много лет назад.
– Спасибо тебе. Спасибо, я так рада. Правда. – Она крепко обняла Вильгельмину и, попрощавшись с ней, вышла к дядюшке Расмусу, который прогревал мотор.